пути Господни

День начался для Марка как обычно — с легкого беспокойства перед школой, но это чувство быстро переросло в панический ужас, стоило ему переступить порог учебного заведения. Он знал, что сегодня ему нужно будет особенно постараться, чтобы избежать встречи с Назаром. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица, а ладони вспотели. Утро началось с урока биологии, что было для Марка спасением, так как это был предмет не Назара. Но сразу после звонка, возвещающего о начале перемены, Марк начал лихорадочно планировать свой маршрут. Он посмотрел на расписание и с ужасом обнаружил, что следующий урок — история. Он почувствовал, как внутри все похолодело, а желудок скрутило от страха.«Нет, только не это», — пронеслось у него в голове. Он решил действовать быстро и решительно. Он подошел к однокласснику и прикинулся, что ему срочно нужно забрать забытую тетрадь из кабинета биологии. Под этим предлогом он выскочил из класса и помчался в противоположную сторону. Сердце бешено колотилось, а дыхание сбивалось. Он крался по коридору, словно вор, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что Назар не идет следом. Он чувствовал себя идиотом, но не мог остановиться. Добравшись до кабинета биологии, Марк притворился, что ищет тетрадь, но на самом деле пытался выиграть время. Когда прозвенел звонок, означающий начало урока истории, он уже был далеко от кабинета Назара. Он направился в туалет, где провел следующие несколько минут, уставившись в одну точку и пытаясь успокоить дрожащие руки. Он чувствовал себя жалким и трусливым, но страх перед предстоящим разговором парализовал его. Он ненавидел себя за это малодушие, но ничего не мог с собой поделать. Когда урок Назара закончился, Марк наконец решился покинуть свое укрытие. Он крался по коридорам, стараясь держаться как можно дальше от кабинета истории. Он чувствовал себя шпионом, постоянно оглядываясь и прячась за углами. Каждое его движение было пропитано напряжением, а любой звук заставлял его вздрагивать. Он видел своих друзей, но старался не попадаться им на глаза. Он чувствовал себя отстраненным от всего мира, словно находился в каком-то своем собственном кошмаре. В столовой он тщательно выбирал себе место, садясь за самый дальний стол, подальше от того места, где обычно сидел Назар. Он быстро проглотил еду, не чувствуя ее вкуса, и постоянно оглядывался. Он чувствовал себя загнанным зверем, готовым в любую секунду броситься наутек. Его мучила совесть за то, что он так себя ведет, но страх был сильнее разума. Он понимал, что Назар не враг, но все равно не мог пересилить себя. После столовой он целенаправленно выбрал путь, который вел в обход кабинета Назара, и провел время, слоняясь без дела в библиотеке, хотя терпеть не мог читать. Он бессмысленно листал книги, стараясь не думать о том, что ему придется сделать дальше. Он чувствовал себя таким уставшим от этой постоянной игры в прятки, что хотелось просто провалиться сквозь землю. Урок физкультуры Марк провел на скамейке запасных. Он притворялся, что у него болит нога, и старался держаться подальше от всех. Он наблюдал за игрой, но его мысли были далеко. Он думал о том, как ему избежать Назара до конца дня. Каждая секунда казалась вечностью. Когда прозвенел звонок, возвещающий об окончании уроков, Марк выбежал из школы, как будто за ним гнался сам дьявол. Он даже не попрощался с друзьями, лишь махнул рукой на бегу и растворился в толпе. Он чувствовал себя измотанным и опустошенным. Он знал, что это не выход, и ему рано или поздно придется поговорить с Назаром, но он был слишком напуган, чтобы сделать это сегодня. Сев на скамейку в парке, который находился недалеко от школы, он уронил голову на руки. Он чувствовал себя паршиво и ужасно устал от всего этого. Он понимал, что ведет себя глупо и безответственно, но страх перед предстоящим разговором был слишком велик. Он просто хотел, чтобы этот день поскорее закончился и ему не нужно было бы больше бегать. Его душа кричала, но голос его был тих, слишком тих, чтобы донести его до Назара. Он просто хотел спрятаться и исчезнуть. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в теплые оттенки оранжевого и розового, когда Марк, чувствуя себя немного безопаснее после изнурительного дня. Марк сидел на скамейке, наблюдая, как ветер играет с листьями на деревьях, когда услышал знакомый голос. Он похолодел. Это был Назар. Он приближался к нему, излучая спокойствие и сдержанную печаль. Марк почувствовал, как все внутри него сжалось в тугой комок. Он знал, что бежать больше некуда. — Марк, — произнес Назар мягко, присаживаясь рядом с ним на скамейку. — Я хотел с тобой поговорить. Марк молчал, уставившись в землю. Он чувствовал, как напряжение в его теле нарастает с каждой секундой. Он хотел встать и убежать, но его ноги словно приросли к месту. Он понимал, что это неправильно, что он должен ответить, но страх сковал его волю. — Я заметил, что ты меня избегаешь, — продолжил Назар, его голос звучал спокойно, но с ноткой грусти. — Я не знаю, что я сделал не так, но если я чем-то тебя обидел, я хотел бы это исправить. Марк услышал искренность в его голосе, но он не мог перебороть свои чувства. Он чувствовал себя загнанным в угол, и от этого в нем нарастало раздражение. Он не хотел ничего объяснять, он хотел, чтобы его оставили в покое. Он поднял глаза на Назара, и в его взгляде плескалась смесь страха, злости и отчаяния. — Просто оставь меня в покое, — прохрипел Марк, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Мне не о чем с тобой разговаривать. Назар удивленно посмотрел на него, его брови слегка нахмурились. Казалось, он не ожидал такого ответа. Марк видел, что он явно не понимает, почему он так себя ведет, и эта непонятливость еще больше бесила Марка. — Марк, но… — начал Назар, но Марк его перебил. — Нет никаких “но”! — выпалил он, резко вскакивая со скамейки. Его голос сорвался, и он чувствовал, как в груди все клокочет. — Просто отвали от меня, понял?! Он чувствовал, как внутри него все кипит, как под давлением поднимается волна агрессии. Он хотел накричать на Назара, высказать ему все, что у него накопилось, но вместо этого он просто развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. — Пошел ты! — бросил он на ходу, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно более грубо и оскорбительно. Он ненавидел себя за это, но он не мог с собой справиться. Он был словно одержим каким-то бесом, который заставлял его вести себя как последний мерзавец. Он бежал, не разбирая дороги, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Это были слезы злости, отчаяния и ненависти к самому себе. Он ненавидел себя за то, что он такой трус, за то, что он не может просто поговорить. Он ненавидел Назара за то, что он поставил его в такое положение. Он ненавидел весь мир, который заставлял его страдать. Когда он остановился, отдышавшись, то понял, что ушел довольно далеко от парка. Он почувствовал себя опустошенным, словно из него выкачали все силы. Его сердце бешено колотилось, а в горле застрял горький ком. Он понимал, что только что совершил большую ошибку, но уже ничего нельзя было исправить. Он обидел Назара, и, что еще хуже, он обидел себя. Он плелся домой, чувствуя, как его накрывает волна стыда. Он знал, что его поведение было отвратительным, но он не мог остановиться. Он был словно на американских горках, то взлетая от чувства облегчения, что избежал разговора, то падая в пропасть отчаяния и ненависти к самому себе. Он думал о том, как Назар, наверняка, сейчас обижен и расстроен его словами, и это чувство причиняло ему почти физическую боль. Но, несмотря на это, он не мог заставить себя признать свою вину. Он был слишком горд, слишком испуган, слишком сломлен. Он знал, что сделал все неправильно, но как всегда, не мог найти в себе сил, чтобы это исправить. Он просто хотел, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Музыка гремела, казалось, вырываясь из стен тесной квартиры, наполненной густым дымом и запахом дешевого алкоголя. Марк сидел на продавленном диване, чувствуя себя одновременно и частью этой безумной вечеринки, и чужаком, смотрящим на все со стороны. Он сделал еще одну дорогу, и едкий вкус наполнил его нос, вызывая легкую эйфорию, которая, как он надеялся, заглушит все терзания последних дней. Вокруг него хохотали и кричали подростки, их силуэты размывались в полумраке, словно призраки. Марк смотрел на них, чувствуя легкую зависть к их непринужденности. Он тоже хотел быть таким — свободным от своих переживаний и страхов, но ему казалось, что он навсегда застрял в своем собственном лабиринте. Он сделал еще одну дорогу, и комната начала плыть перед глазами. Музыка казалась громче, голоса — размытее. В голове промелькнули обрывки мыслей и образов. Он вдруг вспомнил лицо Назара, его спокойный и грустный взгляд, и от этого воспоминания в груди кольнуло. Он зажмурился, стараясь прогнать этот образ, но он не отступал. Он открыл глаза и огляделся. Комната, казалось, изменилась, стала какой-то неестественно яркой, а тени стали длиннее и зловещее. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок, и ему показалось, что он увидел Назара, стоящего у двери. Его сердце бешено заколотилось, и он замер, стараясь не выдать своего страха. «Нет, это невозможно», — пронеслось у него в голове. Он снова закрыл глаза, стараясь успокоиться. Он сделал глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. «Это всего лишь игра моего воображения», — убеждал он себя, но чем больше он старался в это поверить, тем больше ему казалось, что Назар действительно здесь. Он снова открыл глаза и увидел его. Теперь он стоял ближе, в тени, но Марк отчетливо видел его черты лица. Он не улыбался, не хмурился, он просто смотрел на него, и в этом взгляде было какое-то невысказанное обвинение. Марк почувствовал, как по спине пробежал липкий пот, а руки начали дрожать. Он почувствовал, как внутри поднимается паника, смешанная с виной. Он знал, что Назар не может быть здесь, но он не мог отделаться от этого навязчивого ощущения. — Ты что, бледный какой-то? — кто-то из компании легонько толкнул его в плечо, вырывая из транса. Марк с трудом перевел взгляд на своего собутыльника и выдавил улыбку. — Все в порядке, — пробормотал он, стараясь казаться спокойным, но сердце все еще колотилось как бешенное. Он сделал еще глоток из бутылки, надеясь приглушить этот нарастающий страх. Но чем больше он пытался отвлечься, тем сильнее становилось это ощущение, что Назар рядом, он наблюдает за ним. Он снова огляделся, и теперь ему казалось, что он видит его в каждой тени, в каждом углу комнаты. Он то появлялся, то исчезал, словно призрак, преследующий. Марк почувствовал, как его охватывает волна тошноты. Он задыхался, ему казалось, что в комнате нечем дышать. Ему вдруг захотелось выбежать отсюда, забыть про все это безумие, но ноги его словно приросли к дивану. Он был заперт в этой галлюциногенной ловушке, из которой не было выхода. Он схватил со стола еще одну таблетку, и, не задумываясь, проглотил ее. Он хотел, чтобы этот кошмар закончился, чтобы он перестал видеть Назара, чтобы он перестал чувствовать вину. Ему казалось, что он тонет, и наркотики были единственной соломинкой, за которую он мог ухватиться. Но вместо облегчения, он почувствовал еще большую тревогу. Комната начала вращаться, стены наступали на него, а образы стали еще более размытыми и пугающими. Ему казалось, что Назар стоит прямо перед ним, его взгляд пронзительный и осуждающий. Марк почувствовал, как его глаза наполняются слезами. — Прости, — прошептал он, обращаясь к галлюцинации, — я не хотел забывать это тогда… Слова застряли в горле, он не мог договорить. Он чувствовал себя таким слабым и жалким. Он был потерян, сломлен, и ему казалось, что он никогда не выберется из этого кошмара. Он был один, и все, что его окружало, казалось ненастоящим, искаженным его собственным сознанием. Он был загнан в ловушку собственных страхов и вины, и никто не мог ему помочь. Ночь опустилась на город, укрывая его темным покрывалом, но для Марка она была полна хаоса и беспокойства. После безумной вечеринки, где наркотики лишь усилили его душевные терзания, он брел по улицам, как призрак, гонимый чувством вины и отчаяния. Его ноги сами несли его к дому Назара, как будто невидимая сила тянула его туда. Он понимал, что это безумие, но не мог с собой справиться. Он хотел все исправить, хотел загладить свою вину, хотя бы попытаться. Дом Назара выглядел как тихая гавань в этом бушующем океане его эмоций. Свет в окнах был тусклым и теплым, как будто там царило спокойствие и умиротворение. Марк подошел к двери, сердце колотилось в груди, словно пойманная птица. Он несколько раз занес руку, но не решался постучать, терзаемый сомнениями. Он не знал, как его примут, не знал, что сказать. Наконец, собравшись с духом, он постучал. Звук его стука показался ему оглушительным в ночной тишине. Дверь открылась почти сразу, и на пороге появился Назар. Он выглядел уставшим, но его глаза были наполнены удивлением и тревогой, когда он увидел Марка. — Марк? Что ты здесь делаешь? — спросил он, его голос был сдержанным, но Марк услышал в нем нотки беспокойства. Марк замялся, слова застревали в горле. Ему было так стыдно за свое поведение, что он не мог поднять глаза на Назара. Он чувствовал себя таким ничтожным, таким жалким. Наркотики все еще кружили в его голове, притупляя его чувства, но не приглушая жгучую боль стыда. — Я… я пришел извиниться, — пробормотал он, с трудом выговаривая слова. Его голос был хриплым и дрожал, как осенний лист на ветру. — За все… за то, как я вел себя… в парке…и в клубе тогда… Назар молча смотрел на него, его лицо было непроницаемым. Марку казалось, что он видит в его глазах разочарование и боль. Он почувствовал, как его сердце сжимается от вины. Он знал, что он этого заслужил. — Я знаю, что был идиотом, — продолжил Марк, его голос стал тише, почти шепот. — Я просто… я не знаю, что на меня нашло… я не хотел тебя обидеть. Ты мне правда безумно нравишься. Он чувствовал, как слезы подступают к глазам, но он сдерживал их, стараясь не казаться совсем уж размазней. Он понимал, что его извинения звучат глупо и неубедительно, но это было все, что он мог сейчас сказать. — Марк, — мягко сказал Назар, его голос был таким тихим, что Марку показалось, что он слышит его сквозь толщу воды. — Ты не в себе. Посмотри на себя. Ты пьян или… или под чем-то? Марк почувствовал, как по щекам покатились слезы. Он не отрицал, что он под наркотиками, его состояние было слишком очевидным. Он чувствовал себя словно обнаженным, его слабости и недостатки были выставлены на всеобщее обозрение. — Я знаю, — прошептал он, его голос дрожал еще сильнее. — Я знаю, что это все неправильно… но я не мог по-другому. — Это не оправдание, Марк, — твердо сказал Назар, его голос стал более жестким. — То, что ты делаешь, это неправильно. Ты не можешь приходить ко мне в таком состоянии, это нечестно ни по отношению ко мне, ни по отношению к самому себе. Марк почувствовал, как его охватывает волна отчаяния. Он знал, что Назар прав, но в глубине души он надеялся, что его извинения что-то значат. Он мечтал о том, что Назар его поймет, простит, но все его мечты рушились на глазах. — Я… — он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. — Уходи, Марк, — оборвал его Назар, его голос стал холодным и отстраненным. — Ты сейчас не в том состоянии, чтобы разговаривать. Проспись.Возвращайся, когда придешь в себя. Марк опустил голову, чувствуя, как его мир рушится. Он знал, что это конец, что он перешел черту. Он больше не мог ничего сделать. Он посмотрел на Назара, его глаза были полны боли и разочарования, и он понял, что все его надежды на искупление разбились вдребезги. — Хорошо, — прошептал он, его голос был едва слышен. — Я уйду. Он развернулся и пошел прочь от дома Назара, его ноги словно не слушались его. Он чувствовал себя раздавленным, опустошенным и сломленным. Он все испортил, он разрушил все, и он не знал, как жить дальше. Он брел по ночным улицам, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете. Его извинения были пусты, его попытка искупления была провальной, и теперь он остался один на один со своим горем. Он проклинал себя за свою слабость, за свою глупость, и в этот момент ему казалось, что он никогда не сможет простить себя за то, что он сделал. Ночь опустилась на город, окутывая его тишиной, но в квартире Назара царила совсем иная атмосфера. Он сидел на диване, обхватив голову руками, и смотрел в одну точку, словно пытаясь найти ответы в темноте комнаты. Сердце его было разбито на мелкие осколки, и он чувствовал, как они царапают его изнутри. Он думал о Марке. Образ его всплывал в сознании, размытый и противоречивый. С одной стороны, он видел растерянного и испуганного подростка, который отчаянно нуждался в помощи, с другой — того злого и агрессивного парня, который бросал в него оскорбления и отталкивал, не желая принимать его поддержку. Эта противоречивость разрывала его сердце на части. Он прикрыл глаза и позволил воспоминаниям нахлынуть на него. Он вспомнил первый раз, когда увидел Марка — угрюмого, но такого талантливого, и как постепенно он начал видеть в нем что-то большее, чем просто ученика. Он помнил их редкие разговоры, те моменты, когда Марк открывался перед ним, и каждый раз Назар чувствовал, как его сердце наполняется теплотой и нежностью. Он знал, что его чувства выходят за рамки простого учительского сочувствия. Он понял, что любит Марка, полюбил его по-настоящему, всей душой. Эта любовь была для него тайной, которую он тщательно скрывал. Он не мог позволить себе проявить свои чувства, ведь это было бы неправильно, непозволительно. Он был учителем, и он должен был оставаться профессионалом. Но эта любовь продолжала жить в нем, как огонек, согревающий его душу в самые холодные и темные ночи. Но теперь, после всего, что произошло, эта любовь приносила ему лишь боль. Он чувствовал себя обманутым, преданным. Он видел, как Марк идет по неправильному пути, как он топит свою боль в наркотиках, и от этого сердце Назара сжималось от бессилия. Он хотел помочь ему, хотел вытащить его из этой ямы, но не знал, как это сделать. Он открыл глаза и посмотрел на свои руки, словно не узнавая их. Он помнил, как его руки дрожали, когда он закрывал дверь перед Марком, отсылая его обратно в ночь. Он понимал, что поступил правильно, что он не мог позволить себе вовлечься в эту драму. Но в то же время, он чувствовал, как от этого решения в его душе вырывается вопль отчаяния. Он знал, что Марк не в себе, он был неадекватен, но это не отменяло его чувств. Назар любил его, любил его таким, какой он есть, со всеми его недостатками и противоречиями. Но в то же время, он понимал, что не может принять его таким, каким он стал сейчас. Он не мог стоять в стороне и наблюдать, как он разрушает свою жизнь. Ему хотелось, чтобы Марк вырос, стал лучше, избавился от своей боли и обид. Он вздохнул, и этот вздох был полон печали и безнадежности. Он понимал, что его любовь к Марку не принесет ему счастья. Она была как запретный плод, сладкий и манящий, но приносящий лишь страдания. Он понимал, что, возможно, ему придется отпустить Марка, отпустить его на волю, дать ему самому разобраться со своими проблемами. Он встал с дивана и подошел к окну, глядя на ночной город, который словно затаил дыхание. Ему хотелось кричать, хотелось вырвать эту боль из груди, но он молчал, сдерживая свои эмоции. Он был учителем, и он должен был быть сильным, должен был быть примером. Но внутри он был сломлен, раздавлен своей любовью. Он понимал, что ему нужно отпустить Марка, дать ему возможность измениться. Но эта мысль была для него невыносимой, как будто он должен был оторвать часть своей души. Он знал, что его чувства к Марку настоящие, глубокие, но сейчас они лишь причиняют боль им обоим. Он не знал, что делать, он не видел выхода. Ему оставалось лишь сидеть в одиночестве, в тишине своей квартиры, и оплакивать свою любовь, которая, возможно, никогда не сможет стать реальностью. Он понимал, что возможно, ему придется отказаться от своих чувств ради блага Марка, но эта мысль причиняла ему невыносимую боль, рана, которая, казалось, никогда не заживет. Он любил его, но эта любовь, казалось, была обречена с самого начала.