Искусство восхождения | The Art of Ascension

      Когда Гермиона лежала в постели в тот первый вечер после Святого Мунго. Сонное зелье начало действовать, и она попыталась подготовиться к снам, которые вскоре увидит. Она настраивала себя на хорошие, позитивные вещи. Но, в конце концов, это никогда не срабатывало. Воспоминания, которые хотели выйти на поверхность, всегда делали это.       Она глубоко вздохнула, и вихри тех воспоминаний, которым она сопротивлялась сильнее всего, вторглись в ее разум. Гермиона погрузилась в сон.       Ей было одиннадцать, и она стояла перед колонной между платформами девять и десять на вокзале Кингс-Кросс. Обнимала родителей, опьяненная волнением от того, что впервые садилась на Хогвартс-экспресс; от того, что встретила ведьм и волшебников, таких же, как она сама; от того, что будет изучать магию, и впереди ее ждет совершенно новый мир, полный чудес и приключений.       Картинка исчезла, и на смену ей пришла другая. Мама снова крепко обнимала ее, но совсем по-другому. — Я так рада, что ты в безопасности, — ее голос слегка дрожал.       Отец стоял позади матери, и в его глазах были слезы, которые он вытер, повторив те же слова. — Я была в Хогвартсе, — сказала Гермиона. — Это самое безопасное место, и обо мне заботились. — Мы приехали, чтобы увидеть тебя. Они сказали нам не делать этого, но я должна была знать, что ты жива. Мадам Помфри заверила меня, что ты жива, и что со временем вылечишься, но нас это не утешило. Мы видели, как ты лежала на больничной койке, окаменевшая. — Вы приезжали? — Гермиона застыла в шоке. — В Хогвартс? — Уязвимость ее родителей никогда не казалась такой реальной, как в тот момент. — Вы… могли погибнуть. — Ты же наша дочь, — сказал отец тихо. — Мы все равно бы приехали. Но нам пришлось изрядно побороться, чтобы они нас впустили, скажу я тебе.       Гермиона кивнула, пообещав себе в тот момент, в тринадцать лет, что никогда не подвергнет своих родителей опасности из-за жизни, которую она выбрала в волшебном мире. Они не понимали опасности. И не могли понять. Они, вероятно, не представляли, как легко могли умереть, просто придя к ней. Гермиона была уверена, что если бы магглорожденные стали целью, ее родители стали бы прекрасной добычей для василиска, который их мог подстеречь.       В следующее мгновение она снова увидела себя. Она улыбалась, сидя на диване дома и гладя Живоглота. Она пересказывала историю знакомства Гарри с его крестным отцом. Конечно, в этой истории были не самые приятные моменты, но впервые Гарри почувствовал, что к нему вернулась часть его семьи, настоящая связь с родителями. И хотя она улыбалась, родители выглядели обеспокоенными. — Оборотень? Ваш профессор? — спросила ее мать. — А что случилось с тем мужчиной, Петтигрю? Ты говоришь, он сбежал? Тот, из-за которого убили родителей Гарри? — Ну… да. Оборотень, мама, это не так уж важно. Профессор Люпин очень добрый, и он еще один друг родителей Гарри. Петтигрю сбежал, но он не представляет никакой угрозы, папа. Просто сбежал, как трус. — А крестный Гарри… сбежал из тюрьмы волшебников?       Гермионе пришлось сделать глубокий вдох, снова осознавая разрыв между ее миром и их миром. Им нужно было так много всего рассказать, и всегда было так сложно сделать это за несколько недель лета. Мама и папа были очень понимающими и сострадательными, им просто нужны были соответствующие детали. — Крестный Гарри был несправедливо заключен в тюрьму за то, что сделал Петтигрю. Он сбежал, потому что узнал, что Петтигрю все еще жив, и ему нужно было добиться правды ради родителей Гарри.       Отец кивнул. — Надеюсь, мы когда-нибудь встретимся с ним.       Видение снова поменялось. Гермиона сидела за кухонным столом поздно ночью с тарелкой мороженого. В комнате был слышен только стук ложек о фарфор, пока Гермиона пыталась найти слова, чтобы описать свой учебный год. — Умер мальчик с седьмого курса, — наконец выдавила она. — Дело в том… мы многого не знаем, но… — Умер мальчик?! — отец резко положил ложку в тарелку.       Они хотела поделиться с родителями своими мыслями с того самого времени, как встретила их утром у поезда, когда была в плохом настроении и слезах, но так и не смогла решить, собирается ли она вообще им рассказывать обо всем. — Я не думаю, что тебе стоит возвращаться. Сначала тот случай на спортивном матче прошлым летом, а теперь смерть ученика в школе, — решительно сказал отец. — Это небезопасно. — Это самое безопасное место для меня, — покачала головой Гермиона. — И я должна быть там ради Гарри.       После этого началась ссора. Она пыталась объяснить, что близость к Дамблдору обеспечивает безопасность учеников, и что она должна быть там, чтобы поддержать Гарри. Помочь ему. Что она не может оставить своих друзей в такие времена.       После этой ссоры Гермиона больше не рассказывала им о новостях Волшебного мира. Она не могла допустить возможности того, что они не дадут ей быть вместе с Гарри с Роном. Гарри нуждался в них, особенно после того, как узнал, что он Избранный. Ее родители понимали, что в волшебном мире временами было не все в порядке, но она никогда не рассказывала им всю историю. Просто достаточно, чтобы попытаться уберечь их от опасности.       Сцена изменилась, и она оказалась на подъемнике в Швейцарских Альпах, а родители сидели напротив нее, рассказывая разные истории. Ей, должно быть, было семнадцать — шестой курс, когда Гермиона поссорилась с Роном из-за Лаванды и решила провести Рождество и каникулы с родителями. Это было в целом счастливое воспоминание, но она испытывала смешанные чувства. Мир становился темнее с каждым днем, и жизнь не казалась такой легкой, как когда-то. Но она знала, что не может позволить тьме вытеснить свет. Она не может позволить ей отнять у нее эти прекрасные моменты. Ее мать смеялась и протянула руку, положив ее на колено дочери. Гермиона почувствовала, что улыбается, хотя она не могла вспомнить историю во всех деталях. Эта поездка в Швейцарию была лучшим из ее недавних воспоминаний о родителях. Они не знали, что будет дальше.       А потом она сидела за ужином с родителями в их доме в Хэмпстеде, но больше не чувствовала легкости. Тьма победила. Времена изменились. Она попыталась улыбнуться, но улыбка была вымученной. Попыталась рассмеяться, но не издала ни звука. Ее родители выглядели обеспокоенными, но пытались преодолеть это и отлично провести вечер. Они предполагали, что ее мир переживает трудные времена, но не понимали, насколько все стало плохо. Она им не сказала. И никогда не скажет.       На этот раз воспоминание перескочило вперед только на несколько часов. Гермиона стояла в дверях, не более чем в пяти ярдах от своих родителей, которые только что сели за вечерний чай перед телевизором. Они ждали ее, прежде чем налить чай, но она тихонько подкралась, и они никогда не узнают, что она пришла. Гермиона произнесла слово, которое изучила в теории до тошноты. Обливиэйт.       Она наблюдала, как выпрямляются их спины, и почти могла представить себе пустоту, которая заполнила их глаза. Она завершила заклинание, тщательно разделив их воспоминания на части и удалив из них себя. Это заняло время. Это заняло часы. Но она должна была быть точной, чтобы не забрать ничего лишнего. Наконец, как только она полностью удалила себя из их разума, она внедрила ложное воспоминание о новых личностях и мечте переехать в Австралию. Они будут счастливы там.       Она отступила назад, зная, что родители вернутся в сознание через несколько минут. Гермиона быстро двигалась по комнате, преображая фотографии. Она начала этот процесс в других комнатах давно, еще летом. Оставалась только эта комната. Последнее, что она сделала, наложила согревающие чары на чайник. За считанные секунды она подошла к двери, повернулась, чтобы бросить последний, извиняющийся взгляд на своих родителей. — Я люблю вас, — прошептала она, прежде чем выскользнуть на улицу. — Алан, ты что-то сказал? — донесся голос ее матери из-за двери. — Я… нет, — рассмеялся ее отец. — Извини, должно быть, я потерял ход мыслей. Тебе налить чаю, дорогая? — Конечно! Уже так много времени!       Пролетело три года. Война закончилась. Гермиона немедленно начала искать своих родителей, но не нашла их. Она закончила учебу и снова отправилась на поиски, но результатов не было. Гермиона записалась на программу подготовки следователей на предстоящую осень и выделила целую весну и лето на поиски, чтобы выяснить, где они оказались. И она нашла их. В маленьком городке за пределами Сиднея. Они были счастливы и играли в волейбольной лиге для взрослых по воскресным утрам. Они ходили гулять по пляжу на рассвете и любили читать на песке днем. Она наблюдала за ними несколько дней, пытаясь выбрать лучшую стратегию. И однажды встала позади них на пляже и принялась за работу по отмене своих чар. В это время года на пляже было многолюдно, но никто не замечал движений ее палочки, пока она бормотала все изученные ею контрзаклинания.       К сожалению, отмена чар памяти была сложной. И шансы обратить их вспять со временем уменьшались. Даже через год это было бы достаточно трудно, но прошло три. И все же она знала, что должна была дать своей семье шанс. Она пыталась каждый день в течение двух недель. Сидела достаточно близко для создания заклинаний и достаточно далеко, чтобы ее не заметили. Но чары не разрушались. Не было никаких признаков того, что воспоминания вернулись, и родители вспомнили о дочери. И ей пришлось признать, в конце концов, что этого не случится.       Последнее воспоминание, которое воспроизводилось, было ее последним днем ​​в Австралии. Она набралась смелости поговорить с ними. Представилась после одного из их волейбольных матчей, как Гермиона Грейнджер, туристка, которая с удовольствием смотрела игру. Они приветливо улыбнулись и сказали, что их зовут Венделл и Моника Уилкинс, и завели светскую беседу, пока собирали вещи. Гермиона пожелала им удачи в предстоящем турнире, помахала рукой и аппарировала. Она опустилась на пол в ванной, медленно и мучительно осознавая, что потеряла родителей навсегда. Что ей нужно отпустить их.

***

      Гермиона проснулась, всхлипывая. Она свернулась калачиком на кровати, ее щеки были мокрыми от слез, а тело дрожало. Ей казалось, что она плачет уже несколько часов, и она не могла пошевелиться, когда на нее накатывала очередная волна. Она не видела родителей семь лет, и это была полностью ее вина. В тот момент ей казалось, что так будет правильно, но позже Гермиона стала задумываться о том, не было ли другого выхода. Могла ли она защитить их, не потеряв. Она оплакивала их каждый раз, когда воспоминания возвращались в кошмарах. И снова теряла их, просыпаясь.       Гермиона приподнялась и почувствовала, что хочет пить. Она сбросила одеяло, опустила ноги на холодный деревянный пол и сделала несколько глубоких вдохов. Встав с кровати, открыла дверь гостевой спальни в доме номер 12 по Гриммо-стрит, выглянула в коридор, а затем тихо вышла и на цыпочках спустилась по лестнице на кухню. Взяв в руки большой стакан с холодной водой, она направилась в гостиную, чтобы немного прийти в себя. Однако, к ее удивлению, гостиная не была пуста.       На диване спал Малфой, скрестив руки на груди и свесив на пол ногу.       Заскрипели половицы; он резко выпрямился и вытащил палочку из кобуры на поясе. — Это я! — торопливо сказала она, чтобы Драко не набросился на нее. — Это Гермиона! Извини, не знала, что здесь кто-то есть. — Черт возьми, Грейнджер, — он снова убрал палочку и провёл рукой по волосам, слегка расслабляясь.       Она слишком внимательно наблюдала за этим движением. Его волосы легли идеально после одного короткого жеста. — Извини, — повторила Гермиона, на этот раз громче. — Но что ты здесь делаешь? — Сплю, — сказал он так, как будто это что-то объясняло. — А ты почему бродишь в такой ранний час?       Он разглядывал ее в тусклом, угасающем свете камина.       На Гермионе были очень короткие хлопковые шорты и растянутая футболка. Она покраснела, когда он посмотрел на нее. — Просто… — она замолчала, это могла быть еще одна хорошая возможность быть с ним честной. Показать ему, что она старается. — Сон.       Он кивнул: — Симптом отмены сна без сновидений. — Это был… — и хотя она все честно рассказать, не смогла заставить себя произнести это вслух. — Ничего. — Она растянула губы в улыбке, как делала это тысячу раз. — Просто не могу снова уснуть.       Гермиона села на диван напротив, продолжая держать в руках стакан с водой.       Брови Драко приподнялись, и на его губах промелькнула ухмылка. — Ах да, это же маска Грейнджер, — саркастически сказал он.       Гермиона моргнула, глядя на него, и до нее дошло, что именно это она только что и сделала. Надела маску. Как делал обычно Драко.Он был прав. Она пыталась скрывать свои эмоции, потому что иногда так было проще. Потому что она должна была всегда быть сильной и стойкой. Она была Гермионой Грейнджер, и этого от нее ждали. — Думаю, я бы тоже тебе поверил, — продолжил он, — если бы не следы от слез на твоих щеках.       Она еще сильнее покраснела, видя, что Драко рассматривает ее лицо. Ее улыбка померкла, она опустила взгляд на свои руки и откинулась назад. — Это был плохой сон. Воспоминания. — Гермиона выдавила из себя эти слова. Обычно она ни с кем об этом не говорила. Даже с Гарри или Роном. Было время, когда она так и делала, но ей нечего было сказать по этому поводу нового или неожиданного, поэтому, когда повторялись эти ужасные сны, она справлялась с ними сама. У всех них были свои кошмары. В том числе и у Малфоя, как она узнала в больнице Святого Мунго.       Драко ничего не сказал, он просто смотрел на нее с обеспокоенным выражением лица. Как будто не понимал, что происходит. — Я потеряла родителей на войне, — объяснить это оказалось сложнее, чем она ожидала. — Потеряла… как? — осторожно спросил он. — Ментально. Не физически, — уточнила она. — Я отняла их воспоминания и отослала прочь, потому что мне нужно было знать, что они защищены и находятся далеко от войны. И я так и не смогла восстановить их воспоминания. Мне потребовалось три года, чтобы найти родителей. Они уехали оттуда, куда я их изначально отправила. А три года — это большой срок.       Драко задумался, а затем сказал: — Я нашел их.       Гермиона удивленно уставилась на него. — Прости? — сказала она, не совсем понимая, о чем он. — Я нашел их. В Австралии. Куда ты их отправила. — На этот раз он доверился ей. Очевидно, он почувствовал, что нужно поделиться с ней, и она, конечно, была согласна выслушать. — Ты недостаточно хорошо их спрятала. Меня послали с Мальсибером на задание — найти членов семей тех, кто противостоит Темному Лорду. Ты была первой в списке; твои родители были в приоритете.       Гермиона открыла рот, а затем закрыла его. В его голосе не было эмоций. Он так быстро их отключил. — Но они все еще живы. Если бы ты их нашел, то наверняка бы… — она не закончила фразу. — Сделал что? — Отправил их к Волдеморту, — она нахмурилась. — Почему ты этого не сделал? — Я не знаю, — честно ответил он, отводя взгляд и вздрагивая при упоминании этого имени. И хотя Драко использовал Окклюменцию, он, вероятно, слишком устал, чтобы одновременно контролировать свои слова, потому что продолжил говорить. — Я планировал. Когда я узнал, где они были, я никому не сообщил, просто взял с собой Мальсибера, потому что должен был, и сказал ему, что у меня есть предчувствие. Я уверял сам себя, что хочу получить награду за то, что нашел их и сдал. Но как только я их увидел, то наложил на Мальсибера Конфундус. Я сказал ему, что это не они, ложная тревога. Он разозлился на меня за то, что потратил столько времени впустую, и пошел выпить. Пока он был в каком-то баре, я изменил их воспоминания, чтобы они переехали. Я не сказал им, куда ехать; я не хотел знать, чтобы это не отразилось в моих воспоминаниях, если кто-то применит на мне Легилименцию, когда я не буду готов, — но я заставил их переехать куда-нибудь подальше. Я знал, что если я смог найти их в первый раз, то и кто-то другой сможет. Мы были не единственными, кому поручили эту задачу, и я знал, что другие пытались опередить меня в поисках. — Значит, ты их перепрятал, — подытожила она. — Похоже, я — причина, по которой тебе потребовалось три года, чтобы снова их найти.       Они молча сидели какое-то время, пока Гермиона переваривала услышанное. — Похоже, ты — причина, по которой они живы, — наконец сказала она. — Все так, как ты сказал. Если ты смог их найти, кто-нибудь другой тоже смог бы. Зачем ты это сделал? — Я не знаю, — снова сказал он. — Но я много размышлял на эту тему. Я думал о том, как возвысил бы мою семью Темный Лорд. Я думал о том, как это отразилось бы на моем отце. Я думал о своей матери.       Все, что Гермиона знала о Нарциссе, — это то, что она умерла в Азкабане много лет назад. Драко тоже был там. — Спасибо, что уберег их, — перебила она, не дав ему закончить то, что он почти сказал.       Он снова выглядел смущенным, но все же коротко кивнул. — Кажется, это самое меньшее, что я мог сделать в данной ситуации. И, похоже, это привело к тому, что ты так и не смогла с ними связаться. Так что не уверен, что заслужил твою благодарность. — Они живы и счастливы. — Гермиона пожала плечами: — Это все, о чем я могла мечтать. Ты сделал так, что их почти невозможно было найти, что они смогли жить хорошей жизнью. Спасибо, — она говорила это так искренне, что ей стало больно. В уголках ее глаз снова выступили слезы, и она обняла себя, пытаясь унять боль. Внутренние раны, которые все еще заживали, не выдерживали подобных эмоций.       Драко, казалось, тоже не был настроен на разговоры и, снова погрузившись в раздумья, смотрел в сторону камина. — Не стоит, — сказал он через минуту. — Не надо тратить свое время на благодарность. Я не заслуживаю этого. — Я думаю, что ты, возможно, ошибаешься. — Она понимала, что Драко не шутит. — Знаешь, ты склонен выставлять себя злодеем. Хотя во многих ситуациях это не так.       Он выдохнул и снова встретился с ней взглядом: — А я думаю, что ты ошибаешься. Я всегда был злодеем. — В его голосе не было сомнения. — Когда хорошие решения являются результатом аморального выбора, это не делает тебя героем.       Гермиона нахмурилась, глядя на него. Он действительно считал себя плохим человеком. Когда-то он был Пожирателем смерти и словно навсегда очернил себя. Списал со счетов.       Почему же тогда она, так долго считавшая так же, теперь отказывается с ним соглашаться? — Тебе нужно больше отдыхать, иначе ты никогда не поправишься, — он закинул ноги обратно на диван, положил руки на живот и уставился в потолок.       Он снова закрылся, но Гермиона не стала принимать это близко к сердцу. Им обоим нужно было побыть наедине со своими мыслями после всего, что произошло. Измученный Драко казался самым беззащитным, самым настоящим. Она однажды убедилась в этом, и теперь это стало фактом. Гермиона чувствовала, что должна торжествовать, потому что смогла найти его слабые места, но вместо этого в ее сердце поселилось что-то более глубокое; она была… благодарна за то, что узнала что-то важное из этого разговора. И впервые осознала, что ей хочется узнать о нём больше не из эгоистичного желания выведать его секреты, а потому что она увидела мужчину, которого хотела узнать, понять и принять.