балет скрепил наши души.

холодное утро сопровождает неприятным и таким же холодным пробуждением. на лбу пару капель не теплого пота, показывающие всем видом очередной кошмар Корякова, который несмело оглядывает комнату в порыве поспешной дереализации. с уст спадает облегченный вздох, когда он нащупывает очки на тумбе, дабы завидеть свои же татуированные пальцы. Илья прикрывает глаза, вскоре на ощупь отключая звенящий на телефоне будильник. домашний кот проходит около ног хозяина, потираясь об них, тем самым выпрашивая утреннюю порцию корма. брюнет очерчивает ушко хвостатого, вскоре вставая, да подходя к миске. прохладный от открытого окна кафель неприятно отдает в пятки, пронизывая своей бессовестностью и покалывающей болью все тело. в железную мисочку опускается горсть хрустящих квадратиков, которые Завертин с легким мурчанием начал уплетать. вернувшись обратно к кровати и наспех одев тапочки, сразу пускает свой ход на кухню, без кофе утро ни капли начинать не хотелось, поэтому бодрящая порция кофеина определенно не помешала парню. кофемашина постепенно льет в кружку горячий напиток, пока Коряков строчит очередное сообщение в чат одному из друзей. первый глоток молочной пены прерывается резким давлением в горле, коим являлся резкий кашль от удивления. у их состава новый хореограф, чему Илья был объективно не рад. старый был и будет определенно лучше, он пускай и пожилой, но отлично выполняет свою работу, позволяя зеленоглазому вцепиться в постановку, оставляя за кулисами всю боль и осколки, составляющие тренировки у станка. эта боль в тренировках, именно за нее Илья полюбил балет: ноющие суставы после очередного занятия, наполовину не гнущиеся пальцы ног, растяжения мышц, сопровождающиеся резкой болью при каждом движении — это то, что вдохновляло брюнета работать еще сильнее, это все предоставлял ему прошлый преподаватель. –«илюх, ты че там?» резко отдается звоном в голове уведомление из телеграма, пришедшее от одного из самых близких друзей - Максима Шабанова. они в одной группе направления, близко общаются и всегда стоят вместе. –«да, я просто завтракаю, забыл ответить.» немногословно отвечает он, вскоре наконец отпивая сам напиток, позволяя себе облегченно вздохнуть. завтрака у него не было, он сильно набрал за пару дней на больничном, сейчас только диета и минимум приемов пищи, за которые он сильно себя корил. скоро взвешивание, а его пропускать нельзя, а уж тем более пренебречь своим весом, иначе выгонят. Илья усмехается собственным мыслям, вскоре чувствуя легкое урчание в животе. заглушает его очередным глотком горячего капучино; можно ли сказать что у него булимия? частично. любая прибавка на весах сопровождалась порывом истерики и изнурительними тренировками в зале, от которых становилось то ли хуже, то ли лучше. встав со стула, Коряков направляется на балкон, дабы закурить и оставить мысли позади, не дай бог еще раз задуматься о такой беспринципности, ведь вновь эта пустота внутри заставит встать на весы, окунуться в порыв гнева и ненависти к себе, вновь измерить и сравнить все параметры с теми, что были за неделю до. брюнет тяжко вздыхает, накидывая на родинистые плечи легкий халат, вскоре хлопая дверью балконной. зажигалка неприятно чиркает будто прямо у уха, так же неприятно оставаясь томным следом на большом пальце правой руки, после ложась на железную балку на встречу воздуху, чуть поддувающему к падению с обрыва на большое расстояние к асфальту, о который после она раздастся неприятным грохотом. пальцы обвивают сигарету между собой, а губы выпускают едкий черничный дым. какие то рандомно купленные в магазине на первом этаже дома сильно спасали утреннюю мораль и состояние этой морали, не будь этого черничного дыма на устах, давно бы здесь никого не было, а под окнами первых этажей собралась бы половина района, чтоб посмотреть на разбитую голову очередного суицидника их панелек. спустя достаточно быстро прошедшие полчаса, двери лифта неспеша открываются перед усталым лицом Ильи. он заходит вовнутрь, наконец едет один, да и ясно почему. сейчас шесть часов утра, в это время люди только просыпаются, будят любимых в школу или на работу, гладят их по волосам, неспеша шепча о тихо щебечущем будильнике. конечно, он бы хотел тоже снова почувствовать это все, окунуться хотя бы на лет десять назад, вернуться в родную квартиру москвы, где мама огладит макушку в попытке разбудить на учебу. отбросив лишние мысли воспоминания и мысли, зеленоглазый одевает наушники, быстрыми шагами направляясь к метро, в коем уже было немалое скопление людей. тот со смешком видит ругающуюся между собой пару, которая видимо не смогла определится, кто сегодня закрывает квартиру, и не закрыл в итоге никто, видит мать с девочкой дошкольного возраста, стоящих прямо около них. девчушка с интересом наблюдает за мышцами зеленоглазого, устремляя свои колющие голубые прямо в душу, она будто не моргает, смотрит в нутро, расчехляя травматическое ружье, дабы устремить его прямо ко лбу и выстрелить, отключая остатки и так не сильно сооброжающего мозга. двери вагона вскольз проезжают писком по ушам, заставив Илью наконец отвлечься от девчушки, на которую он ну слишком долго смотрел. наконец выехав в сторону Чернышевской, где и находился его институтит. вновь в строке уведомлений взбирается сообщение от Макса, перекрывая гул метро и музыку в наушниках. –«препода кстати Кашин Данила Владимирович зовут, у нас с ним первую пару сегодня поставили» гласит новая надпись в их чате, Коряков тяжко вздыхает, на выдохе отправляя ответ. –«сап что сказал, запомню.» кратко молвит его прямоугольничек в чате, сам он убирает телефон в карман куртки, вновь впадая в раздумья. было интересно, как выглядит этот Данила, сколько ему лет, да и в целом, сильно ли он строгий? на вопрос получится получить ответ только при заходе в универ, до коего было ехать еще станции две. время близится к семи, когда брюнет заходит в двери здания, быстро показывает студенческий билет, так же быстро доходит до нужной аудитории, успев до этого оставить куртку в раздевалке первого этажа. дальше надо было зайти в другую раздевалку, студенческую, где они обычно переодевались в мелкие черные трико, показывающие все особенности тел насквозь. носить его, кратко скажем, не сильно комфортно из за бесящего натяжения во всем теле, но делать нечего. одев пуанты и быстро пройдя в тренировочный зал их кабинета. окинув себя быстрым взглядом в зеркале, смутился от слегка увеличившегося живота. откинув все тревожные мысли вновь связанные с весом и взвешиванием - приступил к растяжке, которая явно была необходима после пускай и недолгого перерыва. рукой берется за станок, вставая ровно и слегка выпячивая грудь. левая нога устремляется вверх, пока Илья чуть придерживает ее рукой, заставляя коленный сустав хрустнуть, а самого себя тяжело вздохнуть от этого хруста. наконец он может изогнуть спину, чуть наклонясь в сторону зеркала, наконец вдохнет полной грудью от осознания прихода этой боли в глубь души и сознания, которое считай сразу посветлело. вакуум этого неприятно-приторного бедствия очерчивающего коленную чашечку, переходящее в мышцы и краткую рефлексию. после, шпагат, самое легкое что мог вытворить зеленоглазый, скача по сценическому безумию своих постановок. наконец, приходит Шабанов, радостно помогая приятелю встать и после крепко обнять. – ты как, вылечился уже? – да, мне уже лучше намного. че там, через сколько пара? получив краткий ответ в качестве экрана телефона перед лицом, Илья улыбнулся. осталось около минут 10,и как оказалось, остальная часть состава уже пришла, что Коряков не заметил, полностью погрузившись в свои мысли. дверь зала подозрительно хлопает, заставляя Илью окончательно выйти из сумрака соственного сознания. новый хореограф. мужчина лет двадцати восьми, приятный на вид, рыжеволосый, румяный и веснушчатый; из этого всего брюнета зацепили именно глаза, эти холодные голубые, прожигающие дыру в душе, как у той девочки в метро. удивленный взгляд своих зеленых он направляет в нерасторопные синие, сразу же с прищуром глядя на преподавателя. Данила оглядывает всех с легкой улыбкой, тоже заострив внимание на самом младшем из группы, коим являлся Илья. – что-ж, здраствуйте. меня зовут Данила Владимирович, я ваш новый художественный руководитель и хореограф, так же буду устанавливать вам рамки и помогать с растяжкой, как вы поняли. рубашка с французскими манжетами нелепо заправлена в зеленые джинсовые брюки, поверх блузки ремни, очерчивающие выразительное тело мужчины. ряса его белоснежных ресниц кратко сотрясается, когда он отправляет присутствующих к станку. очередная разминка перед началом прогона на сцене, ничего сильно сложного, Кашин уже неплохо знает имена присутствующих, что, между прочим, удивительно, ведь остальным преподам требовались месяцы, чтоб запомнить их небольшую труппу. рыжеволосый очерчивает небольшие круги по залу, изредка подмечая недостаточность в гибкости некоторых, после упрекая за это и помогая. его голос звоном раздается прямо за ухом, когда идет очередная пауза на пятиминутный отдых, в который Коряков отдыхать не собирается, резко одна из рук преподавателя оказывается на лодыжке, а другая на плече, напрягая мышцы спину, тем самым поднимая ранее придержанную ногу выше. –Коряков, носок тяни. слова отдают сиплым, но сладостным баритоном, сразу же заставляя подтянутся и окончательно ввести связки в напряжение с легкой дрожью, дабы не подвести. постояв так секунд около тридцати, преподаватель отпускает лодыжку, вместе с ней опуская ногу брюнета вниз, дав ему время на отдых. отходит он быстро, беззвучно и безмолвно, но хлопает по плечу, дабы этим показать отзыв на хорошую работу Ильи. наконец начинается прогон, вдохновляя зеленоглазого вновь тяжело вздохнуть, вынимая беспроводной наушник из уха. музыка беспринципно льется по залу, отдавая глубиной симфонии в самую душу, Данила Владимирович сидит на зрительском кресле, пока главная роль Корчкова разливается в нем, легкой тенью отдаваясь во всех щелях организма, сердцем предчувствуя резкую смену ритма и настроения. свои же холодные, бездонно мертвые пальцы опускаются на шею в молчаливом прощании мира, а сам Илья падает на импровизированный гроб из таких же кресел, вскоре выносясь за кулисы. по ощущениям проходит полдня, как они репетируют один и тот же отрывок с разными промежутками между сменой ритма и разными падениями брюнета, будь то безжизненно на паркет, или полу иссякше в этот "гроб". наконец, пара окончена. в среду она слава богу была первой, но и в конце дня ожидалась такая же, глупо безразличная и неприятная, все остальные занятия проходят без труда, история исскуств отдается в сердце трезвоном былой любви к событиям и протестам XVIII века. на втором занятии хореографии все проходит так же, как и на первом, черство, даже слегка мертво становится на душе от очередного падения на плоскую поверхность их зала, вскоре получая тяжелое цоканье препода, который был явно недоволен получаемым впечатлением от этого падения. его короткие рыжие вновь подходят к отросшим черным, уводя Корякова с собой на краткий диалог. –Илья, ну как ты не понимаешь, ты должен чувствовать это, ты пережить всего своего героя должен, а не просто играть по запланированному финалу, который прописал преподаватель. –да я живу им, я все его чувства понимаю, у меня спина уже болит от этих подушек идиотских, я на них упал раз пять за этот прогон, они мне скоро роднее матери станут. с легким раздражением отвечает он, вскоре получая в ответ цоканье Кашина, а после и очередную порцию упрека в сторону его ответа. сказал Илья правду, ведь так все и было: эти подушки мягкие и мелкие, о них всю спину отбить можно, учитывая то, насколько они тонки да неприятны по ощущениям. учеба на сегодня окончена, по ощущениям последняя нервная клетка скоро танго танцевать начнет от неизбежности. все успели успешно слинять, пока Коряков ходил в медпункт за глицином, что якобы от переутомления, и даже Шабанов ушел, недождавшись друга, ведь дома его уже ждала девушка, с коей он был еще со школы. выйдя на порог универа, темноволосый тяжело вздохнул, опираясь на перило лестницы, вскоре присаживаясь на предпоследнюю ступень. голова неприятно ноет, а черничный дым вновь оказывается во рту, отзываясь едкой нотой прямо у горла. железная дверь кампуса скрипит, пара шагов, тот самый сиплый баритон отзывается где то над макушкой, вырывая из наплыва размышлений. –Илья, не угостите сигареткой? спрашивает рыжий, присаживаясь на потертую бетонную ступень рядом. брюнет молча протягивает пачку, дожидаясь пока собеседник возьмет одну палочку черники, вскоре укладывая обратно в карман куртки. сидят они молча, неловко и нерасторопно, встает первым Коряков, а после подтягивается и Кашин, похлопав того татуированной рукой по плечу, как тогда. –ты бросай, вредно это. вскольз бросает он, вновь оставляя Илью в раздумьях, кратко заглядывая в теплые зеленые своими холодными голубыми. он увиливает сначала за железную калитку, а после и за поворот, скрываясь в шелесте бесприступной, ядерно прохладной листвы, чуть звенящей снегом и началом весны.