Икигай (или причина существования)

Лие 9 лет. Ноа 10 лет.       Кристина ушла ранним воскресным утром, оставив Лию одну.       Девочка завтракала за кухонным столом, когда Кристина вышла, закрыв за собой входную дверь и не потрудившись даже взглянуть или попрощаться с дочерью. Хотя Лия была огорчена отсутствием внимания, она не подала виду, просто продолжая есть свои хлопья.       Она уже привыкла к этому.       Закончив, Лия механически собрала пустую пиалу и ложку, поставила их в мойку. Звук фарфора о металл разнесся по пустой кухне. Привычная работа по мытью посуды могла подождать.       Лие предстояло самостоятельно провести воскресный день. Еще один.       Отбросив мысли о матери, она решила рискнуть и выйти на задний двор. Заброшенный сад: дикое переплетение разросшихся растений - был как бы зеркалом ее собственного существования, хотя в то время она была ещё ребёнком, чтобы заметить это сходство.       С крошечной лопатой и старой лейкой она вышла в сад босиком, говоря «Привет!» и «Как дела?» своим друзьям –растениям. Она надеялась, что однажды сможет привести Ноа в дом, чтобы показать ему все, что у нее здесь растет. Здесь было не так красиво, как в саду его бабушки и дедушки, но это было ее место, и она любила его. И она была уверена, Ноа тоже понравятся ее растения.       После пары часов, проведенных в саду, она вернулась в дом и принялась за уборку, занятие, которое Кристина, похоже, не считала особо необходимым, кроме вытирания пыли и мытья полов.       По мере того, как проходил день, Лия находила утешение на страницах любимых книг. Герои стали ее спутниками, предлагая дружбу в отсутствие ее матери и того факта, что она знала – дом Севастьянов был пуст, иначе она бы точно добралась туда самостоятельно. Еще в пятницу, когда они встретились в школе, Ноа сказал ей, что поедет с бабушкой и дедушкой на север, чтобы навестить родственника, который был болен.       После полудня она свернулась калачиком на потертом диване, теряясь в свете телевизора. Мультфильмы были временной передышкой от тишины, которая эхом отдавалась по дому, и источником радости. Смех Лии наполнял дом, и птицы снаружи присоединялись, подпевая.       Когда солнце опустилось за горизонт, озаряя комнату теплым светом, Лиа схватила тонкую книгу, лежавшую на прикроватной тумбочке. Это была та самая книга, которую она взяла с книжной полки Ноа в прошлый понедельник после школы. Она с любопытством изучала его коллекцию, пытаясь прочесть названия на каждой из них. Её выбор пал на книгу под названием «Сажаем дикий сад», в которой ей понравились разные разноцветные рисунки. Ноа еще не читал ее, но посоветовал Лие взять книгу домой. Возможно, ей она больше понравится, чем ему. В свою очередь, когда ее провожали домой Ноа и Хана, Лиа сорвала несколько маргариток, которые она заметила каким-то чудом проросшими сквозь бетон, и подарила Ноа. Окруженные отдаленным шумом городской жизни, Лиа и Ноа смотрели друг на друга, их невинные взгляды говорили о многом, отражая доверие и глубокое понимание, которое они строили между собой. Мир вокруг них будто бы исчез на мгновение, пока они пребывали в их собственном куполе счастья – пять секунд, которые запечатлели суть детства и настоящей дружбы.       Одетая в пижаму (всего лишь старая футболка ее матери, что длиной доходила до ее маленьких бедер), Лиа спустилась вниз, напевая себе под нос ту мелодию, которая была на слуху последние пару месяцев, когда Ноа играл ее на гитаре. Она вошла на кухню с книгой в руках, положив её на стол, и направилась к коробке с яйцами, что располагалась на углу кухонного стола рядом с рулоном бумаги. В прошлом году Лиа научилась жарить яйца. Не потому, что ее мама научила, а потому что она наблюдала с особым вниманием и решилась попробовать, когда Кристины не было рядом. К счастью, девочка ещё ни разу не устроила пожар в доме.       Лиа пыталась находить радость в таких простых вещах, потому что знала, что если не приложит никаких усилий, то никогда не будет счастлива в этом доме. А она знала, что люди должны быть счастливы в своих домах, верно?       В одиночестве Лиа постепенно обретала стойкость, которая стала основой ее пути через испытания, уготованные ей жизнью. Но рано или поздно ей предстояло осознать последствия всего происходящего. Ей ещё предстоит понять, насколько жизнь может быть несправедливой, несмотря на её красоту, несмотря на хорошие моменты, несмотря на Ноа и тепло, которое он привнёс в её жизнь. И по мере того, как она будет становиться подростком, а потом женщиной, эта стойкость окажется для неё одновременно и щитом, и оружием, и обоюдоострым лезвием, обнажая свою двойственную природу.       Она устроилась за обеденным столом. Мягкий свет лампы освещал комнату, отбрасывая теплый оттенок на страницы книги. Пока Лиа сидела, читая книгу и поедая яичницу с двумя кусочками хлеба, ее маленькие ножки покачивались под столом. Стук столового прибора о тарелку сопровождался пролистыванием страниц, создавая симфонию уединения, окутывающую комнату.       Пока вымышленный мир занимал ее мысли, Лиа послушно вымыла посуду. Она снова потянулась за книгой, собираясь завершить день, погрузившись в мир, отличный от её собственного, как вдруг вечер принял неожиданный оборот.       Прервав тишину дома, снаружи раздались два разных смеха. Лиа навострила уши и заколебалась, а ее маленькая ручка застыла над книгой. Смех приближался, становясь всё громче, пока входная дверь не открылась со скрипом. В дверном проёме, нетвёрдо стоя на ногах и с растрёпанными волосами, была ее мать в сопровождении мужчины, чей смех источал тяжёлый запах алкоголя и табака.       Двое взрослых остановились, увидев Лию в дверях кухни – одинокую крошечную фигурку в полумраке дома. Ее мать хранила молчание, тяжелое выражение застыло на ее лице, в то время, как мужчина затуманенным взглядом рассматривал Лию, будто она была неожиданной диковинкой. - Ты не говорила мне, что в твоем доме есть кукла. Откуда взялась эта прелестная вещица? – произнес мужчина, и в его словах читалась странная смесь насмешки и интереса.       Почувствовав витающую в воздухе тревогу, Лиа прижала книгу к груди. - Из моей вагины, - бесстыдно рассмеявшись, ответила Кристина.       Лиа, ощутив смесь смущения и презрения, бросила неодобрительный взгляд на свою маму. - Боже мой, что за красивая пара глаз. Они определенно не твои, - продолжил мужчина, указывая на Кристину, глаза которой были сейчас красными от алкоголя. От его пристального взгляда, задержавшегося на Лие дольше обычного, девочка почувствовала дискомфорт. - Да, пожалуй, - ответила Кристина, видимо, не слишком довольная вниманием, которое оказывалось ее дочери. Атмосфера сгустилась от сложной недосказанности, и Лиа невольно почувствовала себя пешкой в игре, которую не понимала. - Как тебя зовут, милая? – спросил мужчина, пытаясь выглядеть дружелюбным, но его тон ничуть не разбавил обстановку. - Это не имеет значения, - отрезав, вмешалась Кристина. - Я Стивен. Разве ты не хочешь поздороваться, может обняться? – настаивал мужчина, и ложное веселье в его словах не могло скрыть его намерений. Его настойчивое желание обнять ее прозвучало скорее как требование, чем дружеское приглашение, и Лиа это чувствовала.       Оказавшись в центре этого неприятного разговора, она почувствовала смесь замешательства и сопротивления. Лиа оказалась втянута в ситуацию, которую не могла контролировать, и ей было страшно. - Нет, - не мигая, с вызовом ответила Лиа. Она отстаивала свои границы, что было небольшим, но все же весомым актом ее непокорности. И ей придется привыкать к такому все больше и больше, по мере ее взросления. - Вау, она такая дерзкая. Да ладно, давай, я обниму тебя.       Его настойчивость становилась все более тревожащей. - Я не хочу, - уверенно заявила Лиа.       Напряжение в комнате усилилось, когда ее мать сделала пренебрежительное замечание о вежливости, отвлекая внимание Лии от реальных проблем, которые возникли перед ней. - В последнее время она ведет себя как сорванец. Это все из-за ее друзей. Плохое влияние. Школа – это плохое влияние.       Как только Стивен начал приближаться, дискомфорт Лии увеличился. От него исходил резкий запах алкоголя и табака, создавая неприязненную атмосферу, что начинала окружать Лию. Все еще сжимая книгу в руках, она почувствовала дрожь уязвимости, когда Стивен вторгся в ее личное пространство, заставляя ее тосковать по комфорту и безопасности во время ее уединения с подарком Ноа.       Когда Стивен коснулся ее плеча, Лиа замерла. Если она побежит, последует ли он за ней? Позволила бы ее мама ему последовать за ней, догнать ее? Как много она позволит ему сделать? Эти вопросы проносились в голове Лии, когда руки мужчины обвились вокруг нее. Лия просто стояла, позволяя мужчине обнять себя. Это было дольше привычных объятий, которые она когда-либо получала от Ханы, так что она не была уверена, нормально ли это. И она определенно чувствовала, что это неправильно - особенно, когда мужчина начал медленно отстраняться, удерживая свою щеку рядом с ее, а затем почти коснулся ее носа своим.       Когда его щека коснулась ее, по спине Лии пробежал холодок. Эта пугающая близость усилила ее беспокойство, и когда его губы прижались к ее щеке, ее кожу словно обожгло. У нее возникло непреодолимое желание заплакать. Все, чего хотела Лиа в этот момент – сбежать из этого дома, от этих двух незнакомцев, которые должны были быть родственником и другом. Она тосковала по утешению, которое находила в смехе Ноа и успокаивающем присутствии Ханы. Она хотела услышать голос Ноа и ощутить его присутствие рядом, встретить взгляд его миндалевидных глаз, что наблюдали бы за ней издалека, и затем он скорчил бы рожицу, чтобы рассмешить ее. - Мне уже начинать ревновать, или как? – в голосе Кристины слышалось раздражение, но, вместе с тем, он выдавал ее безразличие, простиравшееся далеко за пределы ее собственной личности – вплоть до самой сути материнства. И сейчас ребёнок, невинный и незаслуживающий этого, был свидетелем того, что его мать лишь призрак той заботливой женщины, какой она должна была быть.       Лие не понравился смех Стивена. Он эхом разнесся по всему первому этажу дома и преследовал ее, пока она поднималась по лестнице в свою комнату, изо всех сил стараясь не думать о том, как он смотрит на ее голые ноги и бедра, едва прикрытые поношенной футболкой матери.       Она спряталась под одеялом, прижимая книгу Ноа к груди, и прошло некоторое время, прежде чем она уснула, потому что звуки, доносившиеся из спальни матери, нарушали ее невинность, разрушая всё ее детство.       Наконец, она задремала с мыслью о том, что завтра встретит Ноа и расскажет ему обо всем, что произошло. Ноа помог бы ей почувствовать себя лучше. Он бы сжал ее плечи, рассказал бы несколько шуток, и, возможно, угостил бы домашним печеньем его бабушки.