Полюби меня, если сможешь

К вечеру Мура совершенно выбилась из сил, двигаясь больше на автомате. Небо уже начало темнеть; всюду, насколько хватало глаз, простирались монолиты сугробов; сплошной стеной стояли укутанные снежным мехом березы и ели, в сгущавшихся сумерках похожие друг на друга — и от этого казалось, что дорога никогда не закончится. Споткнувшись о незаметную под наледью корягу, Женя рухнула в рыхлый снег, взметнув искристую пыль, и поняла, что подняться больше не в состоянии. Над головой сквозь сплетения тяжелых ветвей пробивалось темно-синее небо; кое-где высыпали мелкие колючие звезды; холодным потусторонним светом надменно сияла луна. Сил встать уже не осталось. Осталось только одно желание — вот так лежать, не шевелясь, никуда не бежать, не испытывать себя на прочность, не торопиться на пределе возможностей…       — Мурашова, не отставай! — бросил на ходу Булатов и только потом обернулся, заметив, что Мура не идет следом. В несколько быстрых шагов преодолел разделявшее их расстояние; ничего не говоря, рывком подхватил Женю, помогая ей встать на ноги. Мура сама уже сбилась со счета: сколько они идут, сколько раз она падала, сколько раз командир помогал ей подняться… Весь путь слился в однообразную ленту, которая все не кончалась; день сменялся вечером, вечер ночью… Недолгие часы (Жене казалось — минуты) отдыха вновь сменялись движением — неуклонно к нужной точке. И если Булатов, целеустремленный, бодрый и энергичный, шел вперед с напором танка, как в самом начале пути, то Мура едва держалась на ногах. К тому же сегодня рано утром, когда отправились в путь, она, еще не очнувшаяся ото сна, оступилась на льду, угодив в какой-то водоем, неглубокий, но совершенно ледяной, и даже внеплановая остановка и разведенный вопреки правилам костер не слишком-то помогли — ее по-прежнему трясло от холода и усталости, к тому же непросохшая одежда противно липла к телу, вызывая новые волны озноба, а противная муть в голове и першение в горле подсказывали, что купание не прошло бесследно: похоже, переохлаждение и сопутствующая ему простуда не заставили себя долго ждать       — Бать, я больше не могу, — задыхаясь, выговорила Мура. Голос прозвучал тускло, бесцветно — даже эмоций уже не осталось. — Иди один. Без меня ты давно бы уже был на месте. А я… только балласт…       — Оставить, — строго отозвался Булатов, не замедляя шаг. — Мурашова, ну что ты выдумываешь, какой еще балласт? Считаешь, что я тебя брошу одну в лесу? Совсем меня за человека не держишь? Ничего, Жень, ничего, успеем, — сбавив тон, сказал успокаивающе, на миг коснувшись рукой ее плеча. Мура в ответ лишь устало выдохнула — даже кивнуть не смогла. А Булатов, по-прежнему твердо и быстро шагая, то и дело искоса поглядывал на нее, мысленно кляня себя последними словами. Нужно было стоять насмерть, убеждая Пригова, что на задание он отправится один… А Мурашову надо было оставить в КТЦ на пару с вышедшей из больницы Умановой, нечего ей бегать по заданиям, едва оправившись после той истории с похищением… Все, просто все с этим заданием пошло наперекосяк: остальные ребята оказались раскиданы по другим операциям, Кот улетел в командировку как раз за день до этого, а Пригов заупрямился, что одному, без подстраховки, Булатову там делать нечего, хотя задача на самом деле стояла совершенно рядовая: вывезти из-за границы их агента, который не сегодня-завтра рисковал быть раскрытым. «Рядовая задача» сразу же начала обрастать самыми разными сложностями: сначала посреди леса сломался автомобиль, потом вышла из строя связь… Впрочем, насчет этого приказ был дан вполне определенный: выходить на связь только в самой экстренной ситуации. И судя по тому, каким тоном генерал это произнес, речь явно шла только о самом крайнем случае — а уж поломка машины к подобному явно не относилась. А вот теперь, ко всему прочему, совершенно расклеившаяся Мурашова. Едва пришла в себя, вернувшись из госпиталя, как новые приключения… Дурак, и зачем он только ее с собой потащил!.. Деревья впереди поредели; из-за скученных облаков снова показалась луна, немного рассеивая плотную темноту. Булатов, приглядевшись, замер; дождался, когда Мура, совсем запыхавшаяся, догонит его, остановившись рядом. Дыхание у нее безнадежно сбоило, хотя прошли они не так уж и много, да и настораживающая охриплость в голосе заставила командира напряженно нахмуриться.       — Все, Мурашова, привал, — нарочито бодро произнес Булатов и первым направился к видневшемуся среди заснеженных елей деревянному домику. Женя на автопилоте последовала за ним, чувствуя, как усиливается тяжелый горячий туман в голове, а тело, напротив, бьет крупная дрожь. Ей, кажется, становилось хуже с каждой минутой.