Полюби меня, если сможешь

Часы показывали десять минут четвертого. Кот, аккуратно прикрыв за собой дверь, прошел к столу, поставил перед Багирой очередной стаканчик с кофе.       — Ну что, Рит, есть что-нибудь? Багира, вздрогнув, подняла голову, пару мгновений непонимающе смотря на Кота.       — Господи, Васька, напугал…       — Извини. Ионов обошел стол, пристроился на стуле напротив. В сердце уже привычно кольнуло чем-то необъяснимым. Если Багира, всегда такая собранная, сосредоточенная, не знающая усталости, находившаяся в боевой готовности 24/7, даже не услышала его шагов… До какой же степени она измотана? Хотя чему удивляться, в КТЦ которая ночь проходит без сна. Да еще Пригов… Какую выволочку он устроил всем, узнав о новых взрывах, даже вспоминать не хотелось — а больше всего досталось Рите, потому что недоглядела, упустила, не сумела предотвратить… Как бы ему хотелось защитить ее от гнева генерала — но что он мог? Только помогать ей с бумажками, носить кофе, куда-то звонить и что-то узнавать по ее просьбе — на этом все. И это странное звенящее чувство, переполнявшее изнутри, в этой суете даже не замечал — только вот в такие моменты, когда смотрел на нее, совершенно измученную, а чем помочь — не знал.       — Так, а ты почему не отдыхаешь? Пригов же приказал… — Рита, ненадолго вынырнув из тяжелой задумчивости, устало взглянула на него и только потом потянулась к кофе.       — Не могу, — твердо ответил Кот. — Ребят отправил отдыхать, а сам не могу. Не имею права. Я командую операцией, вся ответственность на мне. Не смог взять, задержать, предотвратить — мне и исправлять. Рита слегка дернула уголками губ в слабой улыбке, но ничего не сказала.       — Так, чем я могу помочь? — деловито спросил Ионов, оглядывая сгруженные на стол папки. У Багиры, кажется, появилась какая-то версия, но перелопачивать в одиночку тонны документов, проверяя бесчисленные факты — задача нереальная.       — Ничем, — как-то очень тихо отозвалась Рита, и голос сбился на подозрительную хрипотцу. А через мгновение Багира опустила плечи и, закрыв лицо руками, отчаянно покачала головой — из растрепавшейся прически рассыпались волосы, а согнутая спина жалобно дрогнула. — Ничем не можешь. И я ничего не могу… Ничего, понимаешь! — добавила, сорвавшись, и в отчаянии стукнула сжатым кулаком по столу. — Сижу тут целыми днями, копаюсь в бумажках, приказы какие-то раздаю, а на самом деле… Ни черта я не могу! Ни понять, ни вычислить, ни остановить… Да если бы я раньше заметила, догадалась… Из-за меня люди погибли… И сейчас я тоже ничего не могу… Дрожащая ладонь взметнулась неверным движением — и Кот догадался, что она пытается скрыть, удержать слезы. И это осознание прошило, словно молния, ужалив куда-то в самое сердце. Сам не понял, как, сорвавшись со стула, очутился с ней рядом. Молча обхватил за плечи — сильно, крепко, с какой-то необъяснимой дрожью в руках.       — Ничего, Рит, ничего, — пробормотал, с удивлением слыша в своем голосе ту же самую надтреснутую хрипотцу, — это просто усталость… Тебе бы хоть чуть-чуть отдохнуть, а там уж с новыми силами… Мы всех найдем, слышишь? Найдем обязательно… — и резко замолчал, буквально захлебнувшись эмоциями. Горечь, ярость, сочувствие смешались, переплелись — а еще тепло, парадоксальное, совершенно неуместное тепло, накрывшее мощной волной. Он не произнес больше ни слова, аккуратно прижимая ее к себе, слушая прерывистое, сбивчивое от задавленных слез дыхание — но не пытался найти каких-то бессмысленных утешений. Понимая, что этот неизбежный срыв ей нужен — как нужна гроза в удушливый день, чтобы пришло облегчение. И, чувствуя под ладонями ее слегка вздрагивающие плечи, он даже не думал о том, что происходит сейчас между ними. Это были мгновения слабости. Их общей слабости.