Полюби меня, если сможешь

Ее звали Ева. В первый момент, услышав имя, Булатов решил, что оно ей совершенно не подходит. Среднестатистический майор. Среднестатистический штабной работник. И внешность у нее, на первый взгляд, тоже была… среднестатистическая. Как говорится, ничего, что наталкивало бы на мысли о первородном грехе… А потом для следующей операции им понадобилась женщина. Для короткого, но эффектного появления — «чисто случайно» столкнуться с объектом, завлечь его, очутиться в номере, залезть в его компьютер… Генерал Колесников, курировавший новый северный филиал КТЦ, предложил свою протеже — майора Нестерову.       — Это может быть опасно, — попытался отделаться от такой «чести» Булатов. Втягивать в операцию дамочку, не имевшую никакого представления о боевых действиях, он был не готов. Ева Евгеньевна насмешливо прищурилась.       — А вы не волнуйтесь, товарищ контр-адмирал, — заметила иронично. — Я в случае чего смогу за себя постоять. Я карате занимаюсь. Булатов с трудом удержал на лице нейтральное выражение, хотя с губ так и рвалась насмешливая улыбка. Карате она занимается, подумать только! А у них в разработке — один из самых разыскиваемых, отлично подготовленных боевиков, единственной слабостью которого являются симпатичные женщины… Но спорить с начальством, как известно, себе дороже. Скрепя сердце, Булатов принял приказ к исполнению, отлично понимая, что «в случае чего», как выразилась товарищ майор, все шишки достанутся не ей и не генералу, а тому, кто командует операцией. То есть ему самому…

***

Преображение оказалась разительным. Поглядывая в зеркало заднего вида на скучающую Еву Евгеньевну, Батя испытал легкий эстетический шок. Превращение «среднестатистического штабного работника» в обворожительную женщину было несколько неожиданным. Исчез извечный строгий узел на затылке, распавшись роскошными русыми локонами, всегда строго поджатые губы теперь пылали вызывающе-алой помадой, безликую штабную форму сменило довольно легкомысленное платье, подчеркивающее все достоинства фигуры…       — Товарищ контр-адмирал, вы что, никогда женщин под прикрытием не видели? — насмешливо выгнув бровь, поинтересовалась Ева Евгеньевна, поймав на себе очередной красноречивый взгляд и поплотнее запахивая короткую серебристую шубку.       — Настолько привлекательных — ни разу, — по въевшейся привычке ответил Булатов гусарским комплиментом, сдержанно усмехаясь.       — А вы не промах, Иван Михайлович, — вдруг рассмеялась товарищ майор, как-то стремительно расслабляясь. — Кстати, мы уже приехали, — добавила, кивнув за окно. За лобовым стеклом разливалась стылая, неприветливая, антрацитово-черная северная ночь. В глубине двора слабо мигала редкими освещенными окнами бетонная многоэтажка.       — Я вас провожу, — зачем-то сказал Булатов, первым дергая дверцу автомобиля. — Карате, конечно, хорошо, но все-таки…       — Тогда мне придется из вежливости предложить вам кофе, — хмыкнула Ева Евгеньевна. И даже не подумала как-то протестовать и проявлять независимость, когда Булатов галантно подал ей руку.       — Из вежливости не надо, — усмехнулся контр-адмирал. Ева тихонько фыркнула — и хотя в темноте он не видел ее лица, почему-то был уверен, что она насмешливо прищурилась по обыкновению.       — А если не только, — многозначительно выделила голосом, — из вежливости?       — Ну, если не только, — скупо улыбнулся Булатов и покрепче придержал майора за локоть — темнота стояла такая, что ничего не стоило навернуться. Он прекрасно понял, что она имела в виду. И она поняла, что он понял. В конце концов, взрослые люди…

***

Булатов ушел от нее рано утром — серый холодный рассвет только-только забрезжил сквозь тонкие занавески. Он не хотел оставаться. Не хотел утренней неловкости, дурацких пауз, стесненных фраз, попыток объясниться. То, что случилось ночью, должно было в этой ночи и остаться. А может быть, все дело было в той оглушительной иллюзии, накрывшей его на несколько мгновений, когда смотрел на разметенные по подушке пшеничные пряди… И отчетливый оттенок горечи отозвался неожиданно неприятным послевкусием — хотя так мучительно-горько ему не было ни с Жанной, ни даже с Ольгой. Так было лишь раз. Когда узнал, что Женька собирается замуж… Неторопливо проезжая по пустынным заснеженным улицам еще спящего городка, Булатов вспоминал их последнюю встречу с Мурой — там, в их с Котом квартире, когда ему даже не хватило смелости нормально с ней попрощаться и сказать, что уезжает в командировку. Зачем? Для трогательного прощания? Это уж точно совсем ни к чему. Ни к чему хорошему… Жизнь и служба в небольшом приграничном городе, командование новым филиалом КТЦ, подбор кадров в штаб и формирование нового подразделения, задания от генерала, изматывающие тренировки вместе с ребятами и участие в операциях, чтобы окончательно выбраковать «слабые звенья» в группе… Новые задачи, новые люди, новые бои. Это нравилось, это было даже интересно. Но — очень хотелось надеяться — временно. Колесников уже не единожды прозрачно намекал, что не против видеть на должности командира именно его — но Булатов даже думать об этом всерьез не хотел. У него был «Смерч». Его команда, его ребята, его друзья. Был КТЦ, ставший уже вторым домом. И был родной город, не такой неприветливо-ледяной, как Энск. Старею, с усмешкой подумал Булатов, рвать привычные связи уже не так просто, как лет двадцать и даже десять назад. Да и вроде как незачем. В таком возрасте уже понимаешь — бег ничего не изменит. От перемены мест… Испытывать себя, куда-то бежать, что-то искать — прерогатива безбашенной молодости. Чем старше становишься, тем лучше себя знаешь. Или думаешь, что знаешь… А потом случается что-то, от чего вся уверенность рушится с треском — что-то сильное, потрясающее, переворачивающее душу. Как любовь, что всегда приходит не вовремя и незваной…