Полюби меня, если сможешь

В темном гостиничном номере, у не зашторенного окна, в кресле неподвижно сидел человек. Отставив на столик фужер с коньяком, довольно улыбнулся — сладостное чувство победы пьянило куда сильнее, чем алкоголь, хотя грех было бы не отметить успех собственной комбинации. И что удивительно, мальчишка ведь его не сдал, не рискнул тянуть за собой «паровозом», хотя мог бы, терять ему теперь нечего. Но нет, с каменной рожей твердил о личных мотивах и от своих показаний не отказался, перед эфэсбэшником не поплыл. Видимо, за свою подружку Кошкину и боевых товарищей испугался. Благородный… Батина школа! Дверь номера вкрадчиво хлопнула. Постоялец рывком обернулся, щурясь от резко вспыхнувшего света, а когда глаза привыкли к яркому освещению, изумленно замер.       — Ты?! — выдохнул потрясенно. — Но как… Булатов спокойно прошел внутрь, устроился в кресле напротив.       — Как видишь, жив, здоров и невредим. А ты, наверное, на другое рассчитывал? Его собеседник яростно выругался.       — Но я же… Я же сделал все, чтобы у Ионова не осталось другого выбора, кроме как тебя грохнуть! — процедил сквозь зубы.       — Да, в людях разбираться ты так и не научился, — хмыкнул контр-адмирал. — Как был самоуверенным комбинатором, так им и остался… Ты что, всерьез рассчитывал, что сможешь запугать опытного спецназовца и он побежит выполнять твой «заказ»?       — А он, значит, к тебе побежал, — криво усмехнулся «заказчик». — И это после того, как ты у него бабу увел… Да уж, гордости в мужиках совсем не осталось.       — Ну, не все же такие как ты, что готовы годами планы мести вынашивать. Ведь столько лет прошло… Его визави побледнел, сжимая кулаки.       — А ты думаешь, такое можно забыть и простить? — спросил, отворачиваясь. — Хотя для тебя, конечно… Для тебя это была рядовая операция, — заметил с кривой усмешкой. — А для меня… Там все мои погибли, все, понимаешь! Сестра, отец, Динка с Ромкой… А я же тогда говорил, я же просил, умолял дать этим уродам уйти! Но Булатов же всех умнее, «надо идти на штурм»! А если бы твои были на том лайнере, ты бы то же самое говорил? Никогда не прощу! — почти выкрикнул и рванул из-под сложенных на столе бумаг пистолет. Булатов, наблюдая за ним, даже не шелохнулся.       — Ты что, правда думал, что я приду к тебе просто так? — осведомился, покачав головой. Кивнул на оружие. — Можешь даже не стараться, там нет патронов. Полковник Серов, а это был именно он, дико взглянул на пистолет в своей руке, а затем, наведя оружие на контр-адмирала, принялся лихорадочно нажимать на спусковой крючок — но вместо выстрелов слышались лишь сухие щелчки. Отшвырнув оружие, полковник с глухим рыком схватился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, словно в трансе. Снова хлопнула дверь; на пороге в компании двоих штатских появился Пригов.       — Полковник, вы задержаны, — уведомил скупо. — Проедем с нами. Уведите его, — кивнул своим спутникам.       — Да уж, история, — протянул генерал-майор, когда Серова увели. — Михалыч, а что это там за случай был с его семьей?       — Да ничего хорошего, — вздохнул Батя, поднимаясь. — Давняя история… Террористов мы одних ловили, долго и упорно, а они в последний момент у нас из-под носа ускользнули. И захватили круизный лайнер, который им так неудачно на пути попался. Потребовали вертолет, деньги, ну, все как полагается… Только ваша контора, как всегда, не сильно засуетилась, чтобы их требования выполнять. Их не один год искали, и тут вдруг такое, с деньгами, которые они запросили, они могли хоть где затеряться, ищи их потом… В общем, ваши решили ничего им не давать и время тянуть. А террористы, ясное дело, нервничали, начали заложников убивать… В общем, я решил рискнуть и пойти на штурм. Но… — Булатов мрачно замолчал, заложив руки за спину. — В общем, операция провалилась, — закончил сухо. — Часть заложников мы спасли, а часть не удалось. Из тех, кто погиб, оказались сестра, отец и двое детей Серова, тогда еще майора.       — Да уж, трагическая история. Только, Бать, я одного не понимаю, — Пригов, остановившись у дверей лифта, испытующе взглянул на Булатова, — почему именно Ионов? С чего Серов вообще решил, что он может согласиться? Нет, он, конечно, парень горячий и благородный, за своих всегда горой, но не до такой же степени! Булатов равнодушно пожал плечами, выражая искреннее недоумение. То, о чем они говорили в тот вечер, когда Кот пришел к нему и честно все рассказал, Пригову знать было вовсе не обязательно. И об истинной причине того, почему выбор пал именно на Кота — тоже.       — Да кто ж его знает, — отозвался спокойно, заходя вслед за начальником в лифт. — На эмоциях чего только не сделаешь.       — Ну да, ну да, — понимающе покивал генерал-майор. Уже выходя к лестнице, обернулся: — Михалыч, тебя до КТЦ подбросить?       — Сам доберусь, — рассеянно отозвался Булатов. Уже на улице, стоя на пронизывающем ночном ветру, Батя проводил взглядом тающие в темноте огни машин и плотнее запахнул пальто. Несмотря на благополучный исход, на душе скребли кошки. Булатов предпочитал никогда не размышлять над тем, что было и уже нельзя изменить — но сегодня, глядя на полубезумного, отчаявшегося полковника, подумал о том, что, возможно, все могло быть иначе. Поступи он тогда по-другому — кто знает, может, дети Серова были бы живы… Только история, как известно, не знает сослагательного наклонения, а прошлое не отмотать назад, даже если очень хочется. А еще он вдруг подумал… Подумал, что никогда по-настоящему, действительно сильно, не боялся никого потерять. Сослуживцы? Он знал прекрасно, что значит выбрать их профессию, знал и то, что потери неизбежны. Конечно, никогда не позволял себе думать об этом, но отлично отдавал себе отчет: любой день с их службой может оказаться последним. Жена? Да, Марину он по-своему любил. Когда-то давно, в другой жизни, будучи еще совсем молодым, полным мечтаний, иллюзий, надежд и планов офицером. Но потом служба забрала его целиком, службе было отдано его время, его сердце, вся его жизнь… Дочь? Да он и не задумывался, что может потерять Ленку — последнее, что удерживало их с Мариной разрушающийся брак. Вот так не задумывался — и потерял, когда бывшая вторично выскочила замуж и увезла дочь с собой, затерявшись на просторах страны… Но время прошло — и дочь стала каким-то далеким воспоминанием, смутной памятью о кровных узах и о том, что где-то все-таки есть родной человек, его дочь. Но лишь сейчас, оглядываясь назад, он понимал: терять ему, по сути, и нечего. И окажись все не инсценировкой, а правдой… Ни для кого, даже для самых близких, его гибель не стала бы невосполнимой утратой, настоящей трагедией. Все проходит; все заживает со временем… Ни для кого? Или… Булатов резко выпрямился, ускоряя шаг. Он не должен был думать о ней. И сожалеть, и жалеть тоже. Отпустить — это было единственно верное, единственно возможное решение; отпустить, причинив ей нестерпимую боль — то же самое, что вовремя сделать операцию, не позволяя болезни зайти еще дальше, стать неизлечимой. Излечатся ли они когда-нибудь?..