Полюби меня, если сможешь

Жанну он встретил совершенно случайно. Вечером, заглянув в кафешку возле дома, заметил ее за столиком у окна — потерянную, усталую, с чемоданом. Жанна, как оказалось, приехала в Петербург на пару дней на научную конференцию, и визит как-то сразу не задался: в поезде у нее украли деньги и телефон, а в гостинице, куда она должна была заселиться, почему-то не оказалось брони — видимо, секретарша что-то напутала или просто забыла о поручении. Решение проблемы напрашивалось само собой — не отпускать же женщину на ночь глядя в неизвестном направлении в чужом городе, когда в двух шагах живет старый знакомый… Решение всех вопросов оставили до утра — а чтобы скрасить вечер, перенесли посиделки из кафе на кухню Булатова. В шкафчике нашлась забытая с давних времен бутылочка хорошего вина, нахлынули воспоминания о далекой безбашенной юности.       — А помнишь, — Жанна, смеясь, тронула его за руку, — помнишь, как ты Витьке Горелову за меня морду набил? Мы тогда вечно отношения выясняли, он про меня какую-то гадость сказал… И ведь никто из наших за меня не заступился, а ты ему как следует врезал… А Витька ведь боксом уже тогда занимался, его даже все местные хулиганы стороной обходили.       — Да, было время, — усмехнулся Булатов. Ему было приятно. Приятно, что даже спустя столько лет Жанна помнит все, что связано с ним; приятны эти легкие прикосновения и взгляды из-под полуопущенных ресниц; приятно сидеть с ней за одним столом, вспоминая прошлое… Да, она изменилась с годами — но по-прежнему осталась потрясающе красивой и притягательной… Ему было с ней хорошо. Можно сказать — технически безупречно. Жанна оказалась прекрасной любовницей — пылкой, умелой, раскрепощенной, какой может быть сексуальная и привлекательная женщина в этом возрасте. Но уже после, допивая с ней на кухне вино, Булатов с каким-то щемящим чувством вспомнил про Женьку. Ведь не хотел, не собирался, а вспомнил… И приятное послевкусие спонтанной страсти вмиг оказалось безнадежно испорчено…

***

      — Спасибо, что приютил, — Жанна ослепительно улыбнулась; отодвинула с прохода чемодан.       — Да не за что, — усмехнулся Булатов. — Хорошей дороги.       — И тебе удачи, — снова улыбнулась Жанна, целуя его в щеку. Неразборчивое бормотание, пролетевшее над вагонами, оповестило, что поезд скоро отправляется. Батя, на прощание оглянувшись на Жанну, махнул рукой и вышел на перрон. Поднял повыше воротник пальто, глядя вслед неспешно тронувшемуся составу. Несмотря на то, что они обменялись номерами, оба понимали: звонить не будут. У каждого своя налаженная жизнь, свои дела и заботы — закрутятся в суете, забудут. Но сожаления не было. Только легкая светлая грусть осталась — как о далеком солнечном дне: вспомнить и улыбнуться… Но уже в машине, когда ехал по направлению к КТЦ, снова накрыло глухой тоской. Почему же с Женькой не вышло так легко и светло? Почему так противно ноет в груди даже спустя целый месяц? Булатов привык философски относиться к любым отношениям и к расставаниям в том числе — да, было, да, прошло… Но расставание с Мурашовой почему-то оставило болезненно саднящий рубец — совсем как после ранения… Она даже снилась ему несколько раз. Красивая, нежная, с печальным взглядом сапфировых глаз — и Булатов потом после этих снов весь день ходил со смутным ощущением неясной отчетливой горечи. Да, служба спасала. На какое-то время, когда, с головой погрузившись в бумажки, отчитывая ребят или бросаясь в бой, забывал обо всем. Он не позволял себе думать о ней. И думать о том, что она чувствует теперь, не позволял себе тоже. Может быть, ей сейчас больно. Может быть, даже очень. Но пусть это закончится сейчас, чем гораздо позже, когда она привыкнет к нему еще сильнее, когда будет уверена, что их ничего не сможет разлучить. Он не хотел, чтобы она к нему привыкала. И мучить ее не хотел. Ну что их ждет? Подростковые прятки, редкие встречи в перерывах между заданиями, страх друг за друга… А ведь она молодая красивая девчонка, ей нужны нормальные отношения, нормальный мужчина, а потом ей обязательно захочется семью, детей, какой-то стабильности. А он, не мыслящий жизни без службы и без войны — разве он может ей это дать? Конечно же, нет. Но почему-то каждый раз вразрез с этими доводами — бесспорно правильными, разумными — он вспоминал тот короткий взгляд Женьки там, в комнате отдыха, когда она с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему навстречу. Она его ждала. Его нежная девочка неожиданно твердо и верно его ждала. Откуда в ней вдруг взялось столько силы? А он… он не мог позволить себе даже самую малость — принять все ее чувства. Чувства, оказавшиеся для них обоих и даром, и наказанием…