Полюби меня, если сможешь

У входа в КТЦ Мура ненадолго присела на лавочку — немного перевести дух, отдышаться, собраться с мыслями. Суровый доктор, пытаясь убедить ее задержаться в госпитале еще на недельку, только безнадежно махнул рукой под напором своей пациентки и отпустил ее с чистой совестью — потому что не сделай он этого, Мурашова сбежала бы сама. Решение, пришедшее к ней после того, как узнала о переводе обратно в «Смерч», укрепилось, превратившись в уверенность. Женя понимала прекрасно: останься она в группе, долго их отношения с Батей не продлятся. Обязательно случится какая-нибудь неприятность, какой-нибудь инцидент, после которого их отношения станут невозможными. В конце концов, не могут же они вечно скрываться… Да этого, честно сказать, Женя и не хотела. И тогда стало совершенно ясно: если ради того, чтобы остаться рядом с Булатовым, ей придется забыть о своей мечте, оставить ежедневную войну, в прямом смысле сложить оружие и вместо камуфляжа облачиться в штабную форму — она пойдет и на это. Осталось только уведомить о своем неожиданном решении Пригова и подать рапорт о переводе…       — Жень? Ты что здесь делаешь? Мура вскинула голову, встречаясь с усталым, задумчивым взглядом Булатова. Контр-адмирал присел рядом, внимательно, кажется даже с тревогой посмотрел на нее.       — Да так, надо кое-какие формальности уладить, — уклончиво ответила Мура, не желая вдаваться в подробности. Нет, лучше рассказать все потом, когда все решится окончательно…       — А это хорошо, что я тебя встретил, — вдруг произнес Булатов, глубоко погруженный в какие-то свои мысли. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Женя напряженно замерла, настороженно глядя ему в лицо.       — Что-то случилось?       — Я сегодня еду в командировку, — скупо отозвался контр-адмирал. С губ Жени сорвался разочарованный вздох.       — Опять? И надолго?       — На месяц, — все также рублеными, отрывистыми фразами продолжал Булатов.       — Так долго? — У Муры дрогнули плечи. Но тут же, словно испугавшись, что контр-адмирал как-то неправильно расценит ее реакцию, Женя поспешно вцепилась ледяной рукой в его руку. — Бать, но ты не думай, пожалуйста… Я буду ждать, обязательно… столько, сколько нужно… И…       — Не надо, — на полуслове прервал Булатов. Мура вскинула на него недоуменный взгляд.       — Что — не надо?       — Не надо меня ждать. Женя от неожиданности разжала пальцы.       — Бать, ты… ты что такое говоришь? — спросила очень тихо — горло перехватило. Булатов даже не повернул головы, глядя прямо перед собой ничего не выражающим взглядом.       — Это все было ошибкой, — произнес, не смотря в ее сторону. А Жене показалось, что это какая-то насмешка судьбы: точно такие же слова в какой-то другой жизни она говорила Коту после того, как, измотанная болью и войной, натворила глупостей там, в горах, пойдя на сближение с человеком, к которому не испытывала и десятой доли тех чувств, что горели в ее душе по отношению к Бате…       — Я совершил ошибку, — продолжал тот очень ровным, лишенным эмоций тоном. — Я не имел права так поступать. Ни с тобой, ни с Котом… Прости меня, если сможешь, — добавил тише глухим измученным голосом. Женя потрясенно молчала. Она не верила. Не могла поверить, что он сейчас вот так легко бросает ее. Это все неправда. Сон, бред, кошмар — что угодно, только не правда… Ошибка… Он действительно назвал ошибкой все, что между ними случилось? Все самое важное, ценное, самое прекрасное, что было в ее жизни — а он говорит, что это ошибка…       — Бать… Но… но как же я… без тебя? По губам Булатова скользнула невеселая усмешка.       — Мурашова, ну зачем тебе такой старый пень как я?       — Что ты такое говоришь? — беспомощно повторила Мура, чувствуя, что ее начинает бесконтрольно трясти. Но Булатов, кажется, ее даже не услышал.       — Ты молодая красивая девчонка, — выговорил с вымученной улыбкой. — У тебя все еще будет. Будет обязательно. И любовь, и муж, и семья… А со мной… Со мной у тебя нет никакого будущего. Я не хочу, чтобы потом тебе было еще больнее. Лучше закончить все прямо сейчас. Пока не поздно. У Жени задрожал подбородок. Нужно было что-то сказать, объяснить то, что, как ей казалось, в объяснениях не нуждается. Она не сможет жить без него как прежде. Если он ее бросит, это конец… Но губы не слушались.       — Прости меня, — тихо повторил Булатов, резко поднявшись и на миг коснувшись ее плеча. И, не оглядываясь, направился к стоянке автомобилей. Мура, подавленная, ошеломленная, оглушенная, смотрела ему вслед, не способная даже пошевелиться — хотя больше всего хотелось вскочить, сорваться, догнать его, удержать, умолять остаться, упрашивать не бросать, не поступать с ней так несправедливо, безжалостно… Но силы разом покинули ее. Осталась лишь боль.