Полюби меня, если сможешь

В каменном молчании они прошли мимо заполненной народом галереи, через пустой полутемный холл, на затонувшую в сумерках улицу, к забитой автомобилями парковке. На высоких каблуках и в узком платье двигаться было до ужаса неудобно, Женя едва поспевала за резкими, размашистыми шагами Булатова.       — Бать… — начала было Мура, но контр-адмирал, даже не взглянув в ее сторону, только сильнее стиснул запястье и ускорил шаг. — Ты не подумай, я… — и снова натолкнулась на глухое молчание. Наконец они очутились возле машины. Булатов, все также не говоря ни слова, принялся искать в карманах ключи.       — Бать, ну послушай… — сбивчиво, торопясь, снова заговорила Мура. Она должна, должна была объяснить, заверить, убедить — чтобы у него и мысли не возникло о том, что она могла бы… Хоть раз, хоть с кем-то… Даже невольно… Нет, нет, он не должен сомневаться в ней, никогда!       — Садись в машину, — коротко бросил Булатов. Женя открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, но под взглядом Бати моментально сникла и послушно уселась в автомобиль. Притихнув на соседнем сиденье, Женя почти физически ощущала повисшее напряжение — тяжелое, хмурое, грозовое, готовое разорваться искрами. Булатов оставался обыденно бесстрастен — лицо, не выражавшее ни малейших эмоций, сосредоточенный взгляд, направленный на дорогу… Но Мура помнила выражение его лица каких-то пять минут назад — там, у двери, и ей становилось страшно. Когда наконец свернули с оживленного шоссе во дворы — так было быстрее добраться к дому — Женя, не в силах вынести это изнуряющее безмолвие, повернулась к Булатову.       — Бать, ты очень-очень на меня сердишься? — спросила, внутренне сжавшись. Контр-адмирал ответил не сразу. Свернул в нужную арку, притормозил возле подъезда, заглушил мотор.       — Очень, — ответил наконец, глядя прямо перед собой. — Не на тебя. На себя.       — Почему? — нахмурилась Женя, отказываясь понимать хоть что-либо. Она-то решила, что он мог подумать, мог допустить, что она способна… Способна его предать. Батя медленно повернулся к ней, посмотрел внимательно, одновременно снисходительно и с легкой насмешкой.       — Мурашова, я боевой офицер, прошедший горячие точки. Я столько раз бывал во всяческих передрягах… Я взрослый мужик, в конце концов, старше тебя почти что в два раза. И я всегда считал, что умею себя контролировать практически в любой ситуации. А тут… Как только увидел тебя там, рядом с этим придурком… как только понял, что он хотел с тобой сделать… Как будто в башке что-то перемкнуло. И ведь знаю, что ты сама можешь за себя постоять, но… С ума сойти, — добавил, с усмешкой покачав головой. — Я в последний раз из-за девчонки дрался в десятом классе, когда мы с приятелем не могли решить, кто из нас одноклассницу в кино пригласит… И вот на тебе. Женя неуверенно засмеялась, глядя на него сияющими глазами.       — А за меня в последний раз заступались во втором классе. Самый старший брат. Когда у меня мальчик из параллельного новогодний подарок отобрал… А потом другой старший брат научил меня драться, и я сама себя защищала… Оказывается, так приятно, когда за тебя кто-то заступается, — добавила с улыбкой, коснувшись сильной руки, по-прежнему сжимавшей руль. — Точнее, если этот кто-то — ты.       — Наглый подхалимаж, — наигранно вздохнул контр-адмирал, стиснув в ответ ее пальцы. — Умеешь ты мужиками вертеть, Мурашова…       — А меня не интересуют какие-то абстрактные мужики, — шепнула Женя, придвинувшись поближе к нему. — Мне нужен только один…       — И кто же это? Бизон? А может быть, Пригов? — подначил Батя, но в глазах у него плясали лукавые чертики.       — Дурак, — тихонько фыркнула Мура и, перегнувшись, накрыла его губы поцелуем. — Но я тебя все равно люблю, — закончила, с неохотой отстранившись.       — Провокаторша, — не остался в долгу Булатов, легко скользнув ладонью по ее спине и чуть ниже. Мура торопливо сглотнула, разом напрягшись, но даже не подумала отодвинуться, чувствуя, как внутри вмиг стало до дрожи волнительно-жарко. Господи, но так же, наверное, просто нельзя — терять рассудок от одного лишь прикосновения, заводиться с пол-оборота, загораться спичкой от единственной легкой искры… Но по-другому рядом с этим мужчиной она просто не может. По-другому не получается.       — Мурашова, ты что творишь? — хрипло проговорил Булатов, почувствовав ее пальцы на пуговицах рубашки. — Сумасшедшая… … До квартиры они так и не добрались. В кабине лифта, с нервным смешком торопливо пытаясь застегнуть платье, Женя слышала, как на лестнице возмущенно переговариваются какие-то тетки, сетуя на то, что лифт, зараза этакая, ломается уже третий раз за неделю.       — Мурашова, по-моему, из-за нас кто-то сегодня не скоро доберется домой, — хмыкнул Булатов, поправляя пиджак.       — Ничего, много ходить пешком полезно для здоровья, — легкомысленно отозвалась Женя, старательно приглаживая растрепавшиеся волосы. В этот момент лифт наконец тронулся, проехал пару этажей и замер. Двери разъехались, и Женя с Булатовым вышли на лестничную клетку. Батя, с непроницаемым лицом поздоровавшись с тетками, только сочувственно кивнул на расстроенные причитания.       — Да что ж это такое, который день ломается! — всплеснула руками одна из соседок, пока вторая, охая, пыталась втиснуться в кабину вместе с бесчисленными пакетами.       — Да не говорите, — с готовностью подхватил Батя, покачав головой. — И куда только управляющая компания смотрит…