Запрещённый момент

Уже сидя у себя дома, Андрей чуть ли не бил себя. Зачем он согласился? Он и сам не знал. Просто смотрел на Марата и чувствовал, что если откажет — то подведёт его. А допустить этого было ни в коем случае нельзя. Ему нужно, наоборот, как можно быстрее подняться в глазах группы и Марата. Почему-то от одной мысли об обиде друга у него всё сжималось внутри. Брюнет всегда мог выкрутить всё так, будто это он вообще жертва обстоятельств. Иногда казалось, что в своих глазах он — д’Артаньян, а все остальные... ну вы знаете. На поездку ему нужно было пять рублей, но не помешало бы и больше — жить же на что-то надо. Так где же найти деньги? Настрелять? Заработать? Попытаться выпросить? Или, может, продать что-то своё? Ладно, допустим, с деньгами можно ещё что-то решить, но как сказать маме? Ведь она устроит скандал, мол, её сын пропустит школу, уедет непонятно на какие гроши, непонятно с кем. Вдруг в его голове будто зазвенело: «Я уже почти взрослый и сам смогу решить, где мне быть». Непроизвольно его брови нахмурились. Он решительно встал и направился к своему столу. Достав незатейливую копилку, он начал вытряхивать из неё деньги. Хотя копилкой её можно было назвать только по выполняемой функции. А так — обычная коробка из-под старых часов. Вся потрёпанная, краска слезла, а от золотистого лого вообще уже ничего не осталось. Десять, двадцать, тридцать копеек. Кое-как наскрёб рубль десять, тяжело вздохнул и закинул их в простенький кошелёк, который раньше служил его отцу, но после его смерти перешёл ему. Вся решительность испарилась, и он рухнул на диван. Оставалось только одно — заработать деньги. Он подумал, что у мамы точно были бы деньги, но украсть у родной матери рука, слава богу, не поднялась. Родственники уже давно спали. Тихонько посапывала Юля, а ветер скрёб окна, предвещая метель. Потепление прошло, и вновь ударили морозы. От него словно на замесе немели пальцы и побаливал нос. Вот усталость начала брать верх, и он зарылся по нос в одеяло. И под тихие гудения холодильника за стеной и медленную ходьбу настольных часов он провалился в царство Морфея.

***

Тем временем брюнет далеко не спал. Он стоял в своём коридоре и то и дело мялся рядом с телефоном, то снимая трубку, то замирая на секунду и вешая её обратно. Спустя, наверное, ещё минуту он крепко зажал трубку ухом и начал набирать номер, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на листочек. В полутьме было почти ничего не разглядеть, но Марат уже выучил наизусть имя, записанное на клочке бумаги. Парень почему-то сильно нервничал. Он вытер потные ладони об свою футболку, когда услышал гудки. Спустя несколько секунд трубку сняли. И, в слегка шипящую связь, он выпалил на одном дыхании: — ЗдравствуйтеаАйгульможно? — Без лишних слов приветствия на фоне что-то зашуршало, и с перебоями он услышал только: «Айг… тебт». И трубку снова кто-то поднёс к уху. — Здравствуйте? А кто это? — сказала девочка уже немного уставшим голосом. Она явно не ждала звонков. Пока ждала ответа, она покачивалась и очень медленно моргала. — Это Марат, — он помедлил и добавил: — гитарист. Не хочешь ли ты завтра прогуляться? — Почти шептал он в трубку с обаятельной улыбкой, хотя знал, что его никто не видит. А ладошки снова вспотели. — Ну… — Она сразу оживилась и задумалась, взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, гитарист явно наврал, чтобы пригласить её на свидание, но его очарование подкупало. Девушка молчала добрые полминуты. — Можешь меня с музыкалки забрать завтра. Я заканчиваю в шесть тридцать. Если опоздаешь, не буду тебя ждать. — Суровость в её голосе выдавала уверенность, что девушка знает себе цену. Хотя на самом деле она улыбалась и уже невзначай крутила волосы. — Вас понял, мадемуазель. Тогда доброй вам ночи и до завтра, — на этих словах он постарался сделать голос ниже, чтобы тот казался брутальным. Но в конце его тело будто специально подвело, и он выдавил тонкое «И». Айгуль лишь задорно посмеялась и бросила трубку. Весь в смятении и на ватных ногах он поплёлся спать. Уже лёжа на кровати, он никак не мог сомкнуть глаз. Как всё прекрасно складывается: завтра он заберёт Айгуль, а вечером уже будет в поезде, вместе с Андреем и остальными. Вот только Вовы не хватало. Он на секунду вспомнил о своём сводном брате: как весело с ним было, как он приобщил его к пацанскому миру, как носил на плечах в детстве и учил играть в карты. Но спустя мгновение он снова погрузился в мечтания. Марат лежал с закрытыми глазами и представлял, как приедет обратно с деньгами, как поднимется в глазах группы и Андрея. В голове чёткой картиной всплыло изображение блондина — такого живого, нетронутого, невинного. Такого, каким он был, когда они только познакомились. Почему-то кроме как «Андрюша» его никак называть не хотелось. Это сейчас он стал больше походить на мужчину: весь в ранениях, а на лице начали появляться шрамы, которые ему совершенно не шли. Он пианист. Пианист должен играть. Резко открыв глаза, Марат сел на кровати. И зачем он только что представил Андрея, нервно прикусывающего губу, когда пальцы немного фальшивили при игре на пианино? Он напрягся, посмотрел на пустующую кровать, вздохнул и снова улёгся, параллельно пытаясь как-то выгородить себя. «Та он просто так выглядит. Хочется его защитить постоянно. Вот я дебил. И зачем только полез в Универсам?» Пролежав так ещё минут двадцать, он наконец-то провалился в сон.

***

Поднявшись с самого утра, Андрей отправился мотаться по улицам, конечно же, ничего не сказав маме. А зачем? Теперь он сам себе хозяин. Он прогуливался грязными улицами своего района совсем один, пытаясь найти хоть какую-то работёнку. Спрашивал у соседей, знакомых, знакомых знакомых. Но, как назло, сегодня помощь никому была не нужна. Прямо всем на районе, как по волшебству. Он не понимал, как такое возможно. А стоило бы чаще смотреть в зеркало. Весь в синяках и ссадинах, с рассечённой губой, длинными, давно немытыми волосами. Он явно вызывал отторжение у окружающих. Ещё его принадлежность к группировке выдавали жаргонизмы. Парень почесал сальный затылок, присел на маленький заборчик возле клумбы и закурил. Дым аккуратной струйкой тек вверх от сигареты, завораживая. Он так и уставился на сигарету, пока не услышал звуки. Малышня вышла из школы. Он подумал, что стоит попытаться найти деньги так, как когда-то Марат искал деньги у него. Ну, была не была. За девочками он не пошёл — всё-таки это же девочки, а их трогать нельзя. Быстро догнав двоих парнишек, он пристроился за ними. Один как раз жаловался, что деньги уже закончились. Чёрт. Он подошёл к другим. На миг ему показалось, что он выглядит нелепо со всеми этими перебежками. Скорее всего, так и было. Те просто болтали об играх, в которые играли, и о том, как проведут каникулы. Вот оно. Он стал идти за ними, иногда увеличивая расстояние, иногда сокращая. Спустя ещё пять минут Андрей свистнул. — Эй, чушпаны, сигаретки не будет? — самодовольно, как Марат учил, крикнул он. Парни обернулись и испуганно заморгали. Андрей остался без ответа, что его огорчило. По крайней мере, он сделал вид: — Так я понял, манерам вас вообще не учили? Прыгайте, — приказ прозвучал максимально спокойно, почти дружелюбно, но совершенно не отражал его настоящего волнения. Мальчики неохотно переглянулись и немного попятились. В голове у них явно заработали шестерёнки. Бежать хотят, — на секунду его взгляд нервно метнулся, но потом снова повис на парнях. — Нету у нас ничего… — робко кинул один из них и сделал ещё шаг назад. — Если вздумали бежать, то я вас запомнил и потом приду с пацанами, поняли? А теперь прыгайте. — Терпение начинало заканчиваться, и он сжал кулаки. Парни неуверенно запрыгали, и вместе с этим в их карманах звонко послышались монетки. — Оооой, получается, вы врунишки, — довольно улыбнулся он и, подойдя вплотную, схватил обоих за воротники, чтобы те не убежали. Только тогда сердце перестало так сильно танцевать вальс. — Доставайте. Они резко сунули руки в карманы, и их маленькие ладошки наполнились мелочью. Андрей отпустил их, быстро выхватил деньги, сунул в карман и уставился на них с задором, — А сейчас в фанеру получите, за ложь старшим, — он приложился одному и второму в глаз. Быстро и, очевидно, не настолько болезненно, как когда-то прикладывались к нему. И пока те растерянно стояли, Андрей дал дёру, только кинув напоследок: — Расскажете кому-то — я вас найду. Отбежав на приличное расстояние, он резко завернул за угол и упёрся руками в колени. Дыхание клубами выходило изо рта, смешиваясь с дымом, а на лице читалась улыбка. Он принялся считать мелочь. Сорок. Негусто, но можно ещё попытаться настрелять. Парень был впечатлён, что смог достать деньги, а делать особо ничего не пришлось. Вот видишь, не так это и страшно, — говорил он себе, немного посмеиваясь. Вот бы Марат это видел. Он бы мной гордился. Его глаза заблистали азартом, и он решил провернуть ещё одну махинацию, которой его научил Марат. И он сразу же рванул с места в сторону рынка.

***

Утро этого парня выдалось, казалось, самым приятным в мире. Он проснулся от запаха блинчиков на кухне и лёгких лучиков зимнего солнца, которые пробивались сквозь тонкие шторы. Погода стояла отличная. Кое-как разлепив глаза, Миша прислушался. Бабушка что-то упорно тёрла щёткой. Наверное, сковородку, — подумал он и сел на кровать. Та робко скрипнула, но Миша даже не заметил этого. Сладко потянувшись, он подхватил носки с батареи и шустро надел их, чтобы ни секунды не ощущать холода. Потом он тихо побрёл в ванную. К тому моменту, как он вышел, бабушка уже закончила уборку и сидела на кухне, задумчиво поглядывая в окно. Парень поприветствовал её, а женщина неспешно обняла внука, чмокнув в лоб почти впалыми губами. Но Мише было ни в коем случае не противно. Его бабушка, Полина Филипповна, растила его с раннего детства. Родители погибли в аварии, когда ему и года не было. Так получилось: они завезли его к Полине Филипповне, чтобы отправиться в совместное путешествие, но судьба сыграла с ними злую шутку, и, наверное, они до сих пор путешествуют… Когда Миша был помладше, он отчаянно надеялся, что вот-вот в его подъезд залетит Хагрид и увезёт его в Хогвартс. Но чем старше становился, тем отчётливее понимал, что магии нет. И всё же он оставался таким же лучезарным и смешным. Удивительно, как в группе его не прозвали Одуванчиком: его волосы так похожи на бутон кульбабки, когда растрёпаны. Но вместо этого он стал Ералашем — видимо, из-за некого сходства с мальчиком на заставке. — Что такое, бабуль? — промурчал Миша, придерживая бабушку за руки. Она была уже старенькой, ходить ей давалось с трудом. Но она всё так же каждое утро вставала и готовила любимому внучку что-то вкусное. Иногда, как сегодня, это были блинчики с творогом. Иногда французские тосты. А когда у неё было больше сил, Полина Филипповна пекла целые пироги и торты. — Та вот, блинчиков твоих любимых сделала с творогом, — она отстранилась и глубоко вздохнула, будто с горем. Миша в это время уже уплетал блины за обе щеки, но бабушкины страдания заметил. — Ба, что-то случилось? Что-то болит? — Та нет, внучок, — она опять уставилась в окно, будто если отведёт взгляд, точно заплачет. И, как бы невзначай, продолжила: — Сон мне дурной приснился. — Какой сон? — Миша замер, отложив вилку. — Ворона. Красивая такая, грозная, перья чёрные, как мрак, ещё и так блестят… Ну, я проснулась, та и думаю, посмотрю в соннике. А это значит скорая смерть… — Полина Филипповна, насмотревшись на виды, вдруг прикрыла глаза платком, и послышались глухие всхлипы. — Та бабулечка, не выдумывай ничего себе! Ты ещё на моей свадьбе плясать будешь и правнуков своих увидишь. И вообще меня переживёшь, — он нежно обнял её за плечи, совсем не показывая, что ему тоже не по себе. Миша глотнул слюну, старательно отгоняя тревожные мысли. А если сон бабули окажется правдой? Куда меня? В интернат? Сам я жить ещё не смогу… Пока бабушка тихо плакала, Миша сидел рядом, пока она не прекратила. Выпустив глубокий вздох, она медленно зашагала к рукомойнику, чтобы умыть лицо. Миша остался на кухне. Еда больше не лезла, а ощущение утреннего уюта куда-то испарилось. Хорошо, что тему смерти больше никто в этой квартирке не поднимал. Когда часы показали, что обед скоро, Миша вызвался пойти на рынок, чтобы бабуля не тащилась сама. Взяв авоську, он побрёл по мрачным улочкам в сторону базара. Это место чем-то напоминало муравейник: вечно кишащий, дышащий своей жизнью квартал, который заполонили торгаши и продавцы, обманщики и впариватели. Начав свою экспедицию за мясом, он решил пройтись по всей территории, чтобы, возможно, что-то присмотреть себе в карман. И на одной из таких улиц он увидел вора, карманника. Как ни странно, он сразу понял его метод. И даже подчерк истинного автора. Искренне улыбнувшись, Миша направился прямо навстречу вору. Смотря на несчастное лицо блондина, хотелось скорее смеяться, чем злиться. — Даров, Андрюх. Что ты как ты? — он пожал его руку. — Тсс, не порть мне имидж, — шикнул парень. Через секунду Андрей бросился за женщиной, выпрашивая денег: на молоко для младшей сестры, на лекарства для мамы. Сказок у него было много, а вот артистизма — нет. — Сколько наскрёб уже? — продолжал глумиться Ералаш. — Целый рубль. Был бы, если бы ты не мешался, — рявкнул Андрей тихо и резко. Поняв, что разговор не для публики, он оттащил Мишу в сторонку, — А если серьёзно, то вообще 50 копеек. А вместе всё 2. Где мне ещё три рубля достать? — теперь в голосе звучала скорее досада, чем гнев. — Так часы свои продай, — Миша кивнул на кожаные часы с золотой гравировкой, что красовались на запястье Андрея. — Не. Часы не вариант. Это отца часы, — тот резко отдёрнул руку, словно коснулся горячей плиты, и потер запястье, будто проверяя, на месте ли подарок. — А, понимаю. У меня тоже от отца столько вещей осталось. Ничего из этого не выбросил и не продал. Даже в мыслях не было. Память же всё-таки… — Миша задумчиво посмотрел в толпу, будто кого-то высматривая. На секунду ему почудилось, что сейчас из этой толпы выйдут его родители, бросятся к нему и крепко обнимут. Но этого, конечно же, не произошло. — Ладно, пойду я. Дел много. Если денег не найдёшь, то приходи хоть проведай нас. Андрей кивнул. Они крепко пожали друг другу руки на прощание, и Миша слился с томной толпой.

***

Марат спешил со всех ног в музыкальную школу. Он совсем не уследил за временем: на часах было шесть двадцать пять. Парень бежал изо всех сил, перебегая дороги и перепрыгивая через ограждения. Когда он наконец-то остановился, поднял глаза на музыкальную школу и на большие часы на фасаде здания. Успел. Марат изрядно вымотался от такого короткого, но интенсивного забега. Присев на корточки, он полез в карман за сигаретой. Пачка была вся помятая, сигареты — тоже. Марат бросил на неё недовольный взгляд и нехотя запихнул обратно в карман. Он подумал, что Айгуль вряд ли оценит его ароматный дымный шлейф, а может, и вовсе побрезгует. Тем временем на улице уже стемнело. Вскоре он должен был проводить Айгуль, а потом отвезти её на вокзал на поезд. Спустя, наверное, минут пять Айгуль вышла из здания. На ней было скромное пальто и такой же скромный шарфик, который аккуратно лежал на её плечах. В руках — скрипка, на спине — рюкзак. Видно было, что она сразу после школы пошла на занятия. Для Марата она выглядела зимней принцессой, ведь в такой холод была одета довольно легко. Парень, смутившись, опустил глаза, зная, что если посмотрит на неё, то совсем покраснеет. Лёгкая дрожь била его по рукам. Айгуль же смотрела на него с лукавым взглядом. — Привет, а ты не опоздал, — она небрежно поправила волосы и, переминаясь с ноги на ногу, теребила в руках ремешок футляра. — Ну, пойдём? — Привет. Да, пошли, — ловко ответил он, забрав у неё футляр. Они шли молча минут пять. Взгляды их встречались, но тут же расходились. Дыхание Марата было чуть учащённым. Он, шагая ближе к Айгуль, случайно оказался рядом с её рукой. Парень поджал губы. Но вдруг он услышал громкий возглас своего имени возле одной из лавочек. Марат поднял взгляд. Это были его знакомые. Он кивнул им и улыбнулся. Те рассмеялись, увидев Марата с футляром от скрипки, но сам парень не обратил на их шутки внимания. Они продолжили путь. — А кто это? Твои друзья? — вдруг спросила Айгуль, бросив на него любопытный взгляд. — А? Да нет, просто ребята из группы, — ответил он. — А кто тогда твои друзья? — её заинтересованность придавала беседе лёгкости. Так слово за слово у них завязался разговор. Марат рассказал ей о своих друзьях, брате, школьных проделках, шалостях и об Андрее. При упоминании друга на его лице появилась тёплая улыбка. Айгуль, в свою очередь, поделилась историями из школы, рассказала о своих подругах и о скрипке. Их шаги становились всё медленнее, словно они не хотели, чтобы прогулка заканчивалась. Мороз больше не ощущался. Только лёгкое волнение давало о себе знать. Когда они, наконец, подошли к подъезду, Айгуль остановилась. Она повернулась к Марату и встала на одну из ступенек, чтобы быть с ним на одном уровне. Её глаза, казалось, говорили намного больше, чем могли бы сказать слова. Марат смотрел на неё, даже не моргая, боясь упустить хоть миг. — Ну… Спасибо, что проводил, Марат. Я, наверное, пойду, — сказала она. Айгуль потянулась к парню, и он машинально раскрыл руки для объятий. Но объятий не последовало. Девушка ловко выхватила из его рук футляр и немного отстранилась. — Пока, — произнесла она робко и быстро направилась к двери. Казалось, она боялась, что её могут застать. Марат же стоял, словно статуя, с раскинутыми руками. Только когда она скрылась за дверью, он крикнул ей вдогонку: — Пока! Через мгновение её чары спали, и парня слегка тряхнуло. Уши покраснели не от холода, а от стыда. Со злости он пнул небольшой сугроб, который попался на дороге, и, сунув руки в карманы, отправился домой. Только снег под ногами продолжал хрустеть.

***

Вот уже город покрылся мраком, и фонари, словно слуги, покорно склонили свои головы по обочинам дорог и тротуаров, будто приняли свою участь — вечно нести службу людям. Тем временем Андрей сидел у себя на кухне и прислушивался к разговору мамы и сестры. Светлана Михайловна почему-то отчитывала Юленьку — то ли за то, что она игрушки разбросала, то ли за то, что не хотела их собирать. Блондин понял, что окружающая среда к разговору неблагоприятная. От нервозности он не заметил, как потянулся к руке и начал грызть заусенец, который вскоре просочился кровью. Парень резко отдёрнул руку, когда в старую прокуренную кухню зашла мама. Он проводил её серьёзным взглядом из-под лба, словно хищник выслеживает добычу, приглядываясь, не убежит ли она. Женщина прильнула к плите и, не отводя взгляда от конфорки, громко буркнула Андрею: — Что ты хочешь уже? Смотришь как на врага народа, — ковыряя картошку в сковородке, она свела брови. Охота началась. Андрей, подсознательно готовясь к предстоящей ссоре, облизнул пересохшие губы и выдавил хрипом: — Мам, а можно я на пару дней к другу? — Нет, — начала она. Андрей уже подумал, что всё закончится на простом отказе, но он слишком хорошо знал свою мать. После небольшой паузы она незамедлительно продолжила: — А тебе не кажется, дорогой мой сынок, что ты всё меньше времени проводишь дома? Где это ты постоянно пропадаешь? Только не ври, что в музыкальной школе! Я знаю, что ты давно уже там не появляешься, как и в школе! — Её голос стал леденящим, почти обмораживающим, переходящим на крик. Оправдываться было бесполезно, он знал это давно. Это был его план: начать ссору, а потом убежать, когда она достигнет своего пика. Страсти накалялись, разгорались, как подпалённая спичка. В ход пошли обзывательства в сторону сына: какой он бездарь, дебил и недоумок. Андрей, конечно же, не остался в стороне, пытаясь оправдать себя её постоянными ограничивающими правилами и упрёками. Но конец их диспута положила последняя фраза его матери: — Ты думаешь, с тобой по-другому можно?! Тебя надо держать в ежовых рукавицах, чтобы не повторился инцидент с отцом! Та если бы не я, ты бы ещё раньше пошёл по этой дорожке... Гены, как-никак! Поспешно оба закрыли рты, остановив поток грязи в сторону друг друга. Светлана резко дёрнулась и закрыла рот рукой. Наконец-то, помимо своих криков, они услышали тихий плач Юленьки, которая, оказывается, всё это время стояла с ними на кухне. Мама кинулась к дочке и принялась её успокаивать. Андрей замолк от шока, ведь эту историю они не поднимали в их семье никогда. Но удивление сменилось неконтролируемой злостью. Никто и никогда не смеет так говорить ему, сравнивать его с отцом — они ведь совсем разные люди. На секунду стало противно и тошно где-то в животе. Без лишних слов он рванул в комнату, закинув на плечо рюкзак с вещами, который был поспешно собран. Из своей комнаты он бросил взгляд на родных и на секунду скривил лицо. Ну конечно, наорала она на меня, а успокаивает её. Он фыркнул и, не обращая внимания, стал напяливать верхнюю одежду. Быстро и резко, так и показывая всем своим видом отвращение и злость к этому месту. — Сынок... Куда ты? — тон её резко изменился, как будто ничего и не было. Будто за секунду до этого она не была готова разорвать сына на куски. Парень лишь соизволил опустить на неё свой стеклянный взгляд: — Куда надо, — он резко сдёрнул фотоаппарат с вешалки, который был тоже приготовлен заранее, и стукнул дверью на прощание. Через секунду вылетела мать с криками: «Я тебя не пущу, сынок!» и Юленька следом со своим «Не обижай маму!!!». Их голоса разлетелись эхом, которое сопровождал ещё удаляющийся стук ног по лестнице. За Андреем было уже не угнаться. Он пулей вылетел из подъезда и побежал на автобусную остановку, которая держала путь к вокзалу. Оббегая сугробы и прохожих, которые шли по своим делам, он скользил по плохому асфальту. Подкатил к остановке. Немного отдышавшись, Андрей потянулся в карман к сигаретам. Закурил. Недавно стрельнутая папироса приятно горела в руках. Он упал на лавочку и запрокинул голову вверх. В голове была кромешная каша. Вдох, выдох, дым — и наконец-то стресс понемногу начал спадать. Послышался звук тормозов и разбрызганной грязи. Как кстати. Вокзальные автобусы почти никогда не опаздывали. Из раза в раз доставляли своих пассажиров и передавали в руки железной дороги. Он просунулся внутрь старого грязного автобуса, где сиденья были настолько стары, что на местах затёртостей прилепили новую кожу. Выглядело это всё нелепо. Этот автобус — первое, что видят люди, приехавшие в Казань. Какое же у них будет первое впечатление о городе? Пейзажи за окном особо не менялись: серые дома и такие же мрачные остановки. Спустя 20 минут Андрей уже стоял на вокзале. Большое красивое белое сооружение, которое было местом встреч и разрывов, слёз радости и горя, величественно стояло, принимая и провожая туристов, жителей или заядлых авантюристов, как универсал. Не теряя ни минуты, парень начал подходить к таксистам и приезжим, чтобы продать свой фотоаппарат хоть кому-то. Он пытался даже торговаться, ведь прокуренные дяденьки за сидениями стареньких баранок не были особо дружелюбными и не хотели покупать старый прибор за целых десять рублей. Спустя полчаса стараний у Андрея начали опускаться руки, как вдруг его окликнули. Мент. Лицо блондина быстро изменилось с жалобного на подозрительное. Однако незнакомец сразу показал свои интересы. — Да не бойся, не укушу. Что это у тебя? — взгляд его пристально водил по рукам мальчика. Андрей протянул ему фотоаппарат. Его пальто, которое было ему маловато, задралось, открыв запястья. — Вам за восемь отдам, — уже с отчаянием предложил Андрей, не замечая истинного взгляда милиционера. — Ну, фотоаппарат мне не особо нужен, но вот часы у тебя ничего такие, — мужчина с интересом покрутил свои густые усы, его намёк был понятен сразу. — Они не продаются, это от отца осталось, — неуверенно промямлил Андрей, прикидывая свои шансы заработать ещё немного денег, ведь до отправки оставалось совсем немного времени. — Уверен? Четыре рубля дам, — как только это заветное число прозвучало, в голове Андрея будто на секунду всё прояснилось. Вот они, четыре рубля, так близко, что их можно уже потрогать. Он начал ковырять свою руку, уже открывая ремешок, как вдруг кто-то схватил его за всё тот же рукав. — Не продаются же сказал, чего вы лезете? — не успев опомниться, Андрей уже стоял недалеко от входа в вокзал. А рядом стоял Ералаш, что-то бормоча себе под нос. Его, в основном радостное, лицо исказила гримаса негодования и злости. И пока второй парень растеряно моргал, ощущая, что упустил последние деньги, Миша начал его отчитывать: — Ты чё? Сказал же, от отца осталось. Нафига продавать? — голос его был злым, но картавость добавляла в его образ немного комичности. — Да потому что если не продам, не поеду с вами! — опомнившись, воскликнул Андрей, став при этом чернее тучи. Он понимал, что возвращаться домой — плохая идея. После такого грандиозного скандала ему придётся ночевать на улице. Глаза парня вновь налились кровью, кулаки рефлекторно сжались: — Благодаря тебе. И чего ты вообще полез?! От таких слов Миша замешкался и отвёл глаза, будто задумался о чём-то. Взгляд его молча прошиб Андрея. Тощий парень с рюкзаком на плече и израненным лицом. Пыл картавого поубавился. Он прекрасно понимал чувства Андрея: как ему хочется поскорее влиться в коллектив и не чувствовать себя таким одиноким и слабым, как раньше. Сам Миша был когда-то таким мальцом. А потом знакомство с Турбо расставило всё на свои места, и курносый картавый Миша стал таким же хулиганом.Хоть парни и были одного возраста, но в иерархии оказались на разных позициях. Ералаш вместе с Турбо и Зимой — суперы, а вот Андрей и Марат пока скорлупа только. Недолго они ещё в группировке. Вот он, дурак, если решил продать часть своей семьи для какой-то фигни. По-хорошему ему бы пробить надо за такие выходки. Хотя, с другой стороны, если он готов продать что-то такое дорогое, чтобы поехать с нами, пацанами, — значит, он очень ценит своё пребывание с нами. Но нельзя ему разрешить продать эти часы. Память же. Мише больше ничего не оставалось. Вдруг он замешкался в карманах и, нащупав кошелёк, достал его. — Сколько тебе надо? Я добавлю, — его тон стал опять же таким же добродушным и обнадёживающим. Андрей уже начал оправдываться, что не примет деньги, что это не по-пацански, но Миша его опередил: — Вернёшь потом, конечно же. А то спрошу с тебя. На это Андрей лишь активно закивал и быстро засунул деньги в карман, чтобы, не дай бог, не потерять. Блондин поблагодарил Мишу, сказав, что в долгу не останется. На этом парни и сошлись. Огромные вокзальные часы уже пробили девять вечера. Совсем скоро отправка. Блондины в ту же секунду сорвались с места и рванули к кассам. Каким-то чудом им удалось купить билеты, и теперь их целью было добежать до поезда. Уже на последних порах они бежали от кассы на перрон, толкая людей, которые мешались, на что их, конечно же, посылали. Их бег отдавался громким эхом, а ветер противно задувал за шиворот, вызывая рой мурашек по спине. Уже на бегу они здоровались с парнями и запрыгивали на тронувшийся поезд. Успели.