Can't catch me now

На что готов пойти человек ради собственного выживания? Готов ли он бросить незнакомца в беде, предать собственного друга и убить близкого, готов ли он поддаться порокам, уподобиться животному и позволить растущим внутри инстинктам взять верх? А готов ли он пожертвовать собой во благо жизни другого, пусть даже неизвестного, наплевав на правила Игры? Людей последнего типа Виктор на Голодных Играх не видел за всю свою жизнь никогда. С самого детства, сколько он себя помнит, на экране появлялись либо слабые и испуганные - по большей части это были дети от четвертого до двенадцатого дистриктов, - либо показавшие свое истинное лицо безжалостные и бессовестные - дети из дистрикта один, два и три. Виктор не знает точного ответа на эти вопросы, однако точно знает с самого детства - если он попадет на Игры, он будет убит одним из первых, ибо, по причине своего недуга, относит себя к слабым и испуганным. Не готовым лишить жизни, поскольку не имеют на это права. Он также не до конца знает, насколько это считается жертвованием себя во благо других, но полагает, что пожертвование - дело добровольное, а умереть, будучи не готовым убить, и пожертвовать своей жизнью для того, чтобы за тебя эту жизнь прожил тот, кто этого достоин - вещи немного разные. Подобные около-филосовские размышления посещают голову Виктора каждый раз, когда приходит время ежегодной Жатвы, а в этом году к переживаниям за себя подключились переживания за... - Виктор! Виктор! - Плачущий голос выводит его из размышлений, и парень рефлекторно меняет лежачее положение тела на сидячее, переводя встревоженный и усталый взгляд на дверной проем. Быстрые шаги становятся ближе, и в следующую секунду в комнату вбегает напуганная девочка. Она запрыгивает на чужую кровать, практически налетая на Виктора с объятиями, обхватывает руками его шею и утыкается носом куда-то выше ключицы. Паудер. Его младшая сестра, только-только вступившая в возраст двенадцати лет. Он вздыхает. На этой Жатве и она примет участие. - Мне.. м-мне приснилось!.. Они хотели меня забрать, Виктор! Мне страшно, пожалуйста.. - она тараторит, заикается и всхлипывает, и Виктор, все еще задумчивый и усталый, по привычке обнимает сестру, утыкаясь носом ей в макушку. - Тише, Пау-Пау. Это просто сон, - спокойно говорит парень. - Это твой первый раз, тебя точно не выберут. Все будет хорошо, я обещаю тебе. Конечно, обещать, не зная точно - ужасная идея, но Виктор просто физически не может выдержать слезы Паудер и собственный страх за нее. Он обещает, искренне надеясь на лучший исход, обещает, надеясь успокоить не только её, но и себя. Взгляд падает на старую, полуразваливающуюся тумбу поодаль его кровати, на которой, стоя рядом с кучей книг и хламом в виде шестеренок, красуется семейная фотография. - Мне страшно, Вик... Я не хочу туда, - Паудер льнет ближе и сжимает в пальцах его домашнюю футболку, а Виктор, в свою очередь, подняв руку с ее детской спины, запускает пальцы в синие локоны, поправляя их. - Ты сильная девочка, Паудер. Не позволяй своему страху тебя одолеть, - мягко добавляет парень, а затем слегка подается вперед. Сестра моментально улавливает знак и разрывает объятия, отползая на край кровати и позволяя брату встать. - Пойдем, сделаю тебе чай. Рука привычно тянется к изголовью кровати, у которого покоится небольшая, самостоятельно вырезанная трость. Пальцы обхватывают ручку, и парень, похрамывая, выходит из комнаты, направляясь на кухню. Паудер следует за ним, все еще изредка всхлипывая и утирая тыльной стороной ладони нос. Паудер - все, что у него, Виктора, есть, исключая мать, потому мысли о том, что ее имя могут вытянуть на первой же Жатве, медленно, но верно сводит с ума. Виктор не готов к такому исходу, а поэтому старается о нем даже не думать, тут же говоря себе о теории вероятности, по которой шанс подобного исхода достаточно мал. И все же... - Ты снова уходишь? - спрашивает девочка, усаживаясь за стол и наблюдая за Виктором, ставящим чайник на плиту. - Опять рано? - Да. - Охота? - Да. - Ты можешь отвечать не так односложно? - Могу. Но не буду, - Отвечает Виктор, слегка усмехнувшись, и слышит за спиной такой же смешок. Кажется, Паудер приходит в себя, раз может выдавить из себя что-то кроме всхлипов. Это определенно радует. На несколько минут на кухне воцаряется комфортная тишина, нарушаемая только кипячением воды в чайнике, а после и его свистом, но сестра вновь подает голос, когда Виктор уже заливает заварку в стакане горячей водой. - Виктор, - зовет его Паудер, и затем, замявшись, добавляет тише: - Я не хочу, чтобы тебя выбрали на Жатве. И не хочу, чтобы меня выбрали. Но если твое имя вытянут, я пойду... - Не смей продолжать! - резко, однако все так же сдержано перебивает ее Вик. - Несмотря на то, что я сомневаюсь в выборе тебя или меня на этой Жатве, даже если это случится - я не позволю тебе заменить меня, - он ставит чайник обратно на плиту, подхватывает кружку и, подойдя к столу, слегка агрессивно, а от того громко, ставит ее перед Паудер. - Мне нужно идти, а тебе нужно еще поспать. Не буди маму слишком рано. - Вик, можешь спеть мне, пожалуйста? Я не смогу снова уснуть. - Не сейчас. Я спою тебе сегодня вечером, хорошо? - Виктор кратко целует Паудер в висок перед тем, как направиться в прихожую. Несмотря на недуг в виде больной ноги, Виктор за свою жизнь наловчился относительно адекватно бегать. Ну.. больше этот бег походит на быструю ходьбу, однако для него этого достаточно. Чтобы охотиться - бегать не нужно, вполне хватает просто вести себя тихо. Парень, дойдя до невысокого ограждения, разделяющего дистрикт и лес, раздвигает проволоки, пролезая между них, перебирается через ограду и ускоряет шаг, довольно быстро скрываясь в деревьях. Охота никогда не была и сейчас не является для него чем-то интересным и захватывающим. Ее можно считать необходимостью. Из-за нехватки еды и денег приходится каждое раннее утро сбегать в лес, пусть он и считается запретной территорией. Виктор настолько отработал эту схему, что дни без охоты часто приносят дискомфорт и дополнительную тревогу. Хоть это и считается его единственным доходом и способом прокормить себя и свою семью, Вик все же больше предпочитает науку: формулы, законы, технологии - все это куда интереснее, заманчивее, чем убийство животных. Он даже прослыл в своем дистрикте кем-то вроде "мастера" и жители время от времени приходили к нему с просьбой что-то починить. Это Виктор делал бесплатно, ибо за лишнее сдирание денег с таких же бедных людей, как он, его мучала совесть. Парень спокойно доходит до небольшой полянки, на которой, ближе к деревьям, в располагается огромного размера камень с выемкой в земле. Он присаживается на одно колено, откладывает трость на относительно ровную поверхность камня, тянется к самостоятельно вырытой ямке под ним, достает лук и стрелы. Затем идет вглубь леса, видит птицу - стреляет, попадая ровно в глаз, следом подмечает кролика и пускает стрелу куда-то в брюхо, а увидев оленя еще через минут пятнадцать ходьбы - вновь натягивает тетеву, прицеливаясь тому в морду. Каждое действие отточено до автоматизма, так что Виктор даже не сильно сосредотачивается на охоте, большую часть времени витая в облаках: обхватить ручку трости мизинцем и безымянным пальцами, прижав ее к ладони; другими пальцами той же руки взять стрелу; натянуть тетеву; прицелиться и выстрелить - тело и без помощи мозга это помнит. Виктор хмурится, даже перестает дышать, чтобы ни в коем случае не спугнуть животное, способное обеспечить его деньгами на целую неделю, и собирается выпустить стрелу.. - Виктор! - кричит женский голос где-то сзади. Олень, вместе с сидевшими на ветках птицами, от страха дает деру, а Виктор - тоже от страха - выпускает стрелу мимо. - Ты уже здесь! Извини, что опоздала, - Скай весело перепрыгивает через поваленное бревно, подбегая ближе к раздраженно пыхтящему парню. - Черт! Пошла ты!.. - он не продолжает, однако все свое недовольство все же умудряется выразить в трех словах. - Брось, - хмыкает девушка, махнув рукой. - Ну убил бы ты его, и что? - Как минимум, поел бы... - Вик опускает лук, качая головой, и все же решает об этом забыть. Он привык к неряшливости подруги, да и смысла ругать ее не было - в следующий раз все равно ведь поступит так же. По случайности, конечно. Скай Янг - его подруга детства. Она не отличается особой.. ну, интересностью, однако она - просто хороший собеседник, которому можно пожаловаться на жизнь. А в детстве она нередко составляла Виктору компанию в запускании самодельных корабликов по лужам. Еще она тоже, вроде, увлекается столь запретной и малодоступной штукой, как наука, так что... да, она просто хорошая и привычная. Удивительно, как им обоим повезло дожить до восемнадцатилетия, ни разу не поучавствовав в Играх. После недолгой охоты они возвращаются на небольшую полянку с тайником под камнем, куда Вик вновь прячет свой лук и стрелы, складывают всю добычу в рюкзак Скай - к их же удаче, сегодняшний улов был размерами не больше зайца - и отправляются к их месту на невысокой горе: вершине с стоящим на ней старым дубом, на которой они часто проводили время раньше и проводят сейчас после охот. - Все зависит от нас! "Мы болеем за наших и плачем, когда они умирают" - ну что за чушь? Простая отговорка, лишь бы не менять ничего.. - Скай поднимается быстрее Виктора, а потому занимает место по-удобнее прямо у дубового ствола. - Если дистрикты перестанут смотреть Игры - их отменят! - Как у тебя все просто, - хмыкает парень, неспешно поднявшись и с усталым кряхтением садясь рядом с подругой. - Пока жители Капитолия любят Игры - они будут продолжаться. Даже если все 12 дистриктов перестанут их смотреть. К сожалению, наше мнение не имеет никакого веса и значения для них, как и наши жизни. - Неужели всех это устраивает? - девушка вздыхает подавленно, обхватывает себя руками и потирает предплечья, то ли переживая, то ли пытаясь согреться. Виктор ее понимает. Ему тоже хочется содрать с себя всю кожу, лишь бы хоть как то успокоить зудящую во всем теле тревогу. Впрочем, все, что он делает - теребит пальцы и ковыряет ногти. - Нет. Все просто небезосновательно боятся. И ты тоже боишься, - предполагает Виктор. - И ты боишься? - спрашивает Скай, придвигается ближе и ненавязчиво касается его плечом. Парень лишь отодвигается и пожимает плечами, оставив вопрос без внятного ответа. И он тоже, наверно, боится. Просто не хочет показывать это раньше времени - будто это что-то изменит.

***

День Жатвы наступает через шесть дней. Сказать, что Виктор не готов - не сказать ничего. Он не столько переживает за себя - все таки нужно обладать определенной предрасположенностью к удаче, чтобы не попасть на целых шесть Игр и не сдохнуть в таком возрасте, - сколько за Паудер. Его маленькая Паудер, еще только начинающая свой жизненный путь, - слишком маленькая для этого всего, и все, о чем Виктор мечтал все эти шесть дней, это вырвать глотки создателям Игр и тем, кто их проводит. - А платье обязательно? - спрашивает Паудер, и в голосе ее слышится скользкий и сковывающий ужас. Она смотрит на себя в зеркало, разглядывает аккуратные косички и недорогое платье. Виктор складывает брови домиком, переводя взгляд на заплетающую её мать. - Знаю, ты их не любишь, но такие правила, Пау-Пау. Это всего на час, не переживай, - мягко говорит Фелисия. - И.. Вуаля! Красиво, правда? - она улыбается, закончив с прической, укладывает ладони Паудер на плечи и слегка сжимает их. - Ты прекрасно выглядишь, - подтверждает Вик, сидящий на стуле за их спинами, а следом поднимается, стукнув слегка тростью о пол. Ему, к сожалению, тоже пришлось вырядиться для церемонии и нацепить на себя ненавистную белую рубашку. Паудер, кажется, очень старается принять комплимент, даже пытается улыбнуться, но не может. Виктор видит и знает - она боится. Они выдвигаются из дома ровно тогда, когда на улице звучит громкий гудок, сообщающий о скором начале Жатвы. Вик держит сестру за руку по дороге, словно стараясь забрать все ее тревоги себе и заверить в лучшем исходе. На полпути они пересекаются с Скай, однако практически не переговариваются. С каждым шагом появляется все больше детей, и постепенно небольшая кучка превращается в полноценную толпу. Каждое лицо, попадающее в поле зрения Виктора, не выражает ничего. Разве что изредка попадаются откровенно плачущие, еще совсем молодые ребята, но таких меньшая часть. Вик их не осуждает, только понимает. Если бы он мог только остановить игры и помочь всем детям избавиться от этого ужаса... На входе их, как обычно, просят отдать все имеющиеся вещи родителям на время проведения Жатвы, затем велят построиться в очередь и поставить отпечаток кровью. Виктор знает все это наизусть еще с прошлых разов, потому даже не смотрит, что делает. Паудер слегка дергает край его рубашки, обращая на себя внимание, когда подходит ее очередь ставить отпечаток. - Не бойся, это почти не больно. Потом иди и вставай к младшим, я тебя найду после Жатвы, - уверяет ее парень. Затем ему тоже протыкают указательный палец, и с Паудер и Скай приходится разойтись. Виктор проходит куда-то в самый конец, подальше от всех остальных парней, глазами ищет сестру и мать в толпе девочек, но толком не успевает их подметить - из огромных колонок, установленных над сценой, начинает играть фирменная музыка Игр, и по ступенькам поднимается ярко одетая дама с париком больше головы. Она подбегает к микрофону, стоит несколько секунд молча (видимо, ожидает сраных аплодисментов или чего-то в этом роде), а затем, прокашлявшись, радостно начинает говорить: - Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Счастливых вам Голодных Игр. И.. пусть удача всегда будет с вами! - женщина на сцене - за все шесть лет Виктор так и не узнал ее имя - счастливо и предвкушающе улыбается, поправляет свой парик и костюм. - Но, прежде, чем мы начнем, мы подготовили специальный фильм. Он приехал из самого Капитолия! И фильм Виктор тоже видел уже шесть раз, и все еще искренне не понимает, зачем он нужен. Конечно, Капитолий оправдывает это обязательным просвещением ребят, которые первый раз учавствуют в Жатве, но военные рассказы здесь каждый слышал от родителей и старших детей по меньшей мере сотню раз. Рассказами, а не историей, Виктор называет это потому, что точно уверен в полной их неправдоподбности. Огромные экраны по бокам от сцены резко включаются, и Вик рефлекторно морщится от слишком громкого звука. - "Война", - обреченно, мрачно вещает голос из колонок, пока на экране идет нарезка разных видео с разрушенными домами, полями и военными. - "ужасная война. Вдовы, сироты и безотцовщина. Восстание потрясло, пошатнуло нашу страну. 13 дистриктов взбунтовались против государства, которое их кормило, заботилось, защищало", - Виктор сдерживает смешок. - "Брат пошел на брата, и не осталось ничего. Но, наконец, настал мир. Он достался нам нескоро и дорогой ценой. Народ восстал из праха, и родилась новая эра. Но у свободы есть цена. Победив предателей, мы поклялись, что наша страна никогда больше не познает такой измены. И было решено, каждый год все дистрикты Панема должны выбирать по одному юноше и одной девушке, которые будут сражаться до последней капли крови в битве за честь, отвагу и самоотречение". Переведя взгляд с экрана на разодетую женщину на сцене, Вик подмечает, как та с нетерпением и трепетом губами повторяет все слова диктора. Неужели она настолько в восторге от происходящего? Разве не положено грустить и бояться, сожалеть о тех, кто пал в той войне и тем, кто совсем скоро падет на Играх? Неужели она действительно воспринимает эту бойню за простую игру? - "Единственный выживший победитель будет награжден, и станет служить символом нашей щедрости и нашего великодушия. Так мы вспоминаем наше прошлое. Так мы охраняем наше будущее". - диктор завершает свою речь, а кадр в видео плавно исчезает, оставив после себя черный фон с огромной надписью "Сделано в Капитолии" посередине. - Я это обожаю! - признается дама, чуть ли не хлопая в ладоши. - Итак, пришло время выбирать наших храбрых героев, которые будут защищать честь дистрикта 12 на 74-ых Голодных Играх! Она кивает двум стоящим сзади Миротворцам, и те, повесив ремень с оружием на плечо, подходят к краю сцены, где стоят два высоких круглых столика. Они поочередно выставляют их справа и слева на равном расстоянии от стоящей посередине женщины с микрофоном, а после ставят на гладкие поверхности два огромных стеклянных шара, похожих на аквариумы и наполненных бумажками с вписанными в них именами девочек и мальчиков по отдельности. Сердце совершает легкий кульбит, однако Вик подавляет страх и вновь переводит взгляд на толпу девочек по правую сторону. Каждую Жатву их разделяют по половому признаку и ставят в разные ряды, образующие собой прямоугольник и разделенные дорогой посреди площадки - абсолютно бессмысленная вещь, но в кадре, безусловно, смотрится приятно. - Дамы вперед! - женщина поправляет длинный рукав своего абсолютно-непонятного-костюма-платья, натягивает посильней элегантную кожаную черную перчатку, и засовывает руку в аквариум с бумажками, копошась там. Она даже хмурится сосредоточенно, будто от её по-напускному серьезной рожи и растягивания времени что-то поменяется - это Виктор подмечает, когда осознает, что все таки не может не смотреть на неё, её наполовину поглоченную в листочках руку и разукрашенное лицо. Наконец, женщина делает свой выбор и вытаскивает маленький, склеенный посередине черным кусочком скотча конвертик, в предвкушении растягивая лыбу до ушей. - Так, посмотрим... - трепечуще бормочет она себе под нос, раскрывая бумажку. Читает имя, молчит, стараясь выдержать интригу, и, наконец, восклицает: - Паудер Эвердин! Сердце уходит в пятки, а в глазах вдруг начинает темнеть. —————————— Панем - государство (Расположено на территории Северной Америки), представляющее собой однопартийную тоталитарную диктатуру. Капитолий - Столица Панема Дистрикты - округи. Всего их тринадцать, и все они эксплуатируются Капитолием. Тринадцатый дистрикт считается стёртым с лица земли.