New Game+ - Wishes of the Black Heart

Он успевает. Его ладонь смыкается на запястье Докчи. Блестящие осколки веером разлетаются вокруг, когда Джинву дергает его на себя, собственным телом закрывая от готовой сомкнуться пасти. Клыки рвут толстовку и соскальзывают, не в силах серьезно повредить кожу с 60 единицами стойкости, но с Докчей все иначе. Его тело уже покрыто рваными ранами и глубокими порезами, и Джинву буквально трясет от внезапного осознания, насколько он ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ хрупкий. Одинокий лепесток лотоса из белого нефрита. Бесценная драгоценность. ЕГО бесценная драгоценность. ОБМЕН. Тени смыкаются вокруг них, чтобы выпустить в отделенном от основной платформы перегородкой с выбитой дверью техническом помещении на втором уровне. В нем нет ничего примечательного, кроме относительного уединения и… [Зеленая зона 2/2] Джинву вламывается внутрь, одной рукой продолжая прижимать к себе дезориентированного перемещением Докчу, и взмахивает зажатым в другой кинжалом. Два тела едва успевают осесть на пол, когда в помещение врываются первые монстры, но до них уже никому нет дела. Докча загнанно дышит в его объятиях, пока Джинву беспорядочно гладит его плечи все еще подрагивающими руками. Это было слишком близко, чтобы просто отпустить и забыть. Оскаленные пасти и выпущенные когти, хищный блеск проклятого кристалла, тяжелый запах крови, детский крик: в его голове словно вращается чудовищный калейдоскоп. Джинву игнорирует его как только может, сосредотачиваясь на срывающемся дыхании и бешено колотящемся сердце. Докча медленно успокаивается, постепенно расслабляясь и обмякая в его руках, приваливаясь плечом к груди и пряча лицо в толстовке. Дыхание быстро согревает кусочек ткани, и Джинву медленно тонет в этом тепле, наслаждаясь одним мгновением за другим, пока плечи под его ладонями не вздрагивают и не деревенеют. Джинву знает причину — две причины — даже раньше, чем Докча поднимает руки, чтобы его оттолкнуть. Он отпускает сам, но Докча медлит еще несколько секунд, прежде чем отстраняется окончательно. — Не мог, — говорит Джинву, едва Докча открывает рот. — Я еще ничего не сказал. Вдруг это было спасибо? — А было? Он знает, что не было. — Нет. Вместо ответа Джинву ловит Докчу за руку и поднимает ее на уровень глаз — не своих, ниже, — и этого достаточно, чтобы тот уловил намек. В кулаке его идиот все еще сжимает последний камень спектра. — Я знал, на что шел, — упрямо стоит на своем этот невыносимый засранец, помахивая кристаллом. — Это был план Б! — Ты..! Джинву только что не шипит от злости. Он не знает, почему иллюзорная тюрьма не подействовала на него — или почему он ничего об этом не помнит, — но он видел последствия и умел читать. Эта дрянь вытаскивает наружу старые травмы, похороненные, но не забытые и не отпущенные. Джинву хорошо с ними знаком — храм Картенон до самого последнего дня приходил к нему в кошмарах, несмотря на то, что он лично стер его с лица земли и уничтожил его Создателя, — травмам все равно. Он знает, как важно бывает иногда взглянуть своим страхам в лицо, но это не так делается! — Прости, — внезапно выпаливает Докча, прерывая затянувшееся молчание. Его вторая рука, с момента обмена продолжающая сжимать край толстовки, натягивает ткань слишком сильно, и дыра от зубов на плече внезапно становится еще немного шире. — За что? Джинву, в общем-то, плевать на нее, но Докча отдергивается, словно ткань жжется. Больше их ничего не связывает, и его дурак резко отворачивается. Кончики ушей у него совершенно красные. Джинву уверен — он сбежал бы, если подвернулась возможность, но до окончания отсчета это нереально, а потому они вынуждены оставаться на месте. Размеры зоны даже позволяют немного разойтись, но никто не двигается с места, и расстояние между телами не превышает десятка сантиметров в самом отдаленном месте — более чем достаточно, чтобы чувствовать тепло друг друга. — План А был в том, чтобы занять зону и оставить тебя снаружи, — осторожно признается Докча. — Можно было поменяться потом, но… сам понимаешь. У всех остальных не было шансов. Джинву не понимает. Он старается, правда, очень старается, но логическая цепочка упорно отказывается собираться. Среди их группы он самый сильный, самый выносливый и, очевидно, имеет самый большой опыт сражений, в том числе и таких длительных. Плюс у него есть подстраховка в виде теней, на случай если что-то пойдет совсем не так. Самый — если не единственный — логичный вариант — это отправить его бегать от монстров, пока все остальные будут в безопасности в зеленой зоне. Пока Докча будет в безопасности. Он даже сам вызывался. Так почему, ПОЧЕМУ его блаженный идиот решил воспользоваться максимально рискованным, максимально небезопасным и максимально травмирующим его планом?! Джинву не понимает. Но что еще хуже — не понимает и Докча. — В следующий раз, — Джинву готов его умолять каким угодно образом, гордость одобрительно молчит, а от мысли встать на колени пытаются покраснеть уши и щеки, но он гонит ее прочь и вместо этого просто снова обнимает Докчу со спины. — В следующий раз я хочу знать все твои самоубийственные планы до того, как ты начнешь их осуществлять. — Это не… — Тихо, — перебивает он, доставая зелье из инвентаря, несмотря на то что его руки прямо перед глазами Докчи. Джинву не видит смысла скрывать нечто настолько очевидное. — Пей, а я буду говорить. Докча забирает уже знакомый ему флакончик без лишних вопросов. Джинву хочет верить, что он наконец-то сдался и решил позаботиться о себе, но дело, очевидно, лишь в том, что поблизости нет никого, кому можно было бы уступить свое право на лечение и комфорт. — Если бы ты сразу сказал, в чем был план, тебе не пришлось бы одному бежать сквозь толпу монстров с Гильеном на руках, — вкрадчиво шепчет Джинву над его головой, пока Докча мелкими глотками пьет свое исцеляющее зелье. — Я не люблю, когда меня используют в темную. Я рассказал тебе очень многое о себе и своих навыках, но абсолютно все про них знаю только я сам. Ты превосходный стратег, Докча, лучший из всех, кого я знал, но ты не можешь выиграть битву, не зная, какими войсками сражаешься. — Подожди… — Нет, — зелье кончилось, а вот Джинву еще не договорил. — Я уже говорил и повторю снова, пока ты не запомнишь. Моя сила в твоем распоряжении. Она не уменьшится и не исчезнет, и я не исчезну, а потому, — Используй меня. — Говори со мной, Докча. Это все, о чем я прошу. Докча снова дрожит. Джинву правда-правда не хочет понимать почему, но разрозненные кусочки информации сами складываются в цельную картину. Портрет одинокого человека, несущего собственное вырванное сердце в протянутых руках. Джинву много знает об одиночестве, но сам никогда его не испытывал: у него были отец, мать, Джина, Джинхо, Хэин, и даже в пустоте с ним оставались его тени. Их одиночество очень разное. Джинву носил свое с гордостью, независимость от других была его основой как охотника, предметом гордости и восхищения. Докча свое запирает внутри, как нечто уродливое и стыдное, накрывает сияющей улыбкой продавца пылесосов и превращает в абсолютную защиту, не дающую никому разглядеть его настоящего. Заглянуть туда, где под слоем фальшивых улыбок и беззаботных масок горько плачет одинокий ребенок, мечтающий о любящих его друзьях. Их одиночество одинаковое. У него немного по-настоящему близких людей, но ради них он был готов пожертвовать всем. Буквально всем, включая собственную суть, но ни о чем не жалел. Докча такой же. Он собирает вокруг себя потерянные души — девушки, здоровяк, мелочь и даже мрачный ублюдок — и спасает их, спасает и спасает, взваливая на себя слишком много и раздавая самого себя по кусочкам, пока Ким Докча не останется просто еще одним именем среди жертв апокалипсиса. Джинву всегда любили. Докча отметает даже обычную благодарность. Не его вина, что весь мир Джинву внезапно обернулся вокруг одного человека, но именно ему придется жить с последствиями. — Разве мы не компаньоны? — он улыбается. Докча этого не видит, но может услышать эту улыбку в его голосе. Она теплая. — Давай сядем. Джинву тянет его вниз. Зона достаточно большая, чтобы они могли в ней сидеть, и нет никакой необходимости стоять оставшиеся семь с половиной часов. Немного возни, пара неловких моментов — и они устраиваются спиной к спине. Джинву немного дуется. Он хотел сесть иначе, посадив Докчу перед собой, совершенно искренне объяснил это желанием не дать своему хрупкому компаньону замерзнуть. Возможность обнимать его как вздумается была лишь дополнительным бонусом, но Докча почему-то наотрез отказался. А теперь льнет к его спине в поисках тепла — на станции довольно прохладно, из вещей у него только тонкая офисная рубашка, а толстовка Джинву слишком залита крысиной кровью, чтобы предлагать ее кому-то. Тишина немного напрягает. Джинву ничего не имеет против уютного молчания (это ложь), но их тишина скорее настороженная, чем уютная. Она колючая и скребется, заставляя все инстинкты буквально вопить об угрозе. Джинву уверен, что Докча чувствует себя ничуть не комфортнее, но с этим вряд ли можно что-то сделать прямо сейчас. Доверие — сложная штука, особенно для таких переломанных людей как они, и построить его из ничего непросто. Для Джинву ситуация отличается. Его воспоминания в беспорядке с тех пор как он перенесся в этот мир, но кое-что настолько сильно впечаталось в него, что никакая сила не может выдрать это из его души, не разрушив ее полностью. Звездный свет. Его звезда, его маяк в бесконечной пустоте. Он верил в свое единственное божество так долго, что не доверять ему буквально невозможно. Докча пока не бог и не звезда — всего лишь росток, маленькая веточка могучего дерева, с пугающей легкостью ложащаяся в его загрубевшие ладони, — и он должен сберечь эту величайшую драгоценность, пока росток не примет свою настоящую форму. …уничтожить звездный поток. Резкий рывок приводит его в чувства. Джинву трясет головой, скидывая остатки странного оцепенения, навалившегося так незаметно, что впору заподозрить очередную ментальную атаку, и нащупывает вцепившуюся в его плечо руку. — Ты заснул и начал падать за пределы зоны, — Докча сидит вполоборота, неудобно вывернув колени, и недовольно хмурится, мешая раздражение с беспокойством. Игрис согласно кивает, тоже недовольный его странной отключкой, а Беру подкидывает странную картинку, больше всего похожую на зацензуренную фотографию какашек из интернета. Джинву несколько секунд раздумывает, где этот хитиновый засранец нашел интернет в апокалипсисе и можно ли подключить теням родительский контроль, пока не вспоминает, где уже видел эти битые пиксели. Стоит оглядеться, и беспокойство Беру становится понятным: горка глючащих пикселей лежит на полу в паре метров от зеленой зоны, явно вылетевшая из рук Докчи, когда тот ловил падающее тело. Джинву практически чувствует, как совесть запускает в него свои очень острые зубы. Попытка подтянуть несуществующий для его системы предмет заканчивается ожидаемо ничем, проверять как отреагируют на него тени Джинву как-то не хочется, поэтому выбора у него особо нет. Рассевшиеся вокруг зеленой зоны крысы заинтересованно вскидывают морды, когда он поднимается на ноги. — Ты куда? — дергает его Докча и замирает, широко распахивая глаза, когда Джинву молча тычет кинжалом в сторону горки пикселей. — Не на… Джинву срывается с места. Спринт на такой крошечной дистанции не то что бесполезен, скорее даже опасен, но ему хватает и собственной скорости, чтобы подхватить предмет, развернуться, оттолкнувшись от самой неудачливой крысы и влететь обратно в безопасную зону. На все требуется буквально мгновение. — …до, — заканчивает Докча и вздрагивает, когда Джинву вкладывает ему в руку телефон. Теперь он уверен, что это — смартфон. Ошибки и глитчи не дают его разглядеть, но не влияют на осязание, и форма под пальцами была совершенно однозначной. Старенький, небольшой смартфон с треснутым экраном. Пальцы до сих пор покалывает там, где Джинву касался запрещенного — стыдно было не узнать системную цензуру сразу — предмета, но онемение быстро проходит. А Докча не в состоянии скрыть облегчение, притаившееся среди созвездий. — Тебе не стоило, но… спасибо. Джинву кивает. Часть с «не стоило» ему не нравится, но некоторые сражения нельзя выиграть быстро, а тут его явно ожидает полноценная война. Он старательно гонит от себя дурное предчувствие, что выиграть ее будет сложнее, чем разобраться с монархами. Они снова сидят в удушающей тишине, которую и тишиной-то называть совестно — монстры безумствуют на платформах, создавая непередаваемую какофонию из рычания, визга и отдельных криков, — но больше Джинву не позволяет себя проваливаться слишком далеко. Вместо этого он следит за таймером. Одна секунда, вторая, третья… [Оставшееся время: 07:23:48] [Оставшееся время: 07:23:47] [Оставшееся время: 07:23:46] {СДВ: это ведь смартфон? } Звук упавшего на бетонный пол пластика сам по себе достаточный ответ, но Джинву терпеливо ждет, пока Докча придумает ответ. — А? Какой-нибудь осмысленный ответ. {СДВ: я вижу у тебя в руках кучку битых пикселей} {СДВ: но ведь это смартфон? } {КДЧ: да. Это…} Докча нервно ерзает, захваченный врасплох его вопросом, и это, честно говоря, выглядит довольно мило. Джинву мимолетно задумывается, что было бы еще лучше заставить его ерзать по другой причине, но как бы ему не нравилась воображаемая картина, время для этой мысли еще не пришло. Позже. Когда у них будет больше времени. {СДВ: я знаю, что такое цензура системы} {КДЧ: тогда я мало что могу добавить} Джинву не удивляется. Требуется небольшое усилие, чтобы не начать дуться, но вряд ли он сумеет придумать более бесполезное действие, даже если постарается. Чтобы справиться с выходками системы не нужно большого ума или знаний, только бесконечное терпение, а уж если дело дошло до цензуры, то эту бесконечность стоит сразу умножать на два. {СДВ: ладно} {КДЧ: что? } {СДВ: тебе не обязательно рассказывать} {КДЧ: тебе не интересно??? } Докча умудряется звучать озадаченно даже через полуденную встречу, и Джинву не выдерживает и разворачивается, чтобы растрепать ему волосы. — Эй! Немного возни, и они снова могут смотреть друг на друга, хотя сидеть и не очень удобно, но к альтернативным вариантам никто из них пока не готов. Джинву тихонько посмеивается, пока Докча пытается пригладить волосы, но постоянно пропускает то один, то другой вихор. Взрослый мужчина не должен выглядеть настолько очаровательно, это противозаконно. — Я же сказал, что знаю, как это работает, — напоминает он и присоединяется к неравной борьбе. Волосы под пальцами мягкие и непослушные, а еще их не помешало бы помыть, но в условиях апокалипсиса чистая вода та еще роскошь. Впрочем, в туалетах она точно еще есть, и Джинву сомневается, что кто-то снова попробует его туда не пропустить. — Даже если попробуешь, я не услышу. — Ты много знаешь, Джинву-а, — с намеком тянет Докча, пихая его плечом и заглядывая в глаза снизу вверх. Джинву хочется потрогать эту хитрую улыбку, например, своими губами. — Не так много, как ты сейчас подумал, — смеется он вместо этого и отводит взгляд в сторону болтающегося в пространстве таймера. — До конца сценария еще семь часов, не хочешь пока поспать? Докча смотрит вбок и трясет головой, словно только что увидел там что-то ужасно нелепое. Джинву уверен, что это к нему не относится, и оказывается прав. — Что насчет тебя? — пытается перевести стрелки Докча, но Джинву его попытку принципиально игнорирует. — Пока не хочется. — Мне тоже, — врет Докча и немедленно зевает. Джинву давится смешком. — Ладно. Ладно! Я сплю три часа, потом ты. — Четыре. Докча раздраженно машет на него руками, но спорить больше не пытается, и Джинву записывает победу за собой. Теоретически нет никакой необходимости кому-то оставаться на страже — со всеми этими монстрами снаружи найдется не более одного ублюдка, способного пробиться к ним сейчас, да и тот вряд ли станет напрягаться, разыскивая их по всей станции, — но проверять, как отреагируют крысы на высунутые за пределы безопасной зоны конечности, как-то не хочется. Джинву пересаживается еще раз, и Докча приваливается к его плечу. Вертится, устраивая сначала голову, потом ноги, потом пытаясь придумать, куда деть руки, пока Джинву не надоедает играть в статую и он не вносит свои дополнения, приобнимая беспокойную заразу одной рукой. Докча замирает на несколько секунд в, наверное, максимально неудобной для гуманоидного существа позе, вздыхает и медленно расслабляется. Две минуты спустя его дыхание выравнивается, а сердцебиение замедляется. Игрис довольно сверкает глазами из расползшейся чуть сильнее естественного тени, прежде чем скрыться обратно. Кажется, ему там вполне комфортно, если верить снова обвившимся вокруг узких лодыжек теневых жгутов. Джинву грозит ему пальцем, но беззлобно, скорее в шутку, чем с реальным упреком. Он немного ревнует, но не более того, а то, что Докча вполне неплохо чувствует себя в соседстве с тенью — это хорошо. Отлично даже. Убедившись, что Докча спит достаточно удобно, Джинву отвлекается на все еще разбросанные по станции тени. Девчонка с мечом сидит в парной зеленой зоне, надувшись как хомяк. Женщины и здоровяк неплохо держатся, хотя беснующиеся вокруг монстры их явно напрягают. Мрачный ублюдок… из последних сил держит оборону против детской истерики, но отчаянно проигрывает. Поделом ему. Джинву возвращается обратно. Несколько крыс у входа слишком шумят, но один удачный бросок кинжала и немного телекинеза быстро заканчивают этот бардак. Теперь можно спокойно сосредоточиться на важных вещах. Например, на лице спящего Докчи. Он слишком бледный. Это красиво — как фарфор и слоновая кость, — но здоровый румянец украсил бы его лучше. И слишком худой — это почти незаметно, когда он двигается и говорит, но щеки немного впалые, словно он недостаточно ел в последние… много дней. Дольше, чем они провели в апокалипсисе, да и ели они при нем не то чтобы плохо. Джинву надо подумать, как это исправить в будущем. Интересно, существуют ли в этом мире съедобные растительные монстры? Мясо это, конечно, хорошо, но овощи ВАЖНЫ. Докча поворачивает голову во сне, и теперь свет ламп падает на подрагивающие ресницы так, что они отбрасывают тень на щеки. Потрясающе длинные. И густые. Джинву может без проблем провести всю ночь, пытаясь их пересчитать. Немного любопытно, сможет ли он просидеть неподвижно шесть часов, пялясь на спящее лицо своего компаньона? Что-то подсказывает ему, что очень даже да. *** Он просиживает шесть с половиной, периодически отвлекаясь, чтобы проверить группу и разобраться с шумными крысами, прежде чем аккуратно потрясти Докчу за плечо. Будет нехорошо, если его разбудит треньканье табличек — звук у них довольно резкий и неприятный. Докча просыпается почти мгновенно. Джинву предпочел бы, чтобы он понежился подольше, но, похоже, даже обычное пробуждение ухитряется чем-то его напрячь, если это подпрыгивание на месте и короткая нервная дрожь, пока он осматривался, хоть что-то значили. Джинву категорически не нравятся собственные выводы, но некоторым вещам лучше оставаться в прошлом. По крайней мере, пока он их не найдет и не скормит ребяткам Беру, если, конечно, апокалипсис не позаботился обо всем раньше. — Какого хрена? — первое, что спрашивает Докча, и Джинву честно пытается сделать виноватое лицо, но, кажется, неудачно. Он слишком доволен, чтобы даже просто изображать нечто подобное. Докча выглядит недовольным, но отдохнувшим если не хорошо, то хотя бы приемлемо, что уже гораздо лучше, чем изначальный план. Процентов этак на 900 лучше. — Хорошо поспал? — отвечает он вопросом на вопрос, и читает ответ на посветлевшем лице, хотя Докча только и делает, что ругается на него. Реальной злости за этим нет — они оба понимают, что ему надо было выспаться и что он не стал бы этого делать, если бы Джинву его немного не обманул. Да и время назад в любом случае уже не отмотаешь. — Какой план? — в итоге спрашивает Джинву, и игривая атмосфера между ними моментально тяжелеет. Докча оглядывается вокруг. Тела невезучих оккупантов все еще валяются неподалеку, хотя за ночь монстры успели их изрядно потрепать. Могли бы и совсем сожрать, но Джинву слишком эффективно разгонял крыс — доказательства валяются у входа в их закуток, и трупов там не меньше полутора десятков. Ничего особенного, но Докча разглядывает тушки со странно задумчивым выражением, пока таймер квеста отчитывает последние минуты. — Джинву-а, сломай, пожалуйста, пол под нами, — неожиданно просит он, и Джинву без лишних вопросов топает ногой. С его статами это вообще не проблема. Плитка разлетается мелкими осколками (Игрис ловит пару штук, едва не ударивших Докчу по ногам, и укоризненно шелестит плащом в подсознании), и Джинву с интересом ученого-натуралиста наблюдает, как зеленая зона осыпается зелеными кубиками, словно ее никогда здесь и не было. Любопытно. Их можно уничтожить так просто… — Хен!!! Джинву едва успевает отскочить в сторону, когда мимо него проносится маленькая молния и с разбегу врезается в Докчу. Мрачный ублюдок плетется в нескольких шагах позади, добивая последних крыс под бодрое дзыньканье оповещений о завершении сценария и старательно делая вид, что это не он прогнулся и потащился с пацаном на поиски хена по всей станции, едва наплыв монстров стал ослабевать. Джинву ловит его бешеный взгляд и, пользуясь тем, что Докча полностью занят сморкающимся в его рубашку ребенком, насмешливо вздергивает бровь. — Ты выжил, — мрачный ублюдок его игнорирует, но оплетка рукояти его меча аж скрипит от хватки на ней. Джинву не нравится, как осуждающе это звучит, но Докча радостно скалится, словно услышал что-то хорошее. — Как видишь, твои предсказания не очень хороши, — смеется он, но Джинву слышит в нем нервные нотки и видит тревогу в уголках губ. Наигранный смех и фальшивая улыбка. Что он упускает? — Ты не станешь сильнее, если он будет постоянно тебя спасать, — роняет ублюдок, сводя брови к переносице и пытаясь просверлить в Докче непредусмотренную конструкцией дырку взглядом. У Джинву брови сами собой ползут наверх. Даже пацан отлипает от живота Докчи, чтобы злобно зыркнуть на ублюдка, и резко обгоняет в личном рейтинге раздражающих тел, которые Докча тащит с собой, даже Хивон. Всегда приятно знать, что у тебя есть надежные союзники, особенно в таком тяжелом случае, как Докча и его нездоровая привязанность к мрачному ублюдку с кинком на удушение. Козлина. — У меня нет на это времени, — пафосно роняет ублюдок с таким видом, словно сообщает как минимум божественное откровение. Джинву отчаянно хочется открыть воображаемую форточку, чтобы избавиться от этой немыслимой ДУХОТЫ. Пацан просто демонстрирует ему средний палец из-под руки Докчи. — Гильен! — охает Докча, перехватывая мальчишку за руку. Джинву немедленно повторяет жест, еле удерживаясь, чтобы не проделать это двумя руками сразу. — Джинву! Ублюдок позорно сбегает, подавленный их численным превосходством, и Джинву втихаря стукается с пацаном кулачками, пока Докча тащит их обоих на нижнюю платформу, где уже мечутся в истерике остальные члены группы. — Докча-сси! Где вы двое были! — Хивон и Сана (подсказывает Беру) говорят почти одновременно, только чудом не заглушая друг друга. — Мы видели, как Ю Джунхек-сси убежал! Вместе с Гильеном! Едва прошла последняя волна! Докча немедленно оказывается втянут в весьма пугающие групповые обнимашки, в ходе которых женщины его, кажется, ощупывают на предмет скрытых ранений. Не находят, конечно. Джинву первым делом позаботился об этом, за кого они его принимают?! Лишенный привилегии обнимашек здоровяк смущенно улыбается ему, почесывая затылок, и Джинву тоже изображает что-то приятное на лице. Ему не нужна их забота и уж тем более беспокойство, но это приятно. Немного. Чуть-чуть. Заткнись, Беру. — …и потом мы нашли маленькую подсобку на втором уровне, где смогли отбиваться от монстров до утра. Джинву поднимает голову. Что это только что было? Докча красочно, но крайне расплывчато описывает их полную борьбы за выживание ночь, заставляя аудиторию охать и скрипеть зубами, и до Джинву наконец-то с огромным запозданием доходит. Он не хочет, чтобы остальные знали. Он не хочет, чтобы остальные узнали, что этой ночью Джинву убил двоих, чтобы занять зону. К истории невозможно придраться. Докча может хоть экскурсию им провести по тому закутку: никаких зон, только трупы крыс со следами кинжала. Или меча. Сложно сказать наверняка, да и кому нужно обследовать уже мертвых крыс, верно? И единственный свидетель, явно догадавшийся, что они разрушили зону. Джинву стискивает кулаки в карманах толстовки. Теперь он понимает, чего опасался Докча, но совершенно не понимает, почему мрачный ублюдок так внимательно следит за всем, что Докча делает. Слишком много внимания для так старательно демонстрируемого безразличия. Если бы в мире все еще можно было печатать на футболках, Джинву подарил бы ему одну — с надписью «Я ненавижу Ким Докчу» в сердечке во всю грудь — и убедился, что ублюдок ее наденет. — Докча, — зовет он пару минут спустя и присоединяется к группе. — Мы все не спали ночью, отпусти их уже. Несколько часов ничего не решат. Сана устало улыбается ему, прежде чем попытаться уговорить Докчу отдохнуть. Джинву уверен, что у нее ничего не выйдет, но, похоже, у нее есть какой-то особый навык для этого, потому что несколько минут спустя вся группа уже рассаживается в довольно уютном уголке. Никто не возражает, когда Джинву забирает себе под бок Докчу и намертво прилипшего к нему пацана. У него в инвентаре еще припрятаны пледы с Гумхо: два уходят девушкам и здоровяку, а в третий заворачивают Гильена. Ему самому нормально и так, а Докча зажат между ним и маленьким буррито и вряд ли замерзнет. Но, к сожалению, и вряд ли заснет тоже. — Спасибо, что подыграл, — очень тихо говорит Докча, когда остальная группа полностью отключается от реальности. Все чертовски устали за эту ночь, а впереди, похоже, еще четыре. — Им бы не понравилось. Джинву хмурится в пустоту. — Им, — Джинву невольно выделяет это. Почему-то даже одно только предположение бесит неимоверно. Кому нужны спутники, которые ставят дебильные моральные принципы выше жизни человека, который спас их всех? Это долбанный апокалипсис, а не прогулка в детском саду. — Больше понравилось, если бы ты умер? Докча молчит, словно не уверен в правильном ответе. Джинву молча бесится. Он уверен, что пацан даже глазом не моргнет, если они вырежут всю станцию. Сана, скорее всего, не будет возражать против необходимых убийств — она выглядит очень мягкой, но Джинву видит, насколько это обманчивое впечатление. С оставшимися двумя сложнее, но даже они в состоянии правильно расставить приоритеты и вряд ли будут долго злиться из-за пары трупов. Другое дело, что и наговорить успеют лишнего, а его самоотверженный идиот и так не отличается высоким мнением о себе. — Я сделал то, что делают компаньоны, — наконец придумывает, что сказать, чтобы не начать никого обвинять, Джинву. — Не благодари меня за такие вещи. — Спасибо. Докча ослепительно улыбается ему. Джинву жадно смотрит на его губы. На прикрытые глаза. На кадык на бледной шее… …и кладет подбородок ему на голову. Сдерживаться сложно, чертовски сложно, просто какой-то запредельный адский уровень сложности, но он будет настоящим ублюдком, если воспользуется моментом чужой уязвимости. Докча — образцовая параноидальная крыска, носящая свой угол с собой постоянно, — раз за разом так беспечно демонстрирует ему свои уязвимые с стороны. Буквально рисуя на себе одну мишень за другой, потому что ударить в незащищенное местечко так просто… и отчасти притягательно… Докча словно напрашивается на то, чтобы ему причинили боль, но Джинву его уже раскусил. Он действительно напрашивается. Доброта и хорошее отношение пугают его гораздо сильнее чем боль, и Докча всеми силами пытается направить их отношения в привычные для него рамки. Джинву не собирается ему потакать. Он же не какой-то ублюдок. И он никуда не торопится. Желание обладать бурлит под кожей и течет по венам расплавленным металлом, но Джинву не впервые приходится усмирять собственные эмоции. Докча уже его, просто пока об этом не знает, но Джинву уже просто не сможет его отпустить. Не после стольких лет мучительного томления по недостижимому, внезапно оказавшемуся у него в руках. Джинву подбородком ерошит мягкие волосы. Кончики щекотно скользят по коже, пока Докча возмущенно пыхтит ему в шею, но — что просто потрясающе — не вырывается. Тишина успокаивает. Гомон человеческого муравейника на станции уходит на задний план, уступая место размеренному сердцебиению и плавному дыханию. Они в безопасности и отдыхают, пусть передышка и не продлится долго, но это… особый сорт апокалиптического уюта, пожалуй. Джинву усмехается своим мыслям. Уют и комфорт — это что-то из смазанных воспоминаний о прошлом, но посмотрите на него сейчас! Пару часов спустя Докча прижимается к его плечу щекой. — Я собираюсь устроить хаос на станции, — шепчет он, пока Джинву пытается заставить свой мозг перестать воспроизводить скрежет заевших шестеренок, подозрительно похожий на стрекотание Беру. — Сегодня ночью. О. О! — Докча, — серьезно говорит Джинву, чувствуя себя ребенком, которому пообещали конфету. Докча предсказуемо напрягается, в который раз неверно предположив его ответ, и безумная улыбка сама расползается по губам. — Сколько зон мы собираемся сломать? На запрокинутом лице — ее зеркальное отражение. И сверкающие звезды в глазах. — Все.