Sansûkh

_________________

Хабан, дочь Хары Хабан из рода Фаирбирдов вела успешную торговлю от Железных Холмов до Эред Луин. Однажды, остановившись в Эреборе, она повстречала Гроина, сына Фарина, молодого гнома из знатного рода. Между ними тут же вспыхнула любовь, которую они сохранили на протяжении всей жизни. Вскоре Хабан перебралась в Одинокую Гору и стала вести дела оттуда. У неё родилось двое сыновей: Оин и Глоин. Огненно-рыжие волосы, которыми славились все Фаирбирды, достались и Хабан, а от неё перешли к младшему сыну Глоину и внукам Гимли и Гимрис. Эта умная гнаминна не терпела поражений и получала особое удовольствие от заключения сделок. Именно она заложила у Глоина интерес к изучению денежных вопросов. Хабан умела весьма неплохо танцевать с топорами и могла вращать сразу четыре штуки. Она погибла в Битве при Азанулбизаре в 2799 году Третьей Эпохи.

_________________

Они провели ночь на помосте, запрятанном в ветвях маллорна. Эльфы, сопровождавшие Халдира, улыбались с плохо скрываемым превосходством, наблюдая, как Гимли пытается взобраться наверх. — Лучше бы помогли, вместо того чтобы ухмыляться! — взорвался Гимли. В ответ раздался беззастенчивый смех. — Лови, — невозмутимо сказал Леголас и сбросил Гимли конец верёвки. Кисло покосившись на Галадримов, лесной эльф отвернулся. Лишь рука Фрис, лежавшая у Торина на плече, спасала эльфов Лориена от уничижительной тирады. — Торин, — мягко обратилась Фрис к сыну. — Тебе нужно поспать. Двадцать часов подряд — это слишком. Вернёшься, когда они двинутся в путь. Сейчас от твоих злобных взглядов Гимли не легче. — Он был бы вне себя, если б знал, что я это вижу, — с сожалением согласился Лони. — Пошли, Фрар. Нали, мы скоро вернёмся. Пока они в лесу — им ничего не угрожает. — Что-то сомневаюсь, — прорычал Торин, но позволил матери утянуть себя прочь из иссиня-чёрной ночи в звёздный водоворот.

***

— Жуй! — рявкнула Хрера, со стуком поставив перед Торином тарелку следующим утром. — Ах, Торин, милый, ты весь осунулся! Погляди, какие синяки под глазами! Скоро только тёмные круги на месте лица останутся. То-то все удивятся, куда ты подевался! — Эта шутка не была смешной даже в первый раз, бабушка, — проворчал Торин, но послушно потянулся за ложкой. Тарелка оказалась до краёв наполнена знаменитой похлёбкой Бродбимов, так что Торин быстро воспрянул духом. Сто лет её не ел. — Так и знала, что ты обрадуешься, — хмыкнула она и ловко шлёпнула потянувшиеся за добычей пальцы Фрерина. — Руки прочь! Это твоему брату. — Это несправедливо, — пожаловался Фрерин. — Почему Торину полагается бабулина похлёбка, а мне — нет? — Потому что Торин изматывает себя работой, — припечатала Хрера. — Так что держи свои вороватые руки при себе, и, может быть, тебе тоже достанется. Фрерин резко убрал руки, едва не свалившись с лавки. — Кажется, я всё это уже когда-то видел, — добродушно усмехнулся Трор. — Вспоминаются времена до нападения дракона. Торин с опаской глянул на деда. Тот редко говорил о былых временах с таким спокойствием. — А я мало что помню, — задумался он. — Помню роскошь… и бабулину похлебку, разумеется… — Спасибо, — с достоинством кивнула Хрера и отвесила Кили с Фили звонкие подзатыльники. — И вы туда же! Это вашему дяде. — Но так вкусно пахнет! — заканючил Кили. Торин, повинуясь возникшему из ниоткуда зловредному порыву, зачерпнул полную ложку и принялся со смаком прихлёбывать. — Да он издевается, — буркнул Кили и плюхнулся на стул, выпятив губу до самого подбородка. — Похоже, Фрерин не приукрашивал, — согласился Фили, сложил руки на груди и смерил Торина впечатлённым взглядом. — Дядюшка Фрерин? — с затаённой надеждой предложил Фрерин, на что Фили с Кили хором пренебрежительно фыркнули. — Мечтай-мечтай, недоросль, — растянулся в оскале Фили. Хрера угрожающе помахала поварёшкой. — Будете сегодня вести себя примерно, правнучки, и получите целый котелок, — соблазнительно протянула она. — Целый день? — уточнил Кили. Хрера твёрдо кивнула: — Целый день. — Крепись, брат мой, мы справимся, — Фили взял ложку и принялся поглощать свою кашу с видом гнома, идущего в бой. — Я во что бы то ни стало заполучу эту похлёбку. — Вкуснота, — непринужденно прочмокал Торин. — Не подавись, — буркнул Кили. Поварёшка Хреры щёлкнула его по затылку, и он застонал. — Да что ж это такое, почему все гнаминны в нашей семье такие жуткие? — Ох, прости — я думала, ты знаком с историей своей семьи, — невозмутимо заметила Хрера. — Передай сахар, Торин, сладкий мой. — Не спорьте, — шепнул Трор молодым гномам. — Только хуже будет. — Угу, — буркнул Кили и с грохотом уронил голову на стол. — Ты сразу назад? — поинтересовался Фрерин, перехватив сахар и щедро посыпав свою кашу. Торин отхлебнул и кивнул. — Братство в Лотлориене, — пояснил он и по мрачным взглядам понял, что останавливать его не будут. — А нам что делать? — уточнил Фрерин. — Можешь передохнуть; разве что отец возьмёт тебя проведать Глоина после обеда, — пожал плечами Торин. — Этот старый гном скачет как горный козёл, когда захочет, — хохотнул Траин, покачав лохматой головой. — Вот только постоянно отвлекается на возможные месторождения железа. Он хоть иногда откладывает свои счёты? — Глоин? Нет, — улыбнулся Торин. Несомненно, Глоин пытался рассчитать вероятность обнаружить в этих деторождениях хорошую руду, возможную прибыль и затраты на её добычу, а потом сводил одно с другим. — А я сегодня послежу за тем парнишкой, Дори, — объявил Трор. — Оборонительные сооружения растут на глазах. Буду держать в курсе. Торин зевнул и потёр глаза: — Спасибо, дедушка. — А я присмотрю за вашей сестрой и Даином, — сказала Фрис и добавила: — И пожалуйста, прикрывай рот, inùdoy. Фрерин хихикнул, за что получил от Торина болезненный пинок.

***

— Привет, начальник, — приветствовал его Нори, в то время как Торин отряхивался от назойливого звёздного сияния. — Они уже в пути. — Ты давно в дозоре? — спросил Торин и снова потёр глаза. Махал милосердный, как же он устал. — Пару часов, — ответил Нори и кивнул в сторону растянувшихся в линию путников с завязанными глазами. — Ну и недотёпы, а? Торин поджал губы: — Точно. Арагорн возглавлял их незрячую процессию, придерживаясь за Халдира. За ним шёл Гимли, потом Боромир, Фродо, Сэм, Пиппин и Мерри. Последним плёлся Леголас. Гладкое лицо было спокойно, лишь изгиб губ выдавал кипевшее в эльфе недовольство. — Что ж. Повезло, что дорога ровная, — заключил Торин. Нори с досадой цокнул языком: — Как же жаль упускать такую возможность. Вроде бы такая мелочь — смерть, а сколько неудобств! — Неужели ты стал бы шарить у них по карманам? — удивился Торин, на что Нори пожал плечами. — Ты можешь представить возможность получше? — Ты не меняешься, друг мой, — вздохнул Торин и покачал головой. Нори задумался: — А что, разве надо? В этот момент из леса беззвучно возник ещё один отряд эльфов. Халдир перекинулся с ними парой слов и повернулся к Братству: — Мне доложили, что у границы видели странное создание. Оно передвигалось на четвереньках и, кажется, не хотело, чтобы его заметили. Это был не орк, так что его оставили в живых. Оно направилось вниз по Серебристой. — Ох уж эти эльфы, — прорычал Торин. — Вечно у них всё наперекосяк! — Это что, тот червяк, которого Бильбо встретил в гоблинских тоннелях? — уточнил Нори. — Живучий, гад. — Он владел Кольцом, — пояснил Торин. — Кто знает, сколько ему вообще? — Жаль, что они не догадались его пристрелить, — вздохнул Нори. — Также я получил послание от леди Галадриэль, — продолжил Халдир. — Вам позволено идти свободно, всем, включая гнома Гимли. Похоже, госпоже уже известна ваша цель. Он наклонился и снял повязку с глаз Гимли. — Прими мои извинения, — обратился он к гному с грациозным кивком. — Гляди же с радостью, ибо ты первый гном со времён самого Дурина, кому доведётся увидеть деревья Лориэна. Гимли прикусил язык, но мысли, зудевшие под рыжей шевелюрой, прекрасно читались в пылающих глазах. Торин взглянул на холм, увенчанный высокими деревьями, приглушённо мерцавшими в лучах солнца. Золотая листва мерно колыхалась на ветру, сквозь неё проглядывали серебристые стволы. Под ними среди изумрудно-зелёной травы россыпью янтаря горели цветы, источавшие тонкий сладковатый запах; их оттеняли более мелкие жемчужно-белые соцветия и тяжёлые бархатистые листья с металлическим отблеском. Под пологом этого леса прятались тени давно минувших эпох, сродни тем, что хоронились в мрачных подземельях Кхазад-дума. Время словно забыло сюда дорогу. — Да тут из-под каждого камня разит эльфами, — с нескрываемым недовольством проворчал Нори. Торин согласно замычал. Вид был красивый, не поспоришь — но Нори был прав. Всё вокруг было пронизано эльфийским духом, нагонявшим ощущение собственной незначительности, несовершенства и ничтожности. — Карас Галадон, — с гордостью объявил Халдир. — Сердце Средиземья, владения лорда Келеборна и Галадриэль, Пресветлой Госпожи. — Как красиво, — едва слышно выдавил Фродо, и его вздох подхватили Сэм, Арагорн и, к ужасу Торина, Гимли. — Изволите шутить, господин гном? — повёл бровью Халдир. Гимли мотнул головой: — Не-а. Правда, красиво. Гляньте-ка, листья переливаются совсем как позолоченные! Что б у меня борода отсохла, в жизни ничего подобного не видел! — кажется, ему самому стало не по себе от такого признания. — Восхищайся молча, Гимли! Им и так нос задирать выше некуда! — рявкнул Нори, а Торин сжал пальцами переносицу. — Мой свет, ты снова заблуждаешься, — простонал он. — Помни, кто ты, дитя Дурина! Взгляд Гимли посуровел, и он продолжил рассматривать деревья молча, пока с остальных снимали повязки. Лицо Арагона переполняла какая-то странная тоска. — Моё сердце навсегда останется здесь, — пробормотал он. — Ундомиэль… как же прекрасна была ты тогда, в сумерках, с серебристым цветком нифредиля в волосах… — Либо кое-кто по уши влюблён, либо я — хоббит, — заявил Нори, на что Торин нахмурился. — Верно, — протянул он. — Интересно, что за… Ундомиэль? Как здесь, в обители безвременья, оказалась смертная? — Кто знает? — пожал плечами Нори. — Дела людские меня не касаются. Разумеется, если из них нельзя извлечь выгоду. — Следуйте за мной, — окликнул Братство Халдир. — Владыки ожидают вас. Путники шагнули под переплетение ветвей, поддерживавших шелестящий свод подобно ажурным колоннам из серебристо-белого гранита. Тут и там среди листвы проглядывали деревянные настилы — телейн, как называли их эльфы, — и по мере приближения к вершине холма их становилось всё больше. Дорога из светлого камня змеилась меж необъятных стволов. Опустились прозрачные сиреневые сумерки, и в кронах зажглись серебристо-голубые огоньки. Хоббиты с любопытством вертели головами, силясь рассмотреть источник этого призрачного сияния. Наконец, дорога вывела их к основанию могучего древа, самого большого из всех. Трудно было поверить, что нечто подобное могло вырасти само, без участия умелых рук. К шероховатой коре цеплялись изящные ступени, по спирали стремившиеся к вершине. — Перед вами обитель Келеборна и Галадриэль, — Халдир взмахом тонкой ладони указал на далёкий свод. — Они желают говорить с вами. — Вот так вот, пусть измученные путники лазают по этим бесконечным ступеням, — подытожил Нори с презрением. — Как гостеприимно. Гимли глянул на воздушную конструкцию с ненавязчивым недоверием, но послушно полез следом за Фродо. Его тяжёлые шаги сопровождались тихим скрипом, от которого он морщился и негромко ругался. Торин догадывался, чт Гимли чувствует себя вдвое ничтожнее, неказистее и неповоротливее, чем он сам. — Гимли, — шепнул он, догнав молодого гнома. — Ты хороший гном, сильный воин и добрый друг. Не забывай об этом! — Рядом с такой красотой поневоле чувствуешь себя маленьким и жалким, — пробормотал Гимли себе под нос и провёл пальцами по гладкой коре маллорна. — Долго там ещё? — пропыхтел Пиппин, тащившийся в конце. — Это просто издевательство, если хотите знать моё мнение! Губы Гимли дрогнули, и он зашагал с новыми силами. Наконец, лестница вывела их на просторный талан, подобный палубе огромного корабля. Гимли незаметно затесался в задние ряды, уступив Леголасу, Арагорну и Фродо честь представлять их компанию. Мерри с Боромиром встретили его понимающими взглядами, Сэм неуклюже похлопал гнома по плечу и хотел было что-то сказать, но их внимание привлекли две высокие царственные фигуры, показавшиеся на платформе на уровень выше. Стройные силуэты были едва различимы за окружавшим их ореолом сияния, так что Торин прищурился, силясь хоть что-то рассмотреть. Они величественно спускались по широкой лестнице рука в руке, женщина не уступала в росте мужчине. В его волосах переливалось серебро, а по её плечам, казалось, стекали расплавленные золото и мифрил, источая накопленный за века солнечный свет. У Гимли вырвался восторженный вздох, и он поспешно опустил голову. Арагорн в приветствии коснулся пальцами лба, Леголас же шагнул вперёд с подчеркнутой фамильярностью и слегка кивнул. «Так вот, о каком родиче он говорил,» — догадался Торин. — Враг знает, что вы здесь, — произнёс лорд низким певучим голосом. — Если раньше вы могли полагаться на скрытность, то теперь такой возможности у вас не будет. У Торина упало сердце. — Мда, косяк, — буркнул Нори. — Вас восемь, хотя Ривенделл вы покидали вдевятером. Где же Гэндальф? — продолжил эльф. Светлая госпожа взглянула на Арагорна. — Он пал во мрак, — выдохнула она, и в звуке её чистого голоса слилось птичье пение и шум воды. Арагорн печально кивнул, твёрдо встретив таинственный блеск её взгляд. Собравшиеся эльфы запричитали в ужасе и удивлении. — Его сразили тень и пламя, — поспешно добавил Леголас. — Один из Балрогов Моргота. — Я видел его, — всхлипнул Гимли, согнувшись под вновь нахлынувшим горем. — Видел Проклятье Дурина. — Вот как, — взгляд Келеборна потемнел. — Мы с самого начала опасались, что однажды гномы снова потревожат древнее зло. Если бы я знал, что ты натворил, то запретил бы приходить сюда. Неужели Гэндальф одобрил этот путь? Похоже, мудрость в конце-концов обратилась безумием, раз он решил добровольно шагнуть в пасть Мории. Гимли опустил голову ещё ниже, зажмурившись. — Такие суждения поспешны, — заметила Галадриэль, невозмутимая как водная гладь. Брови Торина встретились на переносице, он недоверчиво уставился на эльфийку. — Она что?.. — недоуменно уточнил Нори. — Заступилась за гнома, — закончил за него Торин. Окутанная сиянием, госпожа подошла ближе к понурившемуся гному и продолжила. — Гэндальф никогда не поступал опрометчиво, и никому доподлинно не известны его намерения, — проговорила она. — Это не повод отказывать гному в гостеприимстве. Если бы наш народ был изгнан из Лотлориэна, разве смог бы ты сам удержаться от соблазна взглянуть на свой дом еще хоть раз? Келеборна её слова застали врасплох — как и Леголаса. — Махал милостивый и милосердный, — выдавил Торин, совершенно сбитый с толку. — Она всё понимает! — воскликнул Нори. — Она понимает — но она же эльфийка! Леди Галадриэль улыбнулась Гимли, и тот утонул в мудрых глазах, полных далеких воспоминаний. — Темны и глубоки воды Kheled-zâram, холодны потоки Kibil-nâla и светлы в памяти чертоги Кхазад-дума. Торин усомнился, в своём ли он уме: — Она знает кхуздул! — Она знает кхуздул! — вторил ему Нори. Опомнившись, он с лязгом закрыл отвисшую челюсть и с трудом сглотнул. — Повезло, что Балина здесь нет. Зуб даю, он придумал бы, как убиться второй раз. — Она… она использует не мерзкое эльфийское название, — Торин впился пальцами в волосы и уставился на светлую госпожу во все глаза. — Она сказала не «Мория»… она назвала по имени… Гимли глядел на эльфийку с бескрайним удивлением, и вдруг его лицо озарила широкая улыбка. Сияя неудержимым счастьем, Гимли неловко склонился в традиционном гномьем поклоне и произнёс в ответ: — Но ещё прекраснее цветущие просторы Лориэна и их хозяйка леди Галадриэль, затмившая блеск всех драгоценностей, рождённых в земных недрах! В уголках глаз госпожи промелькнули весёлые морщинки, она слегка склонила голову с благосклонной почтительностью. — Глазам своим не верю, — с трудом выговорил Торин. Келеборн шагнул вперёд и грациозно развёл руками. — Надеюсь, Гимли простит мне необдуманные слова, — проговорил он слегка сконфуженно. — Виной им была не злоба, но глубокое беспокойство. Гимли едва ли его услышал и продолжил глазеть на светлую госпожу. — Но что теперь будет с Братством? — продолжил Келеборн. — Без Гэндальфа всё безнадежно. Леди Галадриэль перевела пронзительный взгляд на Боромира. — Ваш путь пролегает по острию ножа, — проговорила она. — Один неверный шаг грозит падением всем нам. Боромир вздрогнул и отвернулся. Ещё не до конца оправившийся от потрясения, Торин рассеянно удивился. Неужели её взгляд так сложно выдержать? — Но пока ваши сердца полны отваги, надежда есть, — добавила она и посмотрела на Сэма. Он смело и открыто встретил её взгляд, лишь щеки покрылись смущённым румянцем. — Не тревожьтесь понапрасну, — леди Галадриэль перевела взгляд на Леголаса. Он вздрогнул, но глаз не опустил. — Ступайте и отдохните. Пронзительный взгляд скользнул по хоббитам. — Сегодня вы можете спать спокойно, — она задержалась на Фродо, и тот пошатнулся как от удара. Келеборн махнул рукой, и несколько эльфов поспешно подошли и повели Братство обратно к лестнице. — И это всё? Они лазали туда-обратно ради пятиминутной беседы? — возмутился Нори. — Вот это по мне!

***

Нори ушёл вскоре после ужина, бормоча (в самых изысканных выражениях) о чрезмерном количестве острых ушей в поле зрения. Торин остался, всё ещё обдумывая ответ леди Галадриэль. Среди деревьев струилось пение, и мысли Торина поневоле утекали следом. Он плавал в какой-то полудрёме, разглядывая Братство, словно видел впервые. — Они прощаются с Гэндальфом, — пробормотал Леголас и с тоской прикрыл глаза. — О чем они говорят? — поинтересовался Мерри, но Леголас покачал головой. — Я не в силах вам передать, — вздохнул он. — А почему ты не хочешь к ним присоединиться? — предложил Сэм. — Не могу, — Леголас откинул голову и всмотрелся в усыпанные огнями кроны деревьев. — Горе ещё слишком свежо. — Эй, Сэм, чего ты там так раскраснелся, м? — встрял Пиппин. — Ни дать ни взять, спелая помидорина. — А, ты об этом, — Сэм потупился. — Когда госпожа взглянула на меня… мне показалась, что она слышит все мои мысли. И… она будто спросила, что я стану делать, если прямо сейчас мне предоставится шанс вернуться домой… к собственному маленькому садику, вот. — Хм, забавно, — протянул Мерри. — Я почти то же самое почувствовал, только… только… нет, не скажу. — Как странно, — раздался низкий голос Гимли. Тот насупил рыжие брови, но тёмные глаза сверкали торжественной радостью. — Я видел свой дом, родных, друзей и… пусть остальное останется при мне. Боромир нахмурился: — Нужно быть настороже! Не нравится мне эта эльфийка и её фокусы. — Не говори так о леди Галадриэль! — сурово ответил Арагорн. — Ни в ней самой, ни в её землях нет зла, помимо того, что ты приносишь с собой. Боромир прикусил губу, а Торин гневно воззрился на Арагорна. — Этот так ты его поддержал? — сплюнул он. — Ему нужна твоя дружба, а не нравоучения! Арагорн, разумеется, его не услышал. — Надо обязательно упомянуть замечательные фейерверки Гэндальфа, — неожиданно выпалил Сэм, и Торин готов был его расцеловать за своевременную смену темы. — Было бы преступлением забыть о них. Вот, послушайте. Сэм вскочил на ноги и принялся декларировать что-то собственного сочинения, и его слегка дрожащий голос слился с потоком, дрожавшем в сладковатом ночном воздухе.

***

Утро настало слишком рано. Морщась от боли, стучавшей в висках, Торин с трудом разлепил зудящие глаза и в одиночестве побрел в Обитель Sansûkhul. Звёздные свет подхватил его и вынес в золотое марево. Он заслонился ладонью от лившихся сквозь листву тёплых лучей, затопивших сонный мир в солнечном свете. Птичий щебет вторил мерному журчанию неглубокой речушки. Вокруг царила такая благодать, что Торин невольно напрягся. Он завертел головой и, наконец, заметил фигуру, сгорбившуюся у самой воды. — Гимли, — вздохнул он и собрался подойти, но непослушные ноги словно вросли в землю. Гимли склонился над водой, невидяще уставившись прямо перед собой. В руке походный нож, бледные губы плотно сжаты, в глазах лихорадочный блеск. — Сынок, что ты здесь делаешь? — холодея, пробормотал Торин и заставил себя сделать шаг. Гимли рассеянно поглаживал свободной рукой бороду, свободно спадавшую на грудь. Он не глядя отделил длинный плотный локон, другая рука, дрожа, поднялась выше. Короткий рывок — и поток подхватил упавшую огненно-рыжую прядь. — Оин, — шепнул Гимли. — Нет! 'Ikhuzh! — воскликнул Торин и бросился к Гимли — вот только зачем? Чтобы запретить скорбеть? Что он мог сделать? И было ли у него право? — Зачем ты это делаешь? — донёсся до них мелодичный голос. Торин резко обернулся (да так, что хрустнуло в шее) и уставился на Леголаса, так некстати потревожившего покой этой тихой заводи. Эльф глядел на Гимли, с любопытством склонив голову набок. Гимли не обратил на него никакого внимания и точным движением срезал следующую прядь. Короткие волоски тут же сворачивались в тугие завитки и льнули к щекам, как первая младенческая щетина. Смотреть, во что превращалась роскошная рыжая борода, было невыносимо. — Кузен Балин, — шепнул Гимли. — Мой свет, прошу, перестань, — взмолился Торин, отбросив попытки сохранить достоинство. — В этом обычае сейчас нет нужды, оставь в покое свою бороду и честь! Гимли его не слышал. Вздохнув, он провёл ножом, пробормотал имя Лони и бросил прядь в воду. — Это какой-то обычай? — поинтересовался Леголас, следивший за происходившим как зачарованный. Торин метнул в него горящий взгляд. — Это не для твоих глаз, эльф! — рявкнул он, повернулся к Гимли и добавил: — И это вовсе не обязательно! Мой свет, есть другие способы почтить усопших. Не повторяй моих ошибок! Избавившись от бороды ты не избавишься от боли! Гимли, наконец, поднял взгляд, продолжая сжимать нож с такой силой, что видны были жилы на побелевших костяшках. — Тебе нечего здесь делать, — буркнул Гимли, и в его голосе слышался гул надвигающейся лавины. — Оставь меня в покое. — Я просто хотел узнать, что ты делаешь, — примирительно поднял руки Леголас. — Зачем срезаешь бороду? Я думал, гномам она дороже рук. — Есть две причины, по которым гном может срезать бороду, — буркнул Гимли, вернувшись в прежнее положение. Из голоса пропал гром, он стал сухим и тихим. В воду упали рыжие волосы. — Нали. — Это такой прощальный обычай? — догадался Леголас. Гимли устало вздохнул и печально глянул на эльфа. — Так я скорблю о моих родных, друзьях и Гэндальфе. Здесь нет подходящих чернил и игл, чтобы нанести их знаки на кожу, так что я срезаю за каждого по одной пряди из бороды, которая мне дороже гордости. Всё, можешь идти. — В мире порядком вещей дороже гномьей гордости, — отозвался Леголас. — Я буду ходить там, где сам пожелаю. Гимли не ответил, течение подхватило очередной локон и, играя, понесло вдаль, словно осенний лист. — Прошу, скажи, что это последний, — в отчаянии зажмурился Торин. — Эти обрубки ещё как минимум год будут торчать из кос, учитывай, inùdoy. Ну зачем? — Я так понимаю, ты желаешь остаться и продолжить досаждать мне? — осведомился Гимли, подняв на эльфа покрасневшие глаза. Лицо Леголаса смягчилось. — Нет, господин гн… господин Гимли, — ответил он. — Я не собираюсь досаждать вам. — Тогда уходи. Здесь тебе не представление! — Ra shândabi! — рявкнул Торин, намеревавшийся взглядом просверлить в эльфе дыру. Леголас что-то забормотал, но тут же раздражённо выдохнул и провёл рукой по гладким светлым волосам. — Я вовсе не хотел тебе досаждать, — чуть спокойнее выдавливаешь он. — Прости меня. Гимли оторопело моргнул. Затем подозрительно прищурился: — Ничего себе. Это что-то новенькое. — И за это тоже прости, — Леголас подогнул длинные ноги и сел у берега в нескольких шагах от гнома. — Просто, я не понимал… признаться, я и сейчас не понимаю… — Но жаждешь понять, — Гимли не дал ему закончить. — Ну конечно. Лучше скажи, сколько твоих дружков сейчас прячутся вокруг, потешаясь над наугримом, сидящим тут в полном одиночестве? Что, тянули жребий, кому идти тормошить его? Уже подготовили повязку? Леголас подскочил как ужаленный, сверкая глазами. — Никого здесь нет! — вскричал он. — Я бы никогда так не поступил! Гимли мрачно глядел на него исподлобья. Леголас сник и поморщился. — Это было неправильно, — буркнул он. — Ты не заслуживал такого обращения. Я должен был… — Оставь меня в покое! — Иди отсюда, бестолковый эльф! — взревел Торин. — Не оставлю, — едва слышно выдохнул Леголас и опустился обратно на землю. — Гимли, я ничего не понимаю! Я видел, что Госпожа… она тебя понимала, но я… Каждое твоё слово и действие раз за разом меня изумляют, и… — Что ж, постараюсь выразиться предельно ясно, — прорычал Гимли. — Уйди. Леголас глядел на него, узкая грудь вздымалась и опадала. Он вцепился в траву длинными бледными пальцами и заявил, вздернув подбородок: — Не уйду. Гимли злобно уставился на эльфа, в воздухе отдалённым раскатом повисла немая угроза. Неожиданно, гном испустил побежденный вздох, понурился и отвернулся. — Сил нет с тобой спорить, — буркнул он. — Только сиди молча! — Буду нем как рыба, — обещал Леголас. — Да во имя Дурина, Гимли! — рявкнул Торин. — Гони его в шею! Если уж намерен довести дело до конца, то хотя бы избавься от этого дурачка! Не на глазах же у эльфа! Гимли его не слушал. Он снова пригладил неровную бороду и пробормотал: — Ори. Рыжий всполох, подхваченный течением, быстро скрылся из глаз. Нож мелькнул в сжатых пальцах ещё семь раз, прежде чем Гимли, наконец, остановился. Склонённые плечи сотрясались от беззвучных рыданий, когда он отдал реке последнюю прядь, прошептав древнее имя, которое гномы дали Гэндальфу. Леголас наблюдал за происходящим в абсолютном молчании и даже непроизвольно задержал дыхание. Немного погодя, Гимли поднял покрасневшее, но совершенно сухое лицо и провёл рукой по значительно поредевшей бороде. — Теперь всё, — негромко объявил он. — Можно… — Леголас подался вперёд и потянулся за ножом. — Можно мне? Гимли перевёл на него безучастный взгляд. Торин с возрастающим подозрением следил, как эльф взял нож, поднёс к шелковистым светлым волосам и отрезал внушительную прядь. — Митрандир, — шепнул он, и длинные волоски невесомой паутиной легли на воду. Над заводью вновь растеклось мирное спокойствие. Леголас медленно выдохнул, и вместе с воздухом его оставила напряжённость, он сел ровнее. Тревожное лицо разгладилось и стало безмятежным, как холодные воды Серебристой, всё спешившей куда-то меж зелёных берегов. — Зачем ты это сделал? — уныло спросил Гимли. — Мои обычаи ничего не значат здесь, в эльфийских землях, не ведающих увядания. Если ты пришёл не потешаться надо мной, то чего тебе от меня надо? Леголас задумчиво перебирал пальцами куцую прядь, торчавшую у уха. Затем он ловко подбросил нож, чтобы перехватить за лезвие и протянуть рукоятью к Гимли. — Мы в эльфийских владениях, в этом ты прав, — загадочно пробормотал он и бросил на Гимли многозначительный взгляд. — Да ты можешь нормально ответить на вопрос? — не выдержал Торин. — Гимли, не слушай его, он несёт чушь! — Ты можешь нормально ответить на вопрос? — буркнул Гимли, и в голосе послышалось эхо прежнего пламени. Торин едва не подпрыгнул от счастья. — Ты меня услышал! Мой свет, ты снова со мной! — воскликнул он и пожалел, что не может коснуться своим лбом его. Не было ничего мучительнее, чем не иметь возможности даже коснуться этого юного гнома, ставшего ему родным. Эльф не шелохнулся, всё ещё протягивая нож. — Кажется, мне следует говорить яснее, — с легким вздохом заметил он сам себе. — Ты на редкость прямолинеен. — А к чему мне увиливать? — повёл плечом Гимли. — Я Гимли, гном, вот и всё тут. Зачем эти загадки? — Разве? — Леголас слегка качнул ножом, и Гимли очень медленно наклонился и взял его. — Вы не так просты, как кажитесь, господин гном. — Прекрати меня так звать, — Гимли сунул нож за голенище ботинка чуть поспешнее, чем следовало бы. — У меня есть имя и оно мне нравится. — Прости, — поспешно ответил эльф. — Уже в третий раз… Что же во мне такого особенного, что ты решил снизойти до извинений? — Ты всегда честен, — отозвался Леголас, по непроницаемому лицу скользнула неуловимая улыбка. — Смел. Добр. Отзывчив. Верен своим друзьям и своему слову. Щедр. Умеешь подобрать правильные слова. Вы удивляете меня на каждом шагу, господин Гимли. Я полагал, что всё про вас знаю, но оказалось, что это были сплошь ложь и предубеждения, навесные вековой враждой. За все те дни, что я хожу под солнцем, я никогда так не ошибался. Торин чуть не упал. Где-то он уже это слышал… — Быть того не может, — замотал головой он. Гимли растерянно моргал, силясь осознать услышанное. — Попридержи коней, — буркнул он. — Я — это просто я. Погоди, нет, не так... Ну вот, теперь я в замешательстве! Вернись-ка назад и ответь толком на мои вопросы. Затем ты здесь? Леголас склонил голову, короткая прядь, подхваченная легким ветром, скользнула по щеке. — Я хотел бы стать твоим другом, — признался он. Гимли опустил взгляд. — Выходит, мы думаем об одном? — Да, — Леголас взглянул на воду с неисчерпаемой грустью. — Он ведь сказал нам, прежде чем мы вошли в Морию… — Стать друзьями, мда, — кивнул Гимли и почесал колено. — Жаль, я тогда его не послушал. — И мне, — тихо согласился Леголас. — Вот, значит, в чём дело. Так хотел Гэндальф. На этом всё? — Гимли поднял голову, и свет заиграл на бусинах, вплетённых в волосы, скользнул по каффу, обхватившему ухо. — Нет, дело в тебе, — ответил эльф. — Пойми, мне всегда говорили, что гномы… — Ох, — Гимли горько отмахнулся, — не трудись. — Не перебивай! — с неожиданным пылом заговорил Леголас. — Ты всегда так делаешь, не успел я и слова сказать! — Тебе и не нужно, — едко ответил Гимли. — Дай угадаю. Наверное, я алчный, жадный, бездушный предатель без намека на сострадание. Так? Это тебе говорили? Леголас помолчал и выпалил: — Если бы! Мой отец теперь зовётся Трандуилом из Ласгалена, но когда-то он был Трандуилом из Дориата, Гимли. Ты даже представить себе не можешь истории, которые мне рассказывали. Ты понятия не имеешь, какие идеи я впитал с молоком. Гимли потупился и закрыл лицо руками: — Ещё как могу. — Нет, подожди, я собирался сказать вовсе не это, — простонал Леголас и вскочил на ноги, сжав пальцами полы серо-зелёной туники. — Я не держу зла на твой народ, Гимли. То были тёмные времена, безумие охватило многих, и эльфов, и гномов, а всё из-за каких-то трёх камней и клятвы… — Моя бабушка из Фаирбирдов, — неразборчиво пробормотал Гимли. Леголас поперхнулся воздухом и глупо уставился на покрывшиеся пятнами щеки Гимли. Молодой гном убрал руки от лица и сцепил пальцы. — Их осталось совсем мало, — поведал он пучку травы под ногами. — Их почти истребили после того, что они натворили; месть Пусторукого была скорой и жестокой. Но некоторым удалось выжить, хоть от Ногрода и остались одни развалины. Большинство бежало в Кхазад-дум, когда Эред Луин пал. — Твои волосы, — жалко пролепетал Леголас. Гимли молча кивнул. — В тебе кровь Фаирбирдов, — повторил Леголас и, резко развернувшись, в исступлении прокричал: — Ai, amarth faeg! — Всё непросто, — выдавил Гимли. — Ну, вот и разобрались. Твоя попытка подружиться была благородна, парень. Это было очень мило с твоей стороны. Но нас разделяет слишком многое. Народ моей бабки напал на твой, твой отец пленил моего и привёл войско к нашим вратам, эльфы выслеживали и убивали моих родичей… всего и не упомнить. Возможно, Госпожа не испытывает ко мне ненависти и презрения, но вот ты — да. Леголас стоял неподвижно мучительно долго, дыхание прерывисто вырывалось изо рта, руки дрожали. Он с трудом заставил себя посмотреть туда, где у самой воды сидел Гимли, тихий и печальный. — Нет, не испытываю, — твёрдо сказал он. — Народа твоей бабушки больше нет. А ты здесь, и не раз доказывал свою храбрость и доброту. Гимли непонимающе нахмурился и поднял взгляд. — Клянусь, я говорю от чистого сердца, — добавил Леголас и подошёл ближе. Статный и горделивый, окутанный ореолом золотистых лучей, он отчего-то уже не выглядел далёким и отстранённым. — Ничего не понимаю, — пробормотал Гимли. — Сначала Госпожа. Теперь ты. Голова идёт кругом, я уже не знаю, где правда, а где ложь. Эльфы никогда не относились к нам как к равным. Мы для вас нежеланная помеха, досадливая неприятность, так было испокон веков. Эльфы не вступались за гномов перед своими же, но Госпожа вступилась — и не перед кем-то, а перед лордом! Эльфы не извинялись перед гномами, а ты уже трижды нарушил этот закон! Эльфам нет дела до скоротечных жизней смертных, а ты стоишь тут, говоришь со мной и отказываешься уходить! Признавайся, что ты задумал? — Задумал заполучить себе друга, — отозвался Леголас, сделал три невесомых шага и опустился рядом с Гимли, подвернув под себя ноги. Они составляли странную картину: приземистый огненно-рыжий гном и стройный бледный эльф. — С чего ты взял, что эльфам нет дела до смертных? — нахмурился Леголас. Гимли задумался и признал: — Сам не знаю. Как будто это само собой разумеется. А что, это не так? Леголас кивнул и дернувшиеся ноздри выдали скрытое раздражение: — Похоже, ты и сам наслушался небылиц. — Угу, — поддакнул Гимли. — Я и о Госпоже думал скверно, пока своими глазами не увидел. Но теперь-то я знаю, что она мудрейшее и сострадательнейшее из созданий, способное понять гномью тоску. — Там было удивительно, Гимли, — приглушенно сказал Леголас. — Прости, что сразу не сказал. Мор… Кхазад-дум великолепен даже теперь. Гимли прикрыл глаза. — Да, там было потрясающе, — он грустно усмехнулся. — А у тебя чудовищный акцент. — И мне очень жаль твоих друзей. — Что ж, — Гимли открыл глаза и через силу выдавил: — Спасибо, что привёл меня в чувство тогда, у могилы Балина. — Не стоит благодарности, — вежливо кивнул Леголас. — Эльф спас жизнь смертного. Как по мне, тут есть, за что благодарить, — негромко фыркнул Гимли. — И почему всех это удивляет? — устало спросил Леголас без тени злости. Гимли тяжело вздохнул: — Всё та же история. К гномам относятся с пренебрежением, пользуются нашей дружбой, пока это выгодно, а затем бросают, присвоив творения наших рук, которые нам дороже солнечного света. А эльфы однажды покинут эти земли и отправятся в свой безупречный мир за далёким морем, оставив смертных с их горестями и печалями. Не удивительно, что о наших народах так много предрассудков. Леголас воскликнул: — Нет! Не правда! Мы покинем эти земли, потому что у нас нет выбора. Нас всё меньше, и либо мы уйдём, либо станем жалкой тенью самих себя. Многие из нас всё ещё любят Средиземье, но оно несёт для нас слишком много боли, которую сможет унять лишь возвращение домой. Смертные разбивают наши сердца: вы такие яркие, но такие хрупкие. Мы привязываемся к вам, сами того не желая, но нас ожидает лишь зияющая пустота, когда вы уходите туда, куда нам никогда не будет дороги. Гимли задумчиво замычал и глянул на эльфа из-под сведённых бровей: — Так всё — ложь. Леголас твёрдо кивнул. — Понять бы, где истина, — проворчал гном. — Наверняка Гэндальф знал. — Не сомневаюсь, — согласился Леголас. — Ну что? Ради Гэндальфа? — Нет уж, — Гимли покачал головой, бусины зазвенели в волосах. — Пусть Гэндальф этого и хотел, но я не стану заводить дружбу лишь ради его памяти. Какая это тогда дружба? — он покосился на эльфа. — А ты не думал, что скажут другие эльфы? Лицо Леголаса омрачилось: — Никто не станет перечить леди Галадриэль, а она приветствовала тебя с радостью и почтением. К тому же, эльфы и гномы дружили и раньше. Мы будем далеко не первые. — Только не забывай, чем заканчивались эти союзы, — Гимли приуныл. — Тебя поднимут насмех. — Ну и что, — отмахнулся Леголас. — Ты видел Врата — даже лучше чем я, с учётом того, какая стояла темень! На них руками гнома было высечено имя Келебримбора. — Руками Нарви, — кивнул Гимли. — Эльфа у нас его звали Кхелебримбуром, и известен он не только благодаря Вратам. — Верно, — поморщился Леголас. — В конце концов это проклятье настигло и его самого, и всю его семью. — А в твоей семье как с проклятиями? — между делом поинтересовался Гимли. — Не слышал ни о чем таком, — пожал плечами Леголас. — А в твоей? — Есть парочка, — сухо усмехнулся гном. — Я же из рода Дурина. Торин поёжился. — Мой народ меня не поймёт, — озабоченно проговорил Гимли. — Да и твой тоже. — Госпожа поймёт, — заметил Леголас. Гимли вздохнул и кивнул: — Тут ты прав. Она всё понимает. Эльф проглотил вставший поперёк горла ком и чуть подался в сторону гнома, протянув руку: — Давай начнём с начала? Гимли уставился на узкую ладонь, поджав губы. — Но… те эльфы… Дориат… истребление nûlukhkhazâd… осада Эребора… мой отец… твой отец! — забормотал он. — Почему?.. — Потому что здесь я не могу петь, и мне нужен гном, который найдёт иной способ выразить тоску, — ответил Леголас и улыбнулся, хоть и немного нервно. — Что до остального… Дориата давно нет, от него остались лишь воспоминания. Мне хотелось бы узнать больше о твоём народе, ваших нравах и обычаях; они кажутся грубыми на первый взгляд, но в них есть своя завораживающая красота, как в горной вершине, что возвышается над миром вопреки времени и суровым ветрам. Эребор теперь снова принадлежит гномам, и никто больше на него не посягнёт. Я снова спрошу, Гимли: давай начнём с начала? Гимли глянул на протянутую ладонь, словно это была приготовившаяся к прыжку змея. — Гимли, — предупредительно проговорил Торин и в отчаянии выпалил тайное имя, которое ненароком подслушал у Глоина. Повисла тишина, и даже ветер стих в томительном ожидании. Торин боялся вдохнуть. Грубая ладонь твёрдо сжала бледную руку эльфа. — Я Гимли, сын Глоина, из рода Дурина с Одинокой Горы, — представился он и поднял взгляд. В морщинках вокруг глаз ещё таилась печаль, но гном улыбался в ответ. — Боюсь, я от самых пят до нечёсаной макушки гном, тут уж ничего не поделаешь. Надеюсь, это тебя не слишком оскорбляет, приятель. Леголас рассмеялся: — А я Леголас Трандуилион, и с превеликим сожалением вынужден сообщить, что представляю собой эльфа, причём эльфа из Лихолесья; синда по рождению и сильван по воспитанию, и повлиять на это я могу не более, чем на заход солнца. Со своей стороны надеюсь, что вас это не слишком раздражает. Гимли усмехнулся: — Не беспокойтесь, эльфы всегда всех раздражают! Смех Леголаса почти сливался с журчанием реки: — А гномы всегда всех оскорбляют! Гимли ухмыльнулся: — Рад знакомству, Леголас. Эльф тепло улыбнулся в ответ: — На этот раз верю. От громыхнувшего хохота стайка птиц вспорхнула с деревьев и закружила в небе, недовольно щебеча. Гном и эльф так и не расцепили рук; молочно-белые длинные пальцы крепко сжимали широкую смуглую ладонь. Такие разные руки, такие непохожие, но подходившие как ключ к замку. Торин подумывал ущипнуть себя, да посильнее. — Может, покажешь, что тут да как? — предложил Гимли, с чьего лица не сходила самодовольная усмешка. — С удовольствием, — отозвался Леголас. — Возле старого маллорна есть странный сероватый камень с блестящими чёрными прожилками. Может, ты поймёшь, что это такое? — Хм, полагаю, это какой-то обсидиан, — предположил Гимли, легко вскочил на ноги и потянул Леголаса за собой. — Мне нравятся маллорны. Похожи на колонны из серебра и золота, но при этом шевелятся и дышат! — Они удивительны, правда же? — поддержал Леголас и, наконец, отпустил гнома, махнув на восток. — Нам сюда. — Ведите, господин Леголас, — Гимли отвесил лёгкий поклон, и, смеясь, они двинулись прочь от реки. — Может, по пути расскажешь что-нибудь о ваших обычаях? — Хм, ну, если найду слова. Но ты не слишком-то надейся, приятель. — Во имя Дурина, что происходит? — возопил в пустоту Торин, к которому вернулся голос. Он рывком вынырнул из подлунного мира, промчался по коридорам Чертогов до своих покоев и провёл там несколько часов, полыхая от возмущения.

***

Ближе к ночи к нему наведалась бабушка. — Ну, что я говорила, моё сокровище? — ласково проворковала она, опустившись на кровать рядом и повернув его лицо к себе. Он легко подчинился, ещё пребывая в тумане растерянности и злости. — Погляди, совсем лица нет. Торина хватило секунд на пятнадцать её причитаний, затем он сердито отстранился от её ладоней. — Хватит, — буркнул он. — Я уже не ребёнок. Хрера неторопливо сложила руки на коленях. — А с виду и не скажешь, — сухо заметила она. — В последний раз я видела подобное представление, когда твоему отцу только-только исполнилось семнадцать и он потребовал, чтобы все обращались к нему по полному титулу и никак иначе. Картинка так ясно предстала перед глазами, что Торин невольно фыркнул: — Отец такое учинил? Хрера улыбнулась: — Он же был маленьким. — А с нас он бы шкуру за такое спустил, — заметил Торин. — Ох, вы трое тоже были хороши, — усмехнулась она, опустив свою руку на его. — Итак, может объяснишь, зачем ты носишься по Чертогам как разъярённое грозовое облако, пугаешь окружающих своим оскалом и тёмными пятнами на том месте, где положено быть глазам? Торин бросил на неё уязвлённый взгляд, но Хрера терпеливо ждала ответа. Признав своё поражение, он переплёл их пальцы и проговорил: — Гимли завёл дружбу с эльфом. В маленькой комнате судорожный вздох Хреры был слышен не хуже крика. — От такого любой гном бы рассвирепел, уж тем более… — Торин стиснул зубы в бессильной ярости. Хрера какое-то время вдела неподвижно, затем с недовольным пыхтением откинулась назад и впилась во внука глазами: — Договаривай, — потребовала она. — Мне уже надоела эта твоя скрытность, Торин. Договаривай! Он поднял на неё тяжёлый взгляд, она уставилась в ответ. — Говори! — рявкнула Хрера, сжав его ладонь. — Ох уж мне эти упрямцы из рода Дурина с вашей проклятой скрытностью! Упёртые до помешательства! Что, язык у тебя отвалится признать, что ты любишь мальчишку как родного сына? — Хватит! — грянул Торин, вырывая руку из её хватки. — Да, я люблю его! Он стал моим светом! Хрера удовлетворённо кивнула: — Так-то лучше. Умница, nidoyel. Торин сурово нахмурился, но она не обратила на этого никакого внимания и снова похлопала его по руке. — Я вас от этого отучу, одного за другим, — пробормотала она себе под нос и одарила его снисходительной улыбкой, на какую способны лишь бабушки. — Итак, твой сын подружился с эльфом. И что тебя так расстраивает? — Что меня расстраивает?! — взревел Торин, на что гнаминна поморщилась и шлёпнула его по руке. — Я тебя прекрасно слышу, незачем так орать, — с раздражением заметила она. — И да, ты верно расслышал мой вопрос. Что тебя так расстраивает? — Но… — Торин взмахнул рукой и запустил пальцы в волосы. — Но эльф! От него будут одни только неприятности! Так не должно быть! Они враги по рождению; это ведь никто иной, как сын Трандуила! Они ненавидели друг друга! Брови Хреры изумлённо поползли вверх. — Хм, — промычала она в задумчивости. — Знаешь, а ведь я всей душой ненавидела твоего деда при нашей первой встрече. Торин не успел даже удивиться очередному открытию. — Именно так! От одного его глупого лица под шапкой несуразных кос, которые он тогда носил, меня едва не выворачивало наизнанку! Ох, ну и вид у него тогда был; хорошо, что я уговорила его пересмотреть свой подход к причёскам. Впрочем, не важно. Представь, мне всего восемьдесят, и меня отрывают от родного дома и привозят к совершенно чужому мне двору Эребора по воле отца и Советников. И этот неотёсанный болван, не сказавший мне и двух слов, должен был стать моим мужем! Ха! Король он там был или нет, я не подпускала его ближе чем на бросок молота. — К чему всё это? — вяло поинтересовался Торин. — Сейчас поймёшь, дорогой, — заверила она его, — немного терпения. На чём я остановилась… Ах да. В общем, в бездне я видела Эребор, твоего деда и всех остальных. Но что мне было делать? Я осталась под Горой совсем одна, надвигалась зима и до прихода весны мне было не попасть домой. Я застряла. День за днём я была вынуждена появляться при дворе и терпеть вокруг себя ваши вечно недовольные Лонгбердские мины. И вскоре случилось непредвиденное: я начала их понимать. — Хочешь сказать, что здесь то же самое? — Торин потёр глаза. — Думаешь, Гимли пришлось поладить с эльфом только потому, что им приходится путешествовать вместе? — Великий Тельфор, нет же, — фыркнула Хрера. — Будь всё так, я вышла бы замуж за свой кузнечный горн. Я пытаюсь объяснить, что со временем смогла заглянуть под маску из устрашающих оскалов, унылых физиономий, трепетной любви к устаревшим традициям и — будем откровенны — ужасного вкуса и увидеть настоящих Лонгбердов. Время, Торин. Вот, в чём секрет. — Но эльф? — простонал Торин. Хрера закатила глаза: — Пропускать мимо ушей поучительные истории, которые расказывают тебе старшие, очень непочтительно, akhûnîth. Давай, включи голову на минутку и пошевели мозгами, а не обострённым чувством справедливости и тягой к замшелой истории. С самого начала можно было догадаться, что со временем твой мальчик и этот эльф смогут разглядеть друг в друге что-то хорошее. Таков порядок вещей, — тут она кисло покосилась на внука. — Хотя, надо признать, вы, Лонгберды, положили своё существование, чтобы спорить с законами природы и здравого смысла. — Госпожа бабушка, соизвольте снизойти и вспомнить, что во мне немало и от Бродбимов, — напомнил он. — Тогда у тебя вообще нет оправданий. — А что было потом? — спросил Торин, незаметно для самого себя заинтересовавшийся. — С кем? — С тобой и дедушкой. — А, ты всё о этом, — Хрера зевнула, изящно прикрыв рот рукой. — Извини, глаза слипаются. Однажды я всё-таки швырнула в твоего деда парой серебряных застёжек, над которыми работала, и попала прямо в лицо. А на следующий день он явился, нацепив их, — её лицо осветилось. — Они чудесно сочетались с синяком под глазом. Торин сомневался, что у него осталась способность удивляться. — На сегодня с меня хватит, — проворчал он, принявшись растирать лицо. — Ну, ну, — проворковала Хрера, нежно притянула его к себе и поцеловала в лоб, а затем настойчиво уложила его на подушку. — Спи. Иначе я буду сидеть здесь до утра и припоминать все твои детские выходки. Он поспешно закрыл глаза и улыбнулся, услышав её мягкий смех. — Ты опасная гнаминна, бабушка, — заявил он. Хрера встала и задула лампы. — Знаю, милый.

_________________

Синдарин Amarth faeg! — Злой рок! Кхуздул Ra Shândabi! — Именно так! Haban — драгоценный камень 'ikhuzh — хватит Nidoyel — величайший из мальчишек Inùdoy — сын nûlukhkhazâd — гномы-карлики, малые гномы akhûnîth — молодой гном (аналог обращения "молодой человек") Келебримбор — эльф из рода Нолдор, сын Куруфина, внук Феанора, искуснейший из эльфийских кузнецов. Именно он выковал Кольца Власти по наущению Саурона, представившегося Аннатаром, Великим Дарителем. В тайне от него Келебримбор создал три эльфийских Кольца, некоторых зло не коснулось. Арагорн и Арвен — встреча этой пары произошла в Лотлориэне, там же между ними вспыхнули чувства Дориат — могущественное королевство Синдар, в котором правили Элу Тингол и Мелиан из Майар. Келеборн и Орофер (отец Трандуила) родом оттуда. Однажды Тингол обратился к гномам Ногрода с просьбой поместить Сильмариль в ожерелье (Наугламир); сначала они согласились, но затем отказались отдать результат своей работы. Когда Тингол попытался силой забрать ожерелье, они убили его и разграбили дворец. О драгоценных камнях и кровной клятве — Гимли имел в виду историю с Сильмарилями и клятву, принесённую Феанором из Нолдор, которая в конце-концов привела к отречению Валар и их изгнанию из Амана. Ногрод (кхузд. Tumunzahar) — королевство Фаирбирдов в Синих Горах, братский город Белегоста; был разрушен во время Войны Гнева, когда горы рухнули в море. Гномы Ногрода разграбили Дориат и убили Элу Тингола. Пусторукий — прозвище Берена Эрхамиона, смертного возлюбленного Лютиэн Тинувиэль, прекраснейшей эльфийки всех времён. Лютиэн была дочерью Элу Тингола, правителя Дориата. Когда гномы Ногрода убили Тингола, Берен выследил и убил большинство Фаирбирдов, ответственных за это преступление, чтобы отомстить и вернуть Наугламир. Nûlukhkhazâd — малые гномы, гномы-карлики. Этот народ был схож со своими более крупными родственниками, но помимо размера отличался нелюдимостью и свободным раскрытием своих истинных имён. Остальные гномы считали этот народ уродливым и ленивым; есть предположения, что племя состояло из изгнанников. Впервые заметив их, эльфы отнеслись к ним как зверям и принялись уничтожать забавы ради. К концу Первой Эпохи карликов полностью истребили. Тельфор — один из Семи Праотцов, основатель клана Бродбимов.