По ту сторону жизни

Д. Ревность Сынмина неожиданно переросла из активной секси-фазы в подозрительно-бесячую, но теперь, он казалось, перешёл в новую, еще не исследованную Джисоном форму. Сынмин повторял: «это скоро кончится» с таким постоянством, будто убеждал себя в скорой смерти Минхо, а не Джисона. Он теперь почти приветливо болтал с Минхо у стойки регистрации, а вечером пересказывал новые общие шутки, если у Джисона был выходной. Пару раз Джисон ловил себя на том, что он сам начинает немного ревновать. Но когда он осознал, что не знает, кого именно ревнует, стало сложнее. Было в целом сложно: у Минхо остался всего месяц, но в голове Джисона это формулировалось как «у нас остался всего месяц». С каждым днем Минхо становился менее игривым, и теперь уже Джисон старался его развеселить, делая всякие глупости и произнося такие нелепые шутки, что раньше бы умер от кринжа. Он стал оставаться на ночь четыре раза в неделю и всерьез подумывал, стоит ли ему последние месяцы просто жить у Минхо в комнате. Противные мысли о том, что он так только сильнее привяжется, делая больнее себе, заставляли умерить пыл. — Я бы хотел переродиться в жука, — размышлял Джисон, — или в медведя! Минхо с восхищением смотрел на него, веселясь. — Почему такие полярные размеры? — хохотнул он. — Ну жуки прикольные, топаешь себе куда-то. Дошел — хорошо. Убили? Перерождаешься дальше. А медведь… — Джисон хихикнул, — в жопу глины напихал и спишь всю зиму. — Тебе в этой идее нравится пункт «напихать себе в жопу» или «спать всю зиму»? — игриво спросил Минхо. — Оба пункта хороши! Они рассмеялись, и Минхо задумчиво протянул: — Спячку ты себе сам можешь организовать, а насчет «напихать в жопу»… — он поиграл бровями и тут же получил за это от Джисона тычок в грудь. — Какой ты пошляк! — Возмутился он. — Останься на ночь, — попросил Минхо, вдруг становясь серьезным, — я знаю, сегодня не твой день ночевки, но… останься. В его лице Джисон заметил странное выражение, будто Минхо решал что-то. Бросал внутреннюю монетку. — Останусь, — улыбнулся Джисон, ожидая ответную улыбку, но, вместо этого, Минхо так серьезно кивнул, что внутри похолодело. С. Джисон сказал, что останется ночевать у Минхо, и в груди противно заныло. Он видел, как Минхо смотрел на Джисона. Проблема в том, что с недавнего времени Джисон так же смотрел и на Минхо. Сегодня не была смена Сынмина, но он, поменявшись, приехал дежурить ночью. Ему было абсолютно незачем проходить мимо комнаты Минхо около двадцати раз, но он прошел. Совершенно было лишним вслушиваться, напрягая слух, когда он проходил мимо. Было безрассудным приоткрыть дверь в комнату Минхо. Было глупым закрыть ее и продолжать дорабатывать смену. Было просто идиотским вернуться в их с Джисоном квартиру и разбить плазму, содрав ее со стены. Д. Минхо весь вечер был напряженный. Залипал на Джисона, на экран телевизора, в свой телефон. Он стоял несколько минут у окна, пялясь куда-то вдаль. Долго рассматривал корешки книг. — Твои приступы стали реже, — произнес Джисон, выводя Минхо из очередного ступора. — Да, — кивнул он, — это значит, что я ближе. — К чему? — тупо спросил Джисон, тут же понимая, к чему ближе Минхо. — К «ничему», — грустно улыбнулся Минхо, — к большому «ничему», потому что никто не знает, что там. И к этому нельзя подготовиться. Джисону неловко рядом с таким Минхо: уязвимым и слабым. Рефлексирующим и грустным. Он привык к веселому, бесящему Минхо, Минхо с тупыми подкатами, Минхо, который морщил нос, когда смеялся. — Я в душ… — бросил он, оставляя Минхо смотреть в окно. * Сквозь шум воды он услышал, как щелкнула дверь в ванную комнату. Он стоял спиной ко входу в душевую, не в силах повернуться всем телом или просто обернуться. Дверь же в душевую щелкнула уже достаточно громко, чтобы продолжать ее игнорировать. — Экономим воду? — попытался пошутить он, но весь воздух вышел из его легких одновременно с тем, как сильные руки развернули его, прижимая к стене. — Что ты… Минхо стоял перед ним, такой же голый, почти светясь своей молочной кожей. Вода прибила его челку ко лбу, делая его похожим на человека, попавшего под дождь. Он стоял, опершись одной рукой на стену позади Джисона, совсем как тогда, у автомата, но в этот раз в нем не было той робости. Джисон ощутил себя настоящей добычей, которую долго загоняли. И настоящим ценным трофеем, когда Минхо, с выражением отчаянной решимости на лице, взял его за талию, и сказал: — Оттолкни, как тогда, если не хочешь. Он прижался своими губами к губам Джисона, было сложно почувствовать вкус или реальную температуру его тела: по ним била вода из лейки душа и ко вкусу губ Минхо примешивался вкус воды. Не встретив сопротивления, Минхо переместил их так, чтобы вода не заливала их лица, и снова произнес: — Оттолкни. Второй поцелуй был менее отчаянным, более нежным и глубоким. Минхо провел по губам Джисона языком, прося впустить его внутрь, и Джисон, плавясь в его руках, прижался к нему теснее в ответ. Губы Минхо переместились на шею, и Джисон хрипло прошептал: — Никаких… засосов. — Я бы никогда… — Минхо, отстранившись, посмотрел на Джисона, мягко и нежно, любуясь им, но возбуждение выдавало все его тело. Теперь уже Джисон притянул к себе Минхо, целуя его в ключицы и поглаживая крепкую грудь с выраженными мышцами. Он почувствовал на своем бедре вставший член Минхо и, отрываясь от поцелуев, посмотрел на него. — У тебя даже хуй красивый, это нечестно, — хохотнул он с напускной обидой в голосе. Минхо, не смотря на волнение, не остался в долгу: — Это жалоба? Джисон схватил его за ягодицу, помял ее руке и, легонько шлепнув по ней, поймал тихий стон Минхо в свои губы. Все происходящее превратилось в смесь беспорядочных ласк и хаотичных поцелуев, в череду стонов, издаваемых от нетерпения и изумления происходящим. И если бы Джисон и чувствовал вину, ее бы смыла вода. Он почувствовал пальцы у своего ануса, когда услышал робкое: — Можно? Его так давно не спрашивали ни о чем, чего бы он хотел сам, что на мгновение он замер, прислушиваясь к себе. В голове пролетала тысяча мыслей, но тело оказалось честнее: вместо ответа он подался назад, навстречу пальцам Минхо, и одобрительно угукнул. Пальцы массировали вход, и Джисон хотел большего, когда Минхо, отвернувшись, поднял с пола душевой маленькую баночку. — Ты хранишь тут смазку? — удивленно приподнял брови Джисон, — я не замечал. — Я с ней пришел, — Минхо смущенно улыбнулся, и Джисону захотелось поцеловать его в нос. Скользкие от смазки пальцы кружили, не погружаясь внутрь, и он принялся нетерпеливо крутить тазом. В ягодицу не прилетело ни одного строгого шлепка, наоборот, один палец сразу проник в него, принимаясь неторопливо двигаться внутри, а следом вошел и второй, подготавливая его для проникновения. Два пальца — достаточно, чтобы немного раскрыться и начать принимать член с тянущей болью, к которой он уже привык. Она ему нравилась. Но Минхо добавил и третий палец, выцеловывая грудь Джисона, нежно поглаживая его по плоскому животу. Он потирался о его бедро членом, давая потереться и об него. Двигаясь неторопливо, он не позволял даже приближаться оргазму, только сильнее распалял Джисона, привыкшего к быстрому сексу. Трех пальцев было более чем достаточно, но Джисон почувствовал, как его растягивают еще сильнее, добавляя четвертый, и нетерпеливо захныкал. — Ты такой красивый, — он почувствовал горячее дыхание Минхо у своего уха, — так чудесно звучишь. — Кровать, — прохрипел Джисон, легонько отталкивая Минхо, опершись руками ему в грудь. Уже на кровати, лицом к лицу, Джисон позволил себе стонать громче, когда его тело покрывали горячие поцелуи. Пальцы Минхо дразнили, раскрыв его непривычно сильно, и ритмично проходились по простате, заставляя задыхаться. — Трахни меня уже, — нетерпеливо прошептал Джисон, подаваясь бедрами навстречу Минхо. Тот вдруг остановился, растерянно смотря по сторонам. — Сейчас, я смазку забыл… Он хотел было встать с кровати, но Джисон крепко схватил его за бедро, не дав даже опустить ногу с кровати. — Трахни. Меня. Сейчас же, — потребовал он, больно впиваясь в его кожу пальцами, царапая ногтями. — Тебе может быть больно… — Не больше, чем тебе, — поморщился Джисон, — быстрее! Минхо не обращал внимание ни на мольбы, ни на хныканье, ни на злобное шипение. Он погружался медленно, целовал сладко и двигался в таком мучительном неторопливом темпе, что обычно Джисон назвал бы это скучным сексом. — Внутри тебя так горячо, — прошептал Минхо ему на ухо, — ты идеальный. В нежности Минхо было что-то, что заставило мир Джисона сузится до одной комнаты. Заставило мир замереть, сфокусировавшись не на своем наслаждении, а на дыхании Минхо, его поцелуях и ощущении его кожи на своей. Мир замер в глазах Минхо с горящими звездами в них, хотя комнату освещал лишь слабый свет фонаря с улицы. Замер на его ладонях, скользящих по телу. На его тихом: — Я люблю тебя, Джисони. С. Джисон накрашен как-то слишком ярко, а в ушах сверкают сережки в виде солнца с камнем по центру — подарок Сынмина на день рождения. — Ты не возвращался домой, — зачем-то констатировал Сынмин, оглядывая Джисона. — Да смысл? — Джисон крутился перед зеркалом в комнате отдыха для персонала. Он застегнул на шее цепочку с подвеской в виде того же солнца, что были на сережках, — выходной только завтра, а у Минхо есть душевая в комнате. Сынмин несколько раз сжал руки в кулаки и, как можно более непринужденно спросил: — Ты же знаешь, куда сегодня утром уходил Минхо? «Весь в засосах», — хочет добавить он. — Он ушел, когда я еще спал, — Джисон отошел от зеркала и тут же вернулся к нему, подрисовывая стрелку на правом глазу, — блять, опять кривые вышли… так и куда он? —К нему сегодня приезжал нотариус. Он написал завещание, — Сынмин сел на диван, продолжая наблюдать за довольным Джисоном, и мысленно загадал себе одну вещь. Так часто играют дети. «Если этот автобус приедет через пять минут, я завтра пойду на математику». «Если следующая будет реклама кока-колы, я не буду сегодня делать уроки». Сынмин загадал полную глупость и сказал: — Он все подписал, Джисон. Тебе не нужно больше так стараться, — Сынмин хотел выиграть у себя же и добавил, — ты же не любишь глаза красить, у тебя через пару часов левый глаз чешется. Джисон любовался нарисованными стрелками: — Зато выглядит круто! — Воскликнул он и пошел к выходу, энергично помахав рукой. — Ну, до завтра! Сынмин всегда думал, что умеет проигрывать. Д. Последние дни Джисон целовал Минхо с мыслями о том, что «они» останутся здесь, в стенах хосписа. «Они» останутся в этом месяце. После его смерти хоспис для него опустеет, но у него будет Сынмин. Сынмин всегда должен быть. Со старшей школы, когда впервые сел с ним за одну парту, до самого конца, каким бы он ни был. Потому что, как бы Джисон не хотел, Минхо у него не будет ни до, ни после хосписа. Он — приведение, заточенное внутри. Особый вид вампира, который не может покидать хоспис, но может находиться на солнце. Минхо уйдет, и Джисон будет скорбеть, но он малодушно думал, что скорбеть с Сынмином на Чеджу будет проще. Джисон вошел в квартиру, которая не выглядела больше, как их жилище. Посреди гостиной валялись тысячи странных кусочков, в которых Джисон узнал их плазму. В шкафу на половине Сынмина не было вещей, а с полок исчезли его любимые книги. — Нет, — тихо произнес Джисон, осматривая ванную комнату, откуда пропала зубная щетка Сынмина. На столе лежала записка: «За новой оплатой хозяйка придет в конце июня. Надеюсь, тебе теперь будет, чем заплатить.» Подпись отсутствовала, но сомнений, кто был автором не было: Джисон списал в школе у Сынмина столько конспектов, что может воспроизвести его почерк по памяти. Он, не переодеваясь, поехал обратно в хоспис. С. Джисон влетел в холл, толкнув плечом бабушку, которая выходила на прогулку. — Сынмин! — Крикнул он у дверей. Сынмин сидел за стойкой, уронив голову на сложенные на столе руки. — Сынмин, ничего не было! — Воскликнул Джисон, забегая за стойку администратора. Он упал на колени, прижимаясь щекой к колену Сынмина, больно цепляясь за него руками. У него не было сил ни отвечать Джисону, ни выслушивать его вранье. Тот вдруг у его коленей замер, прислушиваясь: — Почему играет Бибер? — он посмотрел на Сынмина трогательно и мокро, потряс его за ногу в попытках обратить на себя внимание, — Сынмин! Ну посмотри на меня! — Все кончено, Джисон, — прошептал он, чувствуя боль в сухих, отвыкших плакать глазах, — все кончено. — Позволь мне объяснить, — негромко зачастил Джисон, как обычно делал, когда врал, — у нас вообще-вообще ничего не было, это же просто работа, помнишь? Деньги на оплату квартиры и все такое… — Ты нихуя не понял, — покачал головой Сынмин, — вообще все кончено. Из кабинета в конце коридора вышла госпожа Чхве, работница морга, и подошла к стойке регистрации. — Ким, сообщи родственникам или кто там будет забирать тело, — по-деловому произнесла она, — обидно конечно, такой красавец. Сынмин покачал головой: — Я сам все сделаю. — Сам? — изумилась женщина, — интересно… — она быстро посмотрела на завибрировавший в ее руках телефон, и пожала плечами, — ну сам, так сам. Порядок знаешь. Тяжелой ладонью она прихлопнула на стойке пачку документов, заставив предметы на ней задребезжать. — Чего? — Джисон изумленно поднялся с колен и взял бумаги со стойки, — кого еще ты собрался хоронить? — он прищурился, несколько раз перечитывая имя на титуле, — Ли Минхо… Ли… Минхо… Ли? — он повернул бумаги к Сынмину, его руки тряслись, не давая глазам сфокусироваться на имени пациента. Но это было не нужно. — Минхо, — тихо прошептал Сынмин. Он не знал, как сказать о том, что за те несколько часов, пока Джисона не было на работе, Минхо, красуясь засосами на всю шею, вышел прогуляться в сквер хосписа. По дороге он задержался у стойки, отвечая на вопрос, куда он. — Я гулять, — весело улыбнулся Минхо, — не скучай! — И вышел из хосписа. В последний раз.