Сквозь щель в платяном шкафу

      Очередное собрание назначили на раннее утро, так что Ханде пришлось встать с восходом солнца. Луиссиан пришел, чтобы забрать детей в свои комнаты, а еще приготовил для Ханде нарядный теплый кафтан с золотыми вышивками и помог заплести косу сложного плетения с двумя лентами. От украшений и косметики Ханде отказался, но, немного подумав, снял с цепочки печатку Семьи и вернул ее на палец.              Перед высокими тяжелыми дверьми зала собраний уже толпились слуги и некоторые из военных, шептались между собой. Разговоры стихли, как только Ханде подошел ближе. Один из солдат низко поклонился, приоткрыл двери, чтобы доложить, и пропустил Ханде внутрь.              Зал собраний являл собой холодную строгость, как и люди, восседающие в нем. Попасть в него из цветущего богатого сада — как оказаться в другом мире. Ханде предложили место за длинным столом. Напротив Дилана, других его братьев, дядюшек, двух советников Семьи и генералов. Всего собралось десять альф. Ханде настороженно следил за ними, а они точно так же вели себя с Ханде. Все в собрании уже знали про кровь Императора, что, явно, смутило их. Основная часть пропаганды Империи строилась на верности Императору и Семье его. Про верность эту рассказывали всем детям, а, вырастая, они, действительно, продолжали верить в нее. Эти люди были такими же. Возможно, они участвовали в злодеяниях и убийствах, учиненных Кайял и Лорано несколько десятков лет назад. Но подлецы всегда находили себе оправдания и легко клялись в том, чего не существовало.              Ханде поправил прическу, чтобы сверкнуть кольцом на пальце, и сел в кресло, выпрямив спину. Ночью у него был очередной приступ, после которого не удалось заснуть, а косметику и украшения Ханде нарочно не использовал. Этим утром он был некрасив, но, может, тогда бы альфы не стали оценивать его только как омегу.              Ханде говорил долго, рассказывая все так, как было. Дилан даже не просил, а настоятельно требовал честности, убеждал, что Семья из-за Ханде ввязалась в опасную игру и ожидает содействия. Как будто это могло быть правдой. У Кайял уже не было другого выхода, ведь вокруг Сеина стояли армии, ночами гремело, «Еженедельник» печатал новые обличительные статьи, Совет выписывал поручения на аресты. И все это происходило уже далеко не из-за одного Ханде.              — Измена законному супругу, потом эти сомнительные контакты, тайные встречи с террористами и убийства военных офицеров. — Сказал дядюшка Римар, как только Ханде замолчал. — Что же, обвинения со стороны Совета не так лживы, как нам рассказывали!              Дядюшка Римар был той самой частью Семьи, которая вызывала опасения. Младший брат отца и запасной наследник с большой вероятностью мог стать Главой Семьи после его смерти. Но тогда Матте оказался хитрее. За прошедшие шестнадцать лет дядюшка не подавал никаких поводов к недоверию, хотя сам Ханде ему никогда не нравился и был противен.              — Вся суть искусной лжи в том, что она — искаженная правда.              — Мы говорим о конкретных обвинениях, Глава, а не цитируем презренные книги! Обвинения Совета не беспочвенны, и омега сам это признал!              — Дядюшка…. — гнусаво протянул Хефес. У него был сломан нос.              Дилан приподнял ладонь, чем остановил начавшийся спор. Снова все собравшиеся альфы уставились на Ханде и его подрагивающие руки. Про императорскую кровь они уже знали, теперь знали и про все, что случилось в ночь Сошествия. И про встречу с Сириллом. И про убийство двух военных. Все оно являлось преступлением, и дядюшка Римар был прав, конечно же.              — Война — это и есть последовательность преступлений. — Дилан снова заговорил цитатами из книг Анхали Хана. — А именно войну мы и собираемся вести. Террористу Ханде не помогал, а на их встрече присутствовал военный офицер, к тому же, благородный альфа. Ханде, как гражданский омега, несет наименьшую ответственность за все произошедшее. Убитый же им офицер по кличке Зебул обвинен Семьей Кайял в организации нападения на автомобильный кортеж под Арсаланом и на дом в районе Мантуй. Было убито десять наших солдат, один офицер и еще восемь гражданских лиц. Действия Ханде мы считаем защитой. Смерть второго солдата — сопутствующий ущерб. Все эти выводы, дорогой дядюшка, наша Семья уже предоставила Совету.              — Совет не будет это публиковать.              — Конечно же, нет. Мы подозреваем, что Зебул являлся исполнителем убийства наследника Анзо Кайял, а так же Роуз Айдана в девяносто восьмом году. Причина та же — происхождение омеги из Императорского рода. Организатор этой охоты — Натиль Лорано!              В зале повисла тишина. Лишь треск огня в камине прерывал ее. Все молчали, даже дядюшка Римар, который все еще не выглядел убежденным. Слова прозвучали четко и ясно. Обвинить Совет, обвинить Лорано в таких преступлениях — это расколоть Империю.              Альфы заговорили. Кажется, все разом. О двух центральных дивизиях, стоящих между Сеином и Арсаланом, про попытки захвата лабораторий и заводов Филиппа, где до сих пор хранились прототипы сеинской бомбы, про Динию, которая почти собрала собственную армию. Ханде молча терпел это, потому что знал, что для альф очень важно было спорить и кричать друг на друга, чтобы потом что-то решить.              Ханде казалось, что они могли обыграть Лорано на какое-то время. Использовать не «Еженедельник», а другие, более лояльные к ним издательства, некоторых частных авторов, имеющих свою верную и внушаемую аудиторию. Дать другую точку зрения, рассказать так, как Дилан говорил перед дядюшками и советниками, добавить нужных акцентов, чтобы вызвать доверие и сочувствие. Прошлым утром он видел короткий ролик, который рассылался по местным каналам. Там на нем Ханде в нарядных и дорогих праздничных одеждах присел в пыль прямо посреди дороги перед незнакомым мальчишкой и о чем-то с ним заговорил. Это была милая и трогательная сценка, вызывающая сочувствие. Ханде не помнил, когда и как это произошло, да и заинтересовало его другое — люди легко могли полюбить его. Он был омегой, а омеги — это добрые и милые создания. Он был сиротой с грустной историей. Он был благородным — образцом для подражания. Он был наследником Императора — потомком божества.              Он мог перетянуть людей на свою сторону, забрать у Совета полномочия регентства, а после обличить и растоптать Натиля Лорано.              В идеальной картине мира.              Пока же, единственным их козырем была сильная армия под контролем Семьи Кайял. Совету досталась только одна центральная гвардейская дивизия. Несколько месяцев — сказал один из генералов — они еще сохранят эту лояльность даже с дефицитом бюджета. Потом люди устанут от обещаний, неясных перспектив и наступивших холодов.              — Так вот почему на юге постоянно воюют, — заметил Ханде, — там всегда тепло.              Генерал посмотрел на него с раздражением, дядюшка Римар с презрением, советники и Симон даже не подняли голов от карт и листов с записями, что раскидали по всему столу. Дилан же взглянул на него со смирением и некой грустью в глазах, как будто Ханде снова стало десять лет, и он ободрал любимые кустики Матте в саду, за что его обязательно ждала скорая расплата.              — Ты устал, брат, — сказал Дилан, — тебе следует отдохнуть в комнатах.              — Я не устал!              — Подумай о ребенке. Сегодня придет доктор.              Ханде досадливо шикнул. Эта беременность вышла совсем не ко времени, а избавиться от нее Ханде так и не сумел. Теперь же все вокруг знали, что он в тяжести, и это доставляло больше неудобств, чем выгоды. Он выглядел еще слабее и уязвимей, чем это было на самом деле. И брат уже отлично научился манипулировать этим, пытаясь удержать Ханде на омежьей территории дома, не пуская даже в город.              Но доктор, действительно, должен был прийти в полдень для осмотра и сбора крови на анализ. Ханде предписали проходить их каждую неделю, потому что он много курил и нервничал.              Хефес оттолкнул от себя карты и поднялся на ноги. Его воинская выправка странно сочеталась с перебитым носом и свежей повязкой на запястье. Хефес только что вернулся из предместий Тильке, где ранее участвовал в сражениях и в очередной раз лечился в госпитале.              — Я провожу Ханде до сада.              Братья и советники согласно кивнули.              — Это было бы….              — Мне следует знать, что решит Семья на мой счет! — перебил Ханде. — И что она собирается делать со всей этой информацией!              — Омега….              — Это не….              — Я сообщу тебе вечером. — Дилан снова поднял руку, не дав договорить остальным. — Теперь я прошу тебя, брат, иди в сад и отдохни. Лисси уже должен распорядиться насчет завтрака.              Ханде не стал больше противиться. Одно дело — не слушать старшего брата, а другое — перечить Главе Семьи на глазах у всего собрания. Дилан пока такого не заслужил. Ханде послушно встал, степенно разгладил складки на кафтане и принял протянутую руку Хефеса. Брат слегка поклонился, чего раньше никогда не делал. Про происхождение Ханде он узнал только прошлым днем, по приезде в поместье.              Когда они вышли в коридор, солнце уже поднялось высоко в небе, а людей под дверьми стало раза в три больше. Все они поспешно расступились, чтобы пропустить Хефеса и Ханде, тоже склонили головы в вежливом поклоне.              — Они будут думать, как тебя использовать. — Тихо сказал Хефес.              — Смотря, для чего.              — Для того чтобы сместить Лорано, лишить их поддержки других Семей.              — Я этого же хочу. — Ответил Ханде.              Они вышли в небольшую комнату с мозаиками и вышитыми гобеленами, из которой открытые анфилады вели прямиком в сад на другой половине дома. Рядом журчали фонтаны и пели птицы. Около высоких колонн росли роскошные черные лилии с золотыми тычинками. Ханде остановился, как только они с братом оказались под лучами солнца.               — Хочешь, чтобы…. что? — Хефес фыркнул и сморщил битый нос.              Ханде поднял голову, сощурился против солнца, но брату в глаза посмотрел.              — Смерти его хочу. — Честно ответил он.              — А власти? Императорской короны и дворца?              Ханде качнул головой.               — Если это сможет принести благо. Я не хочу войны.              — Война — это весело. — Усмехнулся Хефес, и Ханде захотелось сбежать от него. Так безумна была его улыбка. — Настоящий воин встречает врага лицом к лицу. Лорано лишь плетут интриги, пока другие проливают кровь. Это правда, что отца убил Зебул? По приказу Натиля?               Ханде лишь кивнул.              — Завтра я женюсь, — сказал Хефес, — а потом возвращаюсь на север. Динийские лорды скоро займут Тильке.              Ханде огляделся по сторонам, но кроме лилий, что слегка покачивались под теплым ветерком, и птиц, летающих у фонтана, ничего не было. Солнце высоко стояло в небе, а из дома тянуло приятной прохладой. Это место напоминало легендарные сады в небесном дворце Создателя.               — Женишься? — тихо переспросил Ханде. — Завтра?              — Без лишней огласки и торжеств. Он — безродный, но Оми и Глава дали согласие.              — Твой санитар?              — Помнишь? — Вновь ухмыльнулся Хефес.              У Ханде сердце забило быстро-быстро от волнения и еще от чего-то странного, что сотворил с ним этот короткий и почти тайный разговор.              — Но Тильке? Там огромный гарнизон, и Филипп рассказывал мне про военные полигоны и его аванпосты! Разве наша армия настолько….              — Диния возьмет Тильке. — Уверенно сказал Хефес. — Мы решили так.              Ханде открыл рот и отступил на шаг назад. Его ноги в мягких домашних тапочках оказались на острых камнях садовых дорожек. Ужас на секунду охватил его: чтобы такой великий город Империи как Тильке сдался…. Но Ханде понял. Тильке был важен Совету и Арсалану, но уже не им. Матте летал на север несколько раз за прошедшее лето, и парламент проявлял повышенный интерес к переговорам с лордами. И теперь их восстание стремительно и успешно продвигалось вглубь Империи. Все это было похоже на какой-то заговор.              — Собственно, говорить я хотел не об этом. — Сказал Хефес.              — Но….              — Меня просили передать записку. Выполняю.              Хефес достал из нагрудного кармана формы лист бумаги, свернутый в небольшой квадратик. Он был чуть измят, но запечатан и скреплен личной печатью. Ханде оглядел ее и взволнованно прижал к груди. Это был знак Эмре. Ханде знал все его вензеля, узор длинных листьев олеандра и причудливую бризуру второго сына. Он полностью выдал все свое волнение перед братом, и настороженно глянул на него, желая убедиться, что Хефес не замыслил ничего дурного.              — Он в Динии сейчас. Мы встретились в госпитале.              — Госпиталь? — тихо спросил Ханде.              Ветер подхватил его ленты в волосах и бросил через плечо. Красная и золотая с узорами, чтобы подчеркнуть статус замужнего омеги с детьми. Ханде отмахнулся от них, откинув обратно. Ленты и волосы под ветром постоянно лезли в лицо, липли к щекам и закрывали глаза.              Хефес лишь отвесил еще один поклон. Не иначе, как издевался над беспокойством и нетерпением Ханде.              — Мне нужно возвращаться, а тебя ждут на завтраке, брат. — Сказал он. — Сначала прочитай в одиночестве, хорошо? Кто знает, что там.              Ханде бездумно кивнул. Записку прижимал к груди, и она жгла даже сквозь плотную ткань кафтана и вышивку. Печать была чуть теплой и шершавой. От бумаги пахло лишь запахом Хефеса — черным перцем. Слишком долго ее, должно быть, везли с севера.              — Спасибо. — Шепнул Ханде, сдерживая набежавшие слезы.              — Этот Лорано мне нравится. — Ответил брат. — В нем еще осталась благородная кровь.       

***

      «…Тебе лучше сейчас оставаться под защитой Дома Кайял и брата. Скоро в центре Империи будет война, и не обманывайся тем, что у отца нет армии. Он легко заберет вашу еще до покрова, а после и лишит любой поддержки от союзников и собственного народа. Он уже начал этот свой план.              Север и юг — теперь наша надежда. У меня и Хефеса в Динии еще остались обязанности, которые стоит исполнить. После я прибуду в Сеин и обязательно с тобой встречусь. Оставайся там или в другом безопасном месте, которое найдут для тебя братья. Отец хочет твоей смерти, и у него должны быть определенные причины на это. Так что я собираюсь говорить с тем террористом, на которого указывал Сирилл. Проси за меня брата пока отложить его казнь, сохранить ему жизнь и разум.              Случившееся той ночью ужасно. Отец окончательно потерял рассудок, раз творит такое. Я никак не мог помочь тебе и защитить, и я виноват перед тобой за это. Я ошибался, думал, что уже достаточно стал силен, что уже смог закалить свое сердце и волю. Но оказался лишь беспомощным растерянным мальчишкой, в то время, как тебе пришлось защищаться самому. Теперь я сделаю все возможное, чтобы врагов твоих больше не осталось, и чтобы ты мог жить спокойно и счастливо. Я хочу быть рядом с тобой и быть достойным тебя.              Пожалуйста, передай мою благодарность маленькому южанину. Его помощь тебе неоценима, хотя я и догадываюсь о мотивах этого его поступка. Так же знайте, что Филипп Атеш получил серьезные расстрельные обвинения, но еще жив. Его судьба и жизнь, так же как и наши, зависят от исходов этого конфликта.              

Л.К. Эмре»

      Ниже была приписка, сделанная в спешке и маленькими буквами:              «Я трусливо придумывал другие слова, но так и не смог написать главного, что хотелось бы сказать. Я не испытывал раньше к омегам ничего такого, что испытываю к тебе. Я полюбил тебя, Ханде. Дай Создатель нам пережить эти времена, и тогда я буду просить позволения всегда находиться рядом»              Ханде вытер мокрые щеки платочком и спрятал письмо в карман.              — Мы на месте. — Сказал ему Дилан.              Сеин был мертв, а брат объяснял это комендантским часом, установленным в городе. Та дорога, что вела от поместья, опустела, а городские центральные площади оказались перекрыты. Наступали недели традиционных ярмарок, закрывающих летний сезон, но ни одна так не появилась. Высокие центральные башни стояли темными, флаги были сняты.              Закатное солнце пряталось за домами, выложенными из камня. От нагретого асфальта поднимался жар, а в куцых тонких кустах пели цикады. Тяжелые бронированные автомобили остановились на закрытом узком дворе. Теперь они были не парадными белыми, а черными и без знаков Семьи. Такие меньше привлекали внимания.              — Он пишет так, — сказал Ханде в наступившей тишине, — как будто не знает, отчего его отец так преследует меня.              Моторы заглушили. Где-то за толстым стеклом, что скрывало Ханде и Дилана от посторонних глаз, лязгал металл да стучали сапоги по асфальту.              — Эмре? Откуда ему знать?              Ханде обхватил себя руками. Он был в куртке, подшитой изнутри шерстью, но все равно мерз. Ночь обещала быть по-летнему теплой, но один лишь взгляд на опустевший город, на внутренний двор этого каменного темного здания на окраине Сеина, на хмурых солдат, что окружили их, заставлял его трястись.              — Я бы хотел просто верить. — Сказал Ханде. — И ему, и тебе. Но не могу себя заставить, хотя и пытаюсь постоянно.              — Не верь. — Ответил Дилан и вышел из машины.              Ханде быстро накинул капюшон на голову, прикрывая волосы, и тоже выбрался на улицу. Его легкие сапожки мягко и тихо ступили на землю, но угодили в небольшую лужицу, оставленную прошедшим дождем. Ханде поднял голову, еще раз разглядывая здание тюрьмы. Он представлял его совсем другим, но больше всего оно походило на небольшой городской склад или крытую парковку какого-нибудь жилого комплекса. Рядом столпились военные в синей форме и с оружием, они держались чуть в стороне от охраны, приехавшей с ними.              — Испугался? — спросил Дилан.              Ханде огляделся еще раз, задержал взгляд на длинных вечерних тенях, на том, как солнце красило камень в оранжевые цвета.              — Было и хуже — Сказал он.              — Еще несколько лет назад я такого ответа и представить себе не мог. Ты был прав, мир катится в преисподнюю, а мы радостно подталкиваем его. Знаешь, что такое преисподняя? — Дилан взглянул на Ханде. — Люди за морем так называю мир, от которого отвернулся Создатель.              Ханде кивнул. Людская гордыня проявлялась в той уверенности, что весь свет будет расплачиваться за их грехи. Ханде же думал, что Создатель не так жесток. Он не тронул бы поля и леса, растения, птиц и животных, что жили в них, не тронул бы тех пушистых и невинных кроликов из поместья. Он бы нашел способ расправиться с человечеством, не губя природу вокруг.              Брат провел Ханде через узкую дверцу в длинный пустой коридор. Один солдат шел впереди, а второй за спиной, чем очень напрягал и так расшатанные нервы. Шаги трех альф отдавались глухим эхом, в то время как Ханде продолжал ступать неслышно. Они были такие громкие, эти альфы. Что им была за охота наводить столько шума?              Один коридор повернул в другой, а тот — в третий. Резкий запах химии, чистящих средств и металла забился в нос, перебивая все остальное. Даже сильный феромон Дилана почти пропал, хотя спина брата все еще была прямо под носом у Ханде. У очередного поворота они остановились, и солдат, провожающий их, приложил карточку к сканеру, чтобы открыть тяжелую металлическую дверь. Замок громко щелкнул, и над их головами зажглась красная лампочка.              — Может, мы уже сами создали ее? — спросил Ханде. — Преисподнею?              — Мне даже кажется, я видел ее.              Ханде заинтересовался.              — Где же это?              Он думал про юг, про постоянные бомбардировки Митрина или уличные бои на его окраинах. Про то, какие после этого были пожары, и про то, что из себя представляли озлобленные люди на этих пепелищах. Или про то, что на плечах Главы лежал неподъемный груз, а на спине красовалась мишень. Когда Ханде перестал быть ребенком, ему сказали быть послушным супругом и хорошим Оми. Дилану же велели вершить судьбы тысяч людей.              Матте тоже спрашивал, хочет ли Ханде власти, а Ханде отрицательно качал головой, пряча глаза.              — Отчего же ты тогда так рвешься в бой? — говорил он. — Жизнь под защитой стен поместья в тепле и сытости намного лучше того, что ты у меня просишь. Зачем встречаться с преступником и мучить душу, зачем оставлять испуганных детей и снова подставлять свою голову под удар?              Это место в поместье Кайял — богатые комнаты, где жили омеги и дети и большой сад — было чудесным, но пугающим до дрожи. Как что-то ужасное, что пробиралось под кожу и заставляло забывать. Забывать мир за воротами, других людей, свои цели и стремления. Как будто ты упал в мягкие нежные перины, а ноги у тебя в мозолях, и ты больше не хочешь вставать на них.              Ханде держал письмо Эмре под столом и водил по его острому краешку пальцем.              — Есть люди, которые дороги мне, — ответил Ханде, — и не все еще мертвы.              — От этого южного террориста уже не добиться ничего полезного. — Сказал Матте, но записку Дилану все-таки отослал.              После тяжелой двери была комната и лестница, ведущая вниз. Ханде спустился вслед за братом, понимая, что они оказались в подземелье. Очередной коридор имел с десяток тяжелых дверей по правую руку от них. К запаху химии добавилась еще и сырость, хотя стены все так же оставались серыми и чистыми, а под ногами блестел бетонный пол. Ханде скинул капюшон с головы, предполагая, что здесь уже нечего было прятаться.              — Весной я был на полигоне в Тильке. — Тихо сказал Дилан. Солдаты же открыли одну из дверей и замерли около нее. — И думал, что если что-то и уничтожит человечество, так это то, что мы создали. Вся мощь гнева Создателя в одной маленькой бомбе.              За дверью была пустая серая комната с одним столом в центре. И большое стекло, пересекающее стену. У стекла стоял еще один альфа в синей форме, по его нашивкам и седым вискам Ханде понял, что перед ним уже не обычный солдат. Альфа почтительно кивнул Дилану.               — Я только молюсь, — сказал брат, — чтобы мира хватило на век моих детей.       

***

      Ларс был молодым альфой, но уже измученным заключением. Ханде готовился к подобному, но все равно испуганно ахнул и даже пошатнулся, как только увидел его сквозь толстое стекло. Альфа отрастил короткую бороду и волосы, которые чуть скрывали синяки на его лице. Из-под серого комбинезона выглядывали бинты, а руки и ноги альфы оказались скованны цепями так, что он даже со стула подняться не смог бы.              — Не подходите к нему и ни в коем случае не прикасайтесь, ничего не передавайте. — Сказал альфа, что встретил их. — Не пересекайте линию и не видитесь на возможные провокации. Вся мебель закреплена. Мы будем наблюдать.              Ханде отвел взгляд от стекла и посмотрел на коменданта.              — Хорошо. — Сказал он.              Дилан категорически был против этой встречи и даже послал Ханде к черту после небольшой ссоры. Ханде кивнул, разыскал в доме Матте и попросил помощи. Старший омега выслушал, доводам внял и на сына своего надавил. Дилан выдвинул условие: он будет смотреть и слушать.              Ханде зашел в комнату — или камеру — и снова испуганно замер около закрывшейся за ним двери. Здесь было холодно, а стекло куда-то пропало, осталась лишь голая гладкая стена. Ханде перевел взгляд на альфу. Тот пошевелился, прозвенел цепями и повернул голову. Ханде сделал два маленьких шага к столу, заметил красную линию, проведенную прямо по полу и металлической столешнице, и еще раз быстро обернулся на стену, где должно было прятаться стекло. Стул оказался прикручен и не сдвинулся ни на дюйм когда Ханде об него оперся.              — Кто ты? — спросил альфа хриплым голосом. — Омега?              Ханде поправил черную курточку на своих плечах. Он прятал волосы в строгой прическе, ни украшений, ни дорогих одежд не надел. Лишь темные плотные штаны, майку с курткой и мягкие летние сапожки. Дилан не хотел, чтобы он привлекал лишнее внимание в городе.              Сильный запах Ханде уже достиг носа альфы, поэтому тот еще раз дернулся, прозвенел цепями и наклонился вперед.              — Кайял! — протянул Ларс.              — Мое имя — Ханде Атеш.              Ханде сел на стул, выпрямил спину и сложил руки на колени, боясь даже прикасаться к холодному и тяжелому столу, что отделял его от альфы. Ему казалось, что этот Ларс умный человек и обладает разумом. По крайней мере, в той степени, в какой им мог обладать террорист и убийца. Ханде думал, что с ним можно говорить.              Ларс узнал его имя. Он должен был знать его еще по тем временам, когда вместе с группой Мило Графа охотился за ним. И после, когда сбежал с Сириллом. Странно, но Ханде очень хотелось, чтобы Сирилл рассказывал про него. Чтобы эта короткая дружба для него значила хоть что-то.              — Зачем ты пришел, Ханде Атеш?              — Две недели назад я встречался с Сириллом.              Предсказуемо эти слова что-то затронули в душе альфы. Он вскинул свою заросшую голову и дернул руками. Запах его, довольно слабый и болезненный, пробился сквозь причудливую смесь местных химикатов с утонченным благородным ароматом лилий. Ханде увидел, как бледное лицо Ларса тут же покраснело, а ноздри раздулись, точно он вдруг стал разъяренным быком в загоне. Невыразительные серые глаза превратились в черные из-за расширившихся зрачков.              — Ты пришел со мной торговаться? За его голову?              Голос альфы стал тверже и громче, исчезла хрипота, а тело напряглось. Ханде смотрел на него достаточно долго, чтобы увидеть, как Ларс напряженно сглотнул и напряг мышцы под безликим тюремным комбинезоном.              — Нет.              Ханде приспустил ворот куртки и стянул с шеи длинную цепочку, на которой носил золотую птичку-подвеску. В унылой серости этой затхлой комнаты она источала теплый приятный свет. Ханде еще раз настороженно взглянул на альфу и быстрым движением положил подвеску на стол между ними, но красной линии не пересек. Откинулся назад и вдохнул тяжелый воздух, успокаивая свое бешеное сердце.              Ларс узнал эту птичку и долго смотрел на нее. Совсем не двигался, только шевелил губами под бородой, что-то тихо нашептывая. Сначала Ханде терпеливо ждал, но потом глаза затуманили выступившие слезы. Их Ханде быстро вытер рукавом куртки. Почти незаметно.              — Мы встретились с ним в ночь Сошествия в Арсалане. — Повторил Ханде. — Сирилл сам позвал меня. И многое успел рассказать.              — Что с ним? — тихо спросил Ларс.              Ханде еще раз взглянул на птичку.              — В ту ночь его убили.              Он напрягся, ожидая от альфы какой угодно реакции. Цепи были крепкими и тяжелыми, да и за дверьми ждала охрана, но Ханде хотел мирного разговора, а не драк.              Челюсть Ларса дернулась, и он отвел взгляд, почти отвернулся от Ханде и стал разглядывать темный угол на полу. Но уже через минуту он снова вернулся к подвеске. Маленькая птичка лежала слишком далеко, и Ларс только и мог, что смотреть на нее. Ханде не решался пододвинуть ее ближе.              Он выждал около минуты, прежде чем решил снова поднять голову. И вздрогнул, напоровшись на ответный тяжелый взгляд альфы. Его чувства и эмоции были Ханде понятны. Ларс пытался подавить в себе человечность, снова притворившись, что его убеждения выше жизни. Его и чужих.              — Что тебе сейчас нужно он меня, омега?              — Все, что вы можете мне сказать. Сирилл рискнул жизнью, — Ханде кивнул на цепочку, — чтобы только встретиться со мной. Он знал, как в Арсалане опасно и он даже предполагал такой исход….              — Исход?              — Смерть.              — Придет рано или поздно ко всем. Он лишь продался ей подороже.              Ханде нервно сглотнул.              — Вы рано осиротели и потеряли дом, верно? И воспитывались в лагере Мило Графа, впитывали в себя все эти идеи о мести и войне против Империи. И пошли по миру творить зло. Хуже ваших убийств то, как вы несли эту заразу дальше. Сирилла убили и вы, в том числе.              — Говоришь так складно. — Протянул Ларс. За бородой его мелькнула ухмылка.              — Родители ваши были рабочими на ферме, обыкновенными людьми. — Продолжил Ханде. — Скорее всего, вы родились в небогатой, но любящей вас семье, так? И если что-то вы еще помните о них, то храните при себе. Вы бы хотели вернуться к той жизни? Чтобы не было последних…. Сколько? Двадцати лет?              Ларс тихо выдохнул.              — О себе говоришь, омега?              — О вас.              — Я не привык вздыхать о прошедшем. — Сказал альфа. — Если твоя жизнь легка, то чего она будет стоить?              — Да, это я уже слышал. Сирилл…              — Предпочел распорядиться ей так.              — И чего стоила она?              Ларс долго рассматривал Ханде своими серыми, почти бесцветными глазами. Губы под бородой снова шевелились. Ханде чувствовал от него все тот же запах дешевой и резкой химии, но еще и слабый аромат альфы с горькими мускатными нотами. Он то пропадал, то появлялся снова как жалкий отголосок настоящего запаха альфы. Над потолком виднелась узкая решетка вытяжки, но Ханде не слышал, чтобы она работала.              — Всей вашей Империи стоила.              Ханде немного подумал, посматривая в сторону вытяжки. Вдруг ему начало казаться, что и в ней кто-то прячется, наблюдая за ними.              — М? — спросил он.              — Последние тридцать лет настоящим хозяином Истинной Армии были Натиль Лорано. Граф — он лишь марионетка в его руках. Лорано убивал нашими руками, а потом уже убивал нас самих. За то, что он сам и организовал.               -Да, — Ханде кивнул, — прекрасный план.              — И ты это уже знаешь.              — Сирилл рассказал.              Ларс откинулся на спинку стула. Очередной громкий звон цепей прервал их тихий разговор, и Ханде с удивлением понял, что говорили они почти шепотом. Наверное, брату по ту сторону стены приходилось прислушиваться, чтобы понимать их слова. Ханде облизал пересохшие губы, пользуясь теми секундами, что Ларс на него не смотрел.              Золотая птичка, все еще лежащая на столе, блеснула своими крылышками, разгоняя серость этой мрачной камеры.              — Натиль часто посещал Митрин и то место, где я рос, поэтому я его хорошо помню. Да и не я один, ведь если поискать по всем землям…. В, общем, найти свидетелей и добыть доказательства легко. Но нужны ли они?              — Сирилл искал.              — Он идеалистичен. Эта черта и привела его к нам.              — А вы?              — Нет, — Ларс качнул головой, — он искал светлое будущее, а мне же оно и не очень нужно. Если я отдам тебе в руки все эти свидетельства, омега, ты ничего не сможешь с этим сделать. Ты принесешь записи на суд Совета или вашего парламента или приведешь сомнительных грубых южан свидетельствовать перед ними? Ты слышишь, как это глупо звучит?              Ханде потрогал птичку.              — Я бы не стал поступать так безрассудно.              — Тогда ты, тем более, впустую тратишь время.              — Нет, вы сказали, жизнь Сирилла стоила всей Империи. — Ханде выдержал еще один тяжелый взгляд от альфы. — Вы верите, что он сделал что-то, что может нанести непоправимый вред….              — Сирилл сделал многое. — Перебил альфа. — Ты все это знаешь.              — Нет. Он….              — Он прислал тебя.              — Ну и зачем же?              Альфа кивком указал на подвеску, что все еще лежала между ними. Небольшая императорская златка на золотой цепочке. Птичка напоминала Ханде дом на Мантуй и зал Императорского дворца, в котором он столкнулся с чем-то удивительным и странным в ту ночь.              — Подвеска принадлежала моему папеньке, — Ханде вскинул голову, услышав эти слова, — моим предкам она досталась от одного имперца, а вы любите птичек, ведь так? Сам Император носил подобное и все ему вторили.              — И?              — Я бы никогда не поверил в ту сказку, что Семьи искали потомков бастарда Семьи Маре. У того же Лорано по всему югу бегают кровные ублюдки, и никого это не беспокоит. И они бы не вырезали весь род, а от нас так настойчиво не требовали твоей смерти, не будь тут другого объяснения, верно, омега? Здесь замешано что-то большее, чем просто одна благородная Семья. — Ларс резко наклонился вперед, но Ханде был так потрясен, что даже не испугался. — Императорская златка. — Сказал альфа. — Теперь я все понял. Так что спрашивай. Может, из-за тебя Империя, наконец-то, сгинет.