Сквозь щель в платяном шкафу

За дверцей шкафа был кто-то чужой. И больше никого.

Ханде зажал ладошками рот и весь задрожал. Он плохо видел из-за слез и темноты, но понял, что дверь распахнулась. Его не было видно из-за одежды и деревянной перегородки. И папин запах перебивал его собственный. Ему нужно было сидеть тихо-тихо, представить себя мышкой в норке и не шевелиться совсем.

Незнакомец раздвинул одежды и сорвал несколько рубашек с вешалок. Сквозь щель Ханде видел, как двигаются его руки, затянутые в черные перчатки.

      В темноте прятались страшные тени, а за окном вместо горящего города виднелся только густой клубящийся по побережью туман. Они были не в этом мире, а в том, где жили духи и где бродили страшные тени и мертвецы, не упокоенные живыми. Из тумана, пришедшего с моря, выглядывали злые глаза и тянулись руки, бьющие по стеклам автомобиля. Ханде смотрел на затылок человека со шрамом и дышал его запахом. Острым и горьким. Ханде его ненавидел, но тот пока не знал этого.              — Он что-то успел вам сделать?              Ханде вздрогнул, услышав снова этот голос. Тени за окном исчезли, остался лишь туман. И обманчиво уютный полумрак автомобиля. Они ехали в сторону района Мантуй, избегая праздничных городских улиц. Альфа сидел за рулем, в то время как остальные солдаты следовали позади на военных машинах.              — Сделать?              Лицо у Ханде, вероятно, было красным от слез, а руки до сих пор тряслись. Он видел перед собой последний взгляд Сирилла и лужицу крови на грязном полу. И помнил черные руки, срывающие одежду, и шрам, который никуда не исчез с этого худого и постаревшего лица. Эмре знал этого альфу, называл командиром и подчинялся его приказам. Даже позволил ему… Сделать что? Арестовать себя? Благородные не могли быть виновны, но эти люди вели себя так, как будто кровь для них ничего не значила.              — Он…нет. — Сказал Ханде. — Он что-то хотел, да? Эмре сказал… Сказал, встретиться перед его отъездом….А он… Эмре специально это сделал?              Этот альфа со шрамом поверил. Или нет, но ничего больше спрашивать не стал. Ханде видел лишь уголки его губ в зеркале и немного затылок, загорелую шею под коротким ежиком волос.              Ханде всхлипнул. Он не играл даже, потому что рыдания все еще рвали его грудь. И Ханде не знал, сколько еще бы он мог их сдерживать. Он даже не был уверен, что все это не очередной кошмар. В котором он оказался заперт вместе с убийцей родителей, а весь остальной мир растворился в тумане. Города рядом никогда не существовало, никого из людей не существовало. Только туман. И, может, мертвецы с бледными руками.              — Вам не стоит переживать. — Сказал альфа.              — Вы везете меня домой? — спросил Ханде с очередным всхлипом. — А что с Эмре? Сирилл… Я понимаю, он виноват, но….              — Он — террорист, мистер Атеш, — все тем же ровным голосом ответил альфа, — и он хотел запутать вас, чтобы использовать, а потом убить. Надеюсь, вы — умный омега. Как о вас и отзываются в обществе.              — Я…              — Не беспокойтесь, — повторил альфа, — вам больше ничего не угрожает.              — Сирилл сказал, что взорвет алтари в городе, если Эмре его убьет. Потом вы пришли и… Я думаю, а если он хотел… если он пожалел и хотел….              — Такие люди не жалеют, мистер Атеш. Никогда и ни о чем они не жалеют, уж поверьте мне. Эмре Лорано — способный солдат, и его еще может ждать блестящая карьера, если он не будет действовать так…безрассудно.              — Вы про что?              — Он обманывал вас, мистер Атеш, ради этой встречи. Один Создатель знает, что роится в этой голове. Но его отец… Думаю, вам стоит этой ночью поблагодарить Создателя. Все обошлось. — Мелкие камни затрещали под колесами. — Мы приехали.              Это уже был их с Филиппом дом. Темный, без света в окнах и окруженный плотным белым туманом. Ханде не видел верхушек высоких яблонь, не видел морского побережья и дворцового мыса. Только одну далекую точку фонаря на сторожевой башне. А может, это была и не она.              Подъехал еще один военный автомобиль, из которого выбрались солдаты в черной форме. У двоих были нашивки личной гвардии Семьи Лорано, а у двух других — военной полиции. Они молчали и прятали лица за балаклавами. В отличие от своего командира. Он открыто смотрел Ханде прямо в глаза и как будто насмехался над ним, выставляя на обозрение этот страшный шрам, пересекающий лицо.              — Как я уже говорил, с Эмре Лорано все будет хорошо, если он сделает правильный выбор. Мы все — его товарищи — надеемся на это. — Альфа усмехнулся, показывая белые зубы. — Но проблема не в этом. Пройдемте в дом, мистер Атеш. Вы замерзли.              В доме стояла темнота. Огонь в камине уже не горел, а верхний свет так никто и не зажег. Пахло как-то не так. Дом был живым — так говорил Эскаль. В доме пахло едой или огнем, пряными благовоньями или свежими цветами, срезанными в саду. Дети поднимали крик, шумно играли или плакали. По комнатам шептались слуги. Филипп курил в кабинете и ругался. Все это жило постоянно в доме, и он тоже оживал.              В темноте Ханде ступил на осколки фарфоровой вазочки, которая ранее стояла на столике в гостиной комнате. Под резиновой подошвой они тихо и грустно захрустели. Ханде оглянулся и принюхался. Они как будто не покинули тот разваливающийся домик у моря. Как будто он все еще продолжался и здесь. И кровь по богатым коврам текла так же, как и по гнилым доскам.              Еще один солдат с оружием и в грязных ботинках стоял у резного столбика лестницы, ведущей на второй этаж. От него сильно пахло альфой и острым порохом. Ханде чувствовал железо, чувствовал страх и опасность. В доме было до жути тихо, а раздавались лишь грубые шаги армейских ботинок по комнатам.              — К сожалению, мы столкнулись с заговором, — сказал альфа со шрамом, обходя Ханде, — с заговором некоторых солдат и офицеров из гвардии Семьи Кайял с северными мятежниками и, еще возможно, с вашим супругом, мистер Атеш. Скажите, где сейчас находятся ваши дети?              Ханде набрал полную грудь тяжелого воздуха. Ни Роуз, ни Кемалем более не пахло. Как и всеми, кто жил здесь. Потому что — Ханде казалось так — здесь тоже пролилась кровь, потому что слишком много армейских ботинок прошлось по этим коврам.              — Вы оправили детей в Сеин, погостить у вашего приемного Оми, верно? Воспользовались его приглашением?              Прошло уже несколько часов после их отъезда. Колокола несколько раз отбивали время, ночь была глубокой и темной. Костры в городе все еще горели и песни пелись, но самый темный час перед рассветом уже накрывал побережье.              — Мы перехватили их по дороге на север. В предместьях Тильке они бы уже были в руках наших врагов.              Сеин находился южнее Арсалана, в том месте, где начинались плодородные луга и поля, где цветущие сады соседствовали с огромными оборонными заводами. До Сеина можно было домчаться за одну ночь и увидеть его высокие башни к утру. Ханде надеялся на это, надеялся получить к рассвету вести от Луиссина или Матте.              — Это…              Ему никогда в жизни не было так страшно. В детстве все это было не так. Все было совсем не то. В детстве страх не имел лица. Он просто существовал вокруг, бестелесный и неуловимый. Ханде мог быть в нем, растворяться в темноте и не видеть ничего вокруг. Мир становился пугающим и опасным.              Но врагами были не эфемерные чудовища, прячущиеся в темноте, и даже не нутро платяного шкафа или черные руки, тянущиеся к Ханде. Врагом стал человек со шрамом, стоящий напротив. Врагами стали солдаты с автоматами и нашивками на рукавах. Врагами были Лорано. Они все были из плоти и крови. Они не несли воли Создателя, не имели прав выше, чем права других людей. Это были обыкновенные смертные с оружием в руках.              Дети не могли оказаться здесь, иначе бы они были в большой опасности. Под прицелом людей, которые хотели их смерти. Которые никак не могли забыть давнею историю, которым почему-то потомки бастарда не самой влиятельной Семьи не давали покоя. В жилах Ханде текла чистая кровь Кайял, куда более сильная и….              — Мои люди спасли их. — Сказал альфа со шрамом, стоя прямо перед Ханде. — Вам стоит благодарить Провидение и солдат, рискнувших своими жизнями против предателей.              Джар бы не предал. Как и его солдаты. Дилан доверял им, Кайял доверяли им. Эти люди пытались ступать тише, чтобы не разбудить детей, эти люди перестали кричать и ругаться в доме, они помогали Эскалю в саду, а Джар вместе с Латти и Роуз вешал новый домик для птичек.              — Где…              — Самар?!              Альфа у лестницы выпрямился, реагируя на голос командира, обратил к ним свое очень молодое, почти детское лицо. У него так же виднелась нашивка военной полиции на рукаве. Эмре же говорил, в их рядах не было невинных.              Дворцовый колокол забил со стороны моря.              — Нянька увел в комнаты. — Ответил солдат. — Демир поднялся с ними, командир!              Ханде зацепил альфу со шрамом плечом, когда прошел мимо. И оставил его у себя за спиной, уже поднимаясь по лестнице вверх, в темноту второго этажа, где даже маленькие ночные светильники не горели на стенах. Дом был холодным, дом был чужим и уже мертвым. Ханде схватился рукой за деревянные перила, и они оказались мокрыми и липкими. Все это было свежей кровью.              Он знал, что чувствовал Оми, когда пришли враги и уже убили отца. Когда от жизни оставались лишь минуты, и когда нельзя было пытаться бежать. И были дети, которых хотели убить. Эти люди бы убили Роуз и Кемаля, потому что Ханде передал и им эту проклятую кровь. Потому что Лорано, Совет и полиция вот уже сотню лет охотились за ней, потому что они почти победили, когда длинный список закончился.              В супружеской спальне все было так же, как и во всем доме — пусто, мертво. Луна больше не светила, а за окном все так же стояла плотная занавесь из тумана. Пахло ночной прохладой, сладкими цветочными нотами — последние воспоминания о прошедшей здесь жизни. Пахло все той же кровью. Испачканная ладонь тоже была в ней, в темной, липкой и теплой.              Ханде испуганно оглядел комнату, повернулся, осматривая цветочные узоры на панелях, мерцающие зеркала и пушистые ковры. И колокол снова забил, разгоняя тишину, пугая. Птицы над домом закричали. Их было очень много, как будто вся огромная стая златок прилетела со стороны дворца на Мантуй, окружила его со всех сторон.              В огромном деревянном шкафу что-то стукнуло. Ханде вздрогнул, обернулся.              Он не чувствовал запах своих детей, не чувствовал Латти или даже солдата, который должен был следить за ними. Ханде крутился в центре комнаты, оглядывая ее, мял тяжелыми уличными сапогами дорогие нежные ковры. Слышал безумные крики птиц, видел туман и видел тени, прячущиеся по углам. Ханде был уверен, что эти тени живые, но больше не боялся их. Под кроватью лежало неподвижное темное нечто, а краешек армейского ботинка выглядывал из-под покрывала. Зеркало было разбито, а украшения Ханде разбросаны по всей комнате.              Дверца шкафа тихо и медленно приоткрылась, образовав щель, а за дверью по коридору уже загрохотали быстрые тяжелые шаги. Ханде встал лицом к двери и спиной к шкафу, из которого Роуз очень осторожно смотрел на него. Снова раздался стук за спиной, а Ханде достал из прически острое шило и удобно перехватил его за лезвие, спрятав в рукаве куртки.              Альфа со шрамом, офицер военной полиции, который даже не представился, появился в комнате один. И деликатно прикрыл за собой дверь, не пряча ухмылку. Его правая рука потянулась к тяжелому пистолету. Им убили Сирилла. Им, должно быть, часто кого-то убивали.              — Меня нельзя обмануть! — сказал он и пошел вперед.              Ханде отступал медленно, пока спиной не наткнулся на резные дверцы шкафа. Он знал, что там его дети, всего лишь за толстым слоем старого дерева, всего лишь за его спиной, спрятавшиеся среди тряпок, которые хранили запах Оми. Ханде понимал, что они пережили этой ночью, Ханде знал, что с ними хотели сделать сейчас.              Этот альфа пришел один, он закрыл дверь и достал пистолет. Он не был бездушным оружием Натиля Лорано. Он искренне улыбался. И он любовался собой.              — Уже обманули когда-то. — Шепнул Ханде.              Он судорожно сжимал рукой холодное длинное шило, пачкая и его в чей-то крови. Свободной ладонью ощупал дверцу шкафа, медленно прикрывая ее, чтобы не было щели между спасительной темнотой и этой комнатой, освещенной лишь слабым ночным светом из окон.              — Что ублюдок успел рассказать? Никто больше тебя не спасет. Мальчишка Лорано и твой муж больше не придут. А я достану этих детей из шкафа и отрежу им пальцы, если ты и дальше будешь лгать мне!              Альфа подошел еще ближе, пока не поднимая пистолет.              Он бы не убил Ханде сейчас, если хотел получить от него ответы. И не убил бы детей, спрятанных толстым слоем дерева. Альфе оставалось только собственными достать их оттуда. И отодвинуть Ханде. И подойти к нему достаточно близко.              Ханде обязан был стоять на месте и сделать это, чтобы продолжать нести кровь своих родителей, чтобы быть достойным своего Оми, чтобы только спасти то, за что он был в ответе перед всем миром.              Альфа сделал еще один шаг вперед, приближаясь к шкафу, и запах его окутал Ханде. Холодный и мерзкий, так же как и эта улыбка, застрявшая на бледных губах. Он больше ничего не говорил, больше не угрожал. Он быстро надвигался, и он бы отшвырнул Ханде в сторону и открыл дверцы, чтобы пытать или убить их.              Колокол на башне снова зазвонил, еще громче и настойчивей. Глупые маленькие птички стайками стали кидаться в окно из тумана, биться о стекло и падать. Их было много, очень много, они кружили снаружи. Они подняли шум в ночном саду. Альфа отвлекся лишь на секунду, а потом заметил и сапог трупа под кроватью.              Ханде всадил острое шило в живот чуть выше армейского ремня, прорезая плотную ткань формы. Раздался мерзкий мокрый звук, но альфа, как будто и не заметил этого, снова повернул в сторону Ханде лицо со страшным шрамом. Такое же бледное, как той ночью. Но больше не нужно было прятаться от него. И больше Ханде не было шесть лет. И он не плакал.              Он достал шило из тела и ударил еще раз. И потом еще.              Рука с оружием оказалась перед носом Ханде, но тяжелый пистолет тут же глухо упал под ноги.              В следующий раз Ханде замахнулся и ударил шилом в горло, испачкав руки и рукава куртки в горячей алой крови. Альфа уже упал, но смотрел снизу на Ханде распахнутыми глазами. Кровь полилась у него изо рта тонкой струйкой. Все произошло тихо и быстро. Очень нереально. И Ханде даже не верил, что все оказалось так просто. Он очень надеялся, что альфа успел увидеть его, увидеть, как Ханде стоял победителем над ним. Что он не ждал смерти долгие годы, как Сирилл, и не успел смириться с ней, не отдавал ее за что-то дорогое сердцу, как Оми или Атэ. Что он проиграл, ослепленный силой и властью. Что он умер как предатель, а кровь его осела на старом лезвии как долгожданная дань Императорскому роду.              

***

             Ханде распахнул створки шкафа, но увидел в нем не милого Латти, а совсем другого омегу. Камми смотрел на него большими и темными глазами. Немного испуганными. А дети доверчиво держались за него. Под далекий колокольный звон, который все не замолкал, Камми медленно и осторожно поднялся на ноги, ведя себя с Ханде так, точно тот был бешеным злым псом.              Ханде перехватил в скользкой руке испачканное лезвие и с большой, неведанной ему раньше силой, прижал Камми к тяжелой деревянной стене шкафа. Шило оказалось у его шеи, и Ханде обнажил клыки, тихо зашипев. Он почти не думал головой, но он всегда знал, что этот омега опасен.              Дети схватились за Ханде, потянули за куртку и захныкали.              — Я помог. — Шепнул Камми. — Филипп просил.              Ханде шикнул.              — Что….              Камми поднял руку, и перед лицом Ханде оказалось массивное обручальное кольцо супруга, покачивающееся на темной цепочке. Он всегда носил его не руке, не расставался с ним даже когда шел трахать своих шлюх.              — Филиппа вечером арестовали, — быстро заговорил Камми, — люди из военной полиции. Они — гончие псы Совета, устраняют неугодных. И он дал мне это, — кольцо все еще крутилось у Ханде под носом, а шило все еще было рядом с обнаженным горлом, — сказал достать детей. И тебя, может. Он знал, что им не дали уехать. Они перебили кортеж, да?              Шкаф был большим, вмещал в себя много нарядов, но двум взрослым омегам и детям в нем уже становилось тесно. Камми жался к деревянной стене и громко дышал. Под легкой серой рубашкой быстро стучало его сердце, рука, держащая шнурок, подрагивала. Ханде медленно опустил руку с шилом. И Роуз тут же вцепился в нее, заплакал громче. Под грязную ладонь попала его макушка с нежными шелковыми волосами. Ханде прижал сына к себе.              — Я не знаю, что произошло. — Так же тихо ответил Ханде.              — Они заняли дом, убили солдат и старого омегу. — Камми настороженно посмотрел в сторону пустой комнаты, где лежало уже два трупа. — Потом привезли детей, я назвался нянькой. Заплел волосы и смыл краску с глаз. Командир бы узнал меня, а эти — обычные солдаты — тупицы.              Горло пересохло, и Ханде напряженно сглотнул слюну. Отступил на один маленький шаг назад, отпуская Камми. Сжал руками плечи детей. Они плакали тихо, так же тихо скулили и хватались за руки Ханде. Они не поднимали шум. Ханде помнил себя. Помнил, как зажимал рот ладошками, чтобы не кричать. Эта ночь была еще хуже той, и эта ночь уже сотворила с ними что-то ужасное. Он опустился на колени и прижал детей к себе, позволяя плакать в куртку, которая глушила их всхлипы.              — Уже все, — сказал он, — уже все хорошо.              Камми быстро выбрался из шкафа и подошел к мертвому альфе. Потрогал его бок краем ботинка, а потом присел на корточки и ощупал запястье. Рубаха задралась, и Ханде заметил блестящую ручку пистолета у Камми за ремнем. Точно такой же лежал рядом с трупом.              — У него есть датчик. — Так же быстро сказал Камми, — все офицеры охранки у Совета под контролем, и, может, скоро они узнают, что этот мертв. Знаешь, кто это?              Ханде поцеловал Роуз в макушку и покачал головой.              — Его имя — Зебул. Он — один из дьяволов на службе у Совета. — Камми вернулся к шкафу, переступив через труп и кровь. — Я собирался пристрелить его.              — Кто там под кроватью? — тихо спросил Ханде.              — А? Просто имперский солдат. Я его задушил.              — Нам нужно уходить отсюда. — Лишь сказал Ханде. — Первый этаж весь занят. Есть дорожка в саду, если через окно….              — Дверь за спиной у тебя.              Ханде оглянулся, но увидел только темноту. Как и много лет назад, как в ту ночь. Время сделало причудливый оборот, и они вернулись к этой точке истории. Но дьявол уже был мертв, а у Ханде было оружие. И его дети были живы. И их сердца все еще бились.              — Филипп дал кольцо. — Камми забрался в шкаф и заговорил детским милым голосом. — Сказал, дверца в шкафу в твоей спальне, и сказал открыть замок кольцом. Ты умеешь?              Ханде отрицательно качнул головой.              — Я думал, ты знаешь. У нас немного….              Ханде отпустил детей и повернулся. Было страшно, руки дрожали, а перед глазами стояли призраки далекой ночи. Он все еще слышал удары колокола, гомон птиц. И видел свои собственные руки, шарящие внутри шкафа и срывающие одежду. Они были черными от пролитой крови. Пахло ей же. Больше не цветами, не лилиями и не благовоньями. Здесь лишь смердело умиранием.              — Под Мантуй старые туннели. — За спиной сказал Камми. — А Филипп все хотел построить ход к ним. Говорил, тебе не понравился шкаф, а убирать его нельзя. Ругался с тобой постоянно.              — Из-за шкафа? — Ханде нервно хмыкнул.              — А из-за чего еще?              Ханде надавил на старую деревянную панель, и она немного сдвинулась. В темноте он совсем ничего не видел и постоянно оглядывался, чтобы проверить Роуз и Кемаля. К счастью, они были прямо за спиной, а Камми закрывал их от комнаты. Ханде со всей силы давил на дерево и толкал панель, пока не появился достаточно широкий проход в стене, закрытый крепкой железной дверью с небольшим разъемом для ключа.              — Вот оно! — за спиной сказал Камми и толкнул Ханде в плечо. — Возьми!              — Здесь нужен ключ, а не кольцо!              — Филипп сказал, кольцо!              — Филипп — илиот!              — Оми!              — Подожди, Рози.              — Нужно потерпеть еще, дети!              Ханде покрутил кольцо в руках, слеповато щурясь. Оно было обычным, без гравировки и без украшений, такое же, как и у Ханде, только толще и больше размером. Ханде попытался сломать металл, но не получилось, он провел по гладкой поверхности подушечкой пальца, надел поверх собственного кольца. Ничего не произошло.              Рядом щелкнул затвор, и Ханде пугливо обернулся. Это Камми стоял рядом, прижимаясь плечом к внутренней стенке шкафа, заряжал пистолет, проворно двигая пальцами. Роуз и Кемаль прятались в длинных льняных накидках и безмолвно плакали, посматривая из темноты влажными глазами.              Камми поднял пистолет и прикрыл дверцу, пряча их всех в шкафу. Сам он вытянулся, тонкий и нервный, и стал сверлить глазами комнату через щель.              — Нашел? — спросил он, сквозь зубы.              Ханде осмотрел собственное кольцо, но на нем тоже не было подсказок. Потом взглянул на дверь, протянул руку к замочной скважине и провел по шершавому холодному металлу. А потом по гладкой сенсорной панели, совсем незаметной глазу в этой темноте. Ханде быстро приложил кольцо к панели, и замок довольно громко щелкнул. Кемаль испуганно пискнул, Роуз всхлипнул.              — Что там?              Ханде толкнул дверцу. Из большого темного провала за ней дыхнуло влажностью и холодом. Как из склепов для мертвецов, которые строили жители гор или севера. За спиной Камми хлопнул дверцей шкафа, а потом щелкнул маленьким ручным фонариком.              Ханде раздраженно шикнул, моргая и привыкая к холодному мрачному свету.              — Забрал у них. — Камми подобрался ближе.              — Нужно было сразу достать.              — Лестница?              — Так ходы же в подземелье.              — Как-то все это мрачно.              Два трупа на узорчатых коврах его супружеской спальни — вот это было мрачным. И кровь на перилах дома. Разбитые вазочки. Колокольный звон. Гнилые красные доски в разрушенном хижине. Ханде вздрогнул, судорожно запустил руку в карман. Там все еще лежала маленькая подвеска в виде птички.              Свет фонаря высветил узкую крутую лестницу, ведущую вниз. Ступени из железной сетки пропускали сквозь себя свет, но конца их все равно не было видно. Это был не древний тоннель времен Императоров, это было что-то свежее. И Ханде верил, что Филипп мог построить его за те годы, что они с семьей жили в поместье под Сеином.              — Кемаль, — позвал Ханде, — иди ко мне. Рози, нужно будет пойти ножками.              Он вернулся к детям и стер с щеки старшего сына слезы, но на их месте тут же появились новые. Роуз промолчал, но кивнул головой. Он был еще совсем маленьким мальчишкой, таким непослушным и громким всегда, но как будто все сейчас понимал. И держал Кемаля за руку, успокаивая его вместо Оми.              — Быстрее! — сказал Камми.              — Страшно, Оми!              Ханде поднял шило и снова спрятал его в волосах, замаскировав под заколку. Потом вытер руки о куртку и поднял тяжелого Кемаля на руки. Сын схватил его за одежды и прижался к груди. Потерся носом о шею Ханде и замер. Роуз схватил Ханде за ногу.              — Я пойду вперед. Ты запри дверь.              Камми уже прошел пару ступенек. Свет фонаря плясал по темным стенам, которые сжимали узкую лестницу. Камми все еще держал заряженный пистолет, и Ханде почему-то, был уверен, что этот омега умел им пользоваться. Несмотря на холеную миловидную внешность и на сладкий детский голосок, было в нем что-то опасное.              — Рози. — Позвал Ханде.              Сын медленно и боязливо стал спускаться. Ступеньки были для него слишком высокими, но Ханде не мог нести сразу двоих детей, а старший сын довольно хорошо научился бегать по лестницам в доме. Там тоже были крутые ступеньки, что Роуз никогда не останавливало и даже не особо волновало. Ханде зашел последним, перехватил Кемаля одной рукой и всем своим весом навалился на дверцу. Она медленно закрылась, а потом щелкнул замок. Ханде испуганно оглянулся, погладил встревоженного Кемаля по спине и глубоко вдохнул. Казалось, что они сознательно похоронили себя в этом склепе. Казалось, что здесь уже загробный мир, а они сами стали духами, потеряв тела. Казалось, что стены сейчас сожмутся и раздавят их.              — Оми!              — Идем, Рози, — дрожащим голосом сказал Ханде. — не бойся.              Голос эхом унесся вниз. Камми, ушедший вниз на десяток ступенек, раздраженно шикнул. Ханде еще раз перехватил Кемаля, пытаясь не уронить тяжелого ребенка, и, сквозь страх и панику, пошел по ступенькам, следя внимательно за светлой макушкой Роуз.              

***

             Узкая лестница закончилась, и перед ними открылся чуть более просторный туннель. Сводчатый, выложенный белым камнем и укрепленный железными конструкциями. Земляной пол пропитался водой, и пахло сыростью. Конечно, они были под землей, и, скорее всего, ниже уровня моря. Где-то вдалеке размеренно капала вода. Туннель шел прямо, насколько хватало света фонаря.              Ханде казалось, что брели они бесконечно долго, и уже прошли не только весь район Мантуй, но и город Арсалан. Или ушли глубоко под дно океана и теперь над ними были только огромные темные воды. Но шаги размеренно звучали, отдаваясь эхом в туннеле. Камми шагал быстрым уверенным шагом, и даже Роуз перестал боязливо оборачиваться и трястись. Кемаль громко сопел, но не плакал.              Ханде ни о чем не думал. Ни о смерти Сирилла, ни о крови на периллах, ни даже о том, что случилось с остальными в дом, с Эскалем, с Латти и солдатами, отправившимися вместе с детьми. Его разум и сердце не вынесли бы того, что было правдой. Поэтому Ханде думал только о свете фонаря, о мокрой земле под ногами и о теплых руках сына, сжимающего его пальцы.              — Пришли. — Сказал Камми.              Снова железная дверь оказалась перед ними. Ханде подошел ближе, всмотрелся в замок и приложил к нему руку со своим собственным обручальным кольцом. Замок щелкнул.              — Где мы? — спросил Ханде.              — В моем доме.              Камми привел их в подвал, оборудованный под гараж и кладовые комнаты с морозильными камерами. У Ханде в доме было так же, вот только он почти никогда не спускался туда. Повара хранили там мясные туши для блюд Филиппа, а Эскаль прятал мешки с сушенными фруктами и травами, да выставлял ровными рядами северные соленья, в которых, опять же, всюду было жирное мясо.              — Его снимал Арахия Бах вместе со своим омегой с севера. — Заговорил Камми. — Альфа уехал в Динию договаривать с местными лордами, а омегу с ребенком отправил куда-то южнее. Может, в Сеин. Туда многие бегут сейчас.              Ханде опустил Кемаля на пол, и они вместе с Камми закрыли тяжелую дверь.              — Это тот дом? — спросил Ханде. — Джулиана Самита?              — Да. Местным он не очень нравится.              В большом подвале было тепло и светло. Он ничем не напоминал страшную темную лестницу или сырой туннель. Под теплым и ярким светом лампы Ханде только сейчас заметил, насколько были грязными его одежды, и как много крови еще осталось на руках. Она вместе с грязью забилась по ногти и оставила разводы на ладонях.              Ханде осматривал белые светлые стены, ровные полки и стеллажи, на которых раньше хранились вещи, и чистый бетонный пол, покрытый деревянным настилом вдоль стен. Пахло морем и лиственницей, но вот уже все пространство быстро заполнял запах Ханде: лилия и острый перец.              — Филипп арестован? — спросил Ханде.              Камми внимательно посмотрел на него, чуть щуря глаза. Он убрал пистолет, но все еще держался напряженно. Так же как и Ханде, который вынужден был доверять ему, но продолжал следить за каждым движением. Это был южный омега, умеющий обращаться с оружием. Про них не зря ходили разные разговоры.              — А ты чем занимался этой ночью? Отправил детей в Сеин одних, а сам что?              — С охраной. — Поправил Ханде.              Камми фыркнул:              — Они все мертвы. И мы тоже скоро будем. Весь город перекрыт охранкой и гвардией Лорано. Может, нам податься к твоему альфе?              — Эмре? Он под арестом.              Камми замолчал и округлил глаза. Нервно поправил косу и отвернулся. Дошел до стены со стеллажами, а потом вернулся обратно. Посмотрел на Ханде, на тихих детей, прикусил губу.              — Мне нужно связаться с братом. — Сказал Ханде.              — С Кайял? Он тоже из Совета!              Ханде кивнул:              — Выбора нет.              — Он тоже с ними в сговоре. Он хочет оружие Филиппа, да? Или опять виноват ты?              — Я?              — Истинная Армия за тобой охотилась!              — Зачем?              — Я не знаю!              Ханде перевел дыхание, быстро сжимая и разжимая пальцы. Он положил руки на плечи жавшихся к нему детей, посмотрел на низкий серый потолок, на яркую лампу, свисающую по центру и на бледное, красивое, но искаженное гримасой лицо Камми. Этот омега нервничал и кусал покрасневшие губы.              — Альфа со шрамом… — Тихо сказал Ханде. — Этот Зебул убил моих родителей. Он пришел ночью и застрелил сначала отца. Оми успел спрятать меня в шкафу, и самого его тоже…. Я видел лицо сквозь щель.              — И ты поэтому его зарезал?              — Он угрожал….              — Ты весь в крови.              Ханде замолчал и лишь сильнее прижал детей к себе. Они были потухшими и уже обессиленными, совсем не плакали и не шевелились, лишь мелко дрожали. Они оставались целыми и живыми, но они точно были не в порядке.              — Ну, ладно! — слишком громко сказал Камми, отворачиваясь. — Я бы с радостью отсосал тому солдату, что всадил последнюю пулю в отца. Нам нужно уезжать из Мантуй, да? Здесь как раз была пара быстрых тачек.              

***

             Автомобиль оказался приметным: ярко-красным с откидным верхом. Прекрасный вариант для поездок на океан жаркими летними днями, но совсем не то, на чем можно было бежать из города. Ханде недовольно замер перед открытой дверцей.              — Другого варианта все равно нет.              — Умеешь водить?              Камми странно посмотрел на него, но ответил коротко:              — Да.              Он сел за руль, в то время как Ханде вместе с детьми забрался на заднее видение. Стальные ворота поднялась только наполовину, а автомобиль уже быстро тронулся с места и вылетел на пустую туманную улицу, утонувшую в предрассветных сумерках.              — Шахран! — выругался Камми. — Ничего не видно!              — Не включай свет!              — Я не идиот!              Камми тихо и быстро зашептал себе под нос старую южную молитву, задабривающую духов. В то же время автомобиль быстро мчался сквозь туман и тишину пустого района. Вдогонку им гнался колокольный звон, а в окна стали биться птицы. Роуз приподнял голову и испуганно вскрикнул, когда очередная златка ударилась о лобовое стекло и тут же исчезла.              — Черт! Шахран, глупые птицы!              — Птичка. — Тихо сказал Роуз. — Оми, Латти….              Они заревели одновременно и затряслись. У Роуз потекли слезы и сопли, а Кемаль забрался Ханде под куртку и там завыл. Ханде ничего не мог сделать, и сам был на грани срыва из-за своей слабости и бессилия. Камми зло ругался на южном наречии, а потом и вовсе резко развернул машину и остановился посреди дороги. Туман обступил их, а колокольный звон заглушил звук далеких сирен.              — Перекрыто. — Лишь сказал Камми. — Они не выпустят нас.              — Обратно…              — Не проскочим.              — Создатель….              Камми достал пистолет.              Детский громкий плач походил на поминальный. Когда покойник уходил в последний путь, когда его прах подхватывал ветер на утесах и уносил в море или поля. Когда старые омеги или служители храмов заводили длинные тоскливые песни с куплетами, где слова повторялись снова и снова. Постепенно эти мотивы затягивали в себя разум, лишали воли и жизни, оставляли только скорбь в душе и смирение. Южане тоже пели свои песни покойникам, но в них говорилось про перерождение и новую жизнь.              Плачу вторил безумный бой колоколов. Птицы кричали все громче и громче, бились о стекла, садились на машину. Духи смотрели своими бледными глазами из тумана и кивали, когда на них смотрели в ответ.              Ханде поднял голову, всматриваясь в бледный рассветный свет.              — Создатель…. — Протянул он. — Во дворец!              Камми ничего не ответил. Он смотрел на пистолет.               — Поворачивай на мыс, быстро! — крикнул Ханде. — Во дворец!              — Мы….              — Быстро!              Колокольный звон не умолкал даже с наступлением рассвета, птицы не летели в укрытие на ночлег, а продолжали выводить безумные трели и кидаться в стекла, туман клубился еще с вечера, укрывая землю и воду, и никак не уходил. В ночь костров, когда Создатель и духи посещали подлунный мир, когда они властвовали природой. В ночь, когда некоторые люди продолжали творить зло, они всего лишь звали за собой и укрывали детей своих так, как они могли. Как Ханде и просил, как он и требовал от каменной птицы.              Камми медлил и не верил. Он не верил имперцам, среди которых жил, не верил их словам и их богам. Он тихо шептал южные напевы и цеплялся за оружие.              — Пожалуйста. — Шепнул Ханде.              Сирены и шумные машины уже были совсем рядом, но Камми, наконец-то, послушался и снова взялся за руль, резко разворачивая их приметный автомобиль. Дорога на мыс оказалась совсем рядом. Она начиналась из середины района Мантуй и петляла вдоль моря, пока вода не обступала высокую насыпь с двух сторон. Тогда она уходила все выше и выше и вела к гигантским камням, на которых построили дворец внутри старинной каменной крепости.              Чем дальше они уезжали в море, тем менее плотным становился туман, пока не пропал вовсе. Вопреки всем земным законам и правилам. Ханде оглянулся на город, но не увидел его вовсе. Зато прямо над ними возвысились древние массивные стены Императорского дворца. От них несло величием и страхом. Они сверкали под лучами восходящего солнца, они величественно белели на фоне спокойного и тихого океана.              Огромные крепостные ворота преградили дорогу. По обе сторону от них высились башни форта с темными разрезами бойниц. Птицы сидели на камнях и на вершинах стен. Море глухо билось о насыпь. Мотор заглох. Дети притихли и перестали плакать.              Раннее солнце заиграло светом на спокойной глади воды, ослепило яркими лучами.              Колокольный звон резко оборвался, оставив вокруг спокойную тишину.              Ханде повернул на пальце печатку Семьи и уже собрался выйти из машины, чтобы открыть ворота. Но не стоило. С грохотом и железным лязгом решетка медленно поползла вверх, а тяжелые двери стали раздвигаться. Ханде смотрел на это и почти не дышал. Камми продолжал шептать непонятные слова.              — Я не могу…. — сказал он чуть громче.              — Поехали.              — Это же Императора…. Я не могу туда….              — «….и укроет он всех просивших». — Медленно проговорил Ханде, любуясь белоснежными неприступными стенами. — Ты можешь.