«Улыбнись, детка!», или Неиронично о титаничном в миниатюрах

      Новый Султан уже восемь месяцев восседает на троне. Восшествие его на престол стало долгожданным для всей Империи: после блаженной кончины предыдущего Султана без наследников все подданные ожидали знака свыше — на кого укажут им небеса? И наконец в апрельское утро 1912 года все облака небесные приняли форму священных тюльпанов, которые стали складываться в буквы. А буквы образовали имя. И начали искать этого человека по всему миру… И счастливым предзнаменованием стало, что нашли этого избранника небес быстро. И имя ему Томас Эндрюс…       Не сразу Томас Эндрюс согласился стать Великим Султаном, заверяя, что власть ему не нужна. Но уговорили его во имя спасения Империи, и согласился он, взяв с собою своего верного слугу Му.       Однако религию менять отказался новый Султан, потому в жертву было принесено достоинство его слуги Му, который и без того всех ужасно раздражал. Это была справедливая жертва за все грехи Му и во славу Аллаха. И первая в жизни Му, которую принёс сам он, а не кто-то другой ради него.       И, дозволив эту жертву, стал Султан Томас не просто Великим, а Великолепным…

***

      — Повелитель! Ваш приказ выполнен — Вашего недостойного косплеера схватили!       — О, наконец-то, визирь! Похвально, похвально! И чем он объяснил своё богомерзкое поведение?       — Он клянется и божится, что его заставили!       — Значит, он ещё и безмозглый, ничего поумнее придумать не смог. Однако кто его заставил?       — Молчит, не признаётся. Отрубить ему голову, Повелитель?       — Нет, пока не надо. А этот нечестивый судья — да будет забыто его имя, потому что без имени нет человека — действительно принял его за меня?       — Да, Повелитель, он сам уже в этом сознался. И клялся, что раскаивается в содеянном. На коленях ползал, пытался ботинки целовать, просил пощады, упирая на то, что он семейный человек…       — Думаете, искренне раскаивался? Что-то не доверяю я этой плутоватой физиономии. А семья у него большая?       — Уверен, Повелитель, что он совсем не раскаивается. А семьи у него вообще никакой нет. Мы изъяли его бумаги, в которых он пишет, что семья — гнилое и лицемерное явление, концентрация ненависти и насилия.       — Ужас какой… Как он вообще сделался судьёй, непонятно.       — Прикажете отрубить ему голову, Повелитель?       — Нет. Это неправосудно. Лучше просто побить его кнутом.       — О Повелитель, Вы, как всегда, мудры, справедливы и милосердны!       — Да, я такой, — на лице Томаса появляется скромная улыбка.

***

      Непонятная женщина, страшная, как все смертные грехи, вместе взятые, подскакивает к Томасу и падает на колени, протягивая к нему руки:        — О Повелитель, осчастливьте Вашу верную прислужницу хоть малой толикой Вашего драгоценного внимания!       — Сударыня, вы кто вообще? — Томас в ужасе отшатывается.       — Вы должны любить меня, ибо я лучше всех! У меня есть все права на Вашу любовь! — экзальтированно, на грани безумия, выкрикивает она, явно шепелявя. — Не смейте ущемлять меня, иначе я отомщу!       — Я не представляю, каким образом вы можете мне отомстить. Как и не понимаю, за что именно, — с лёгким налётом шока от подобной речи, изрекает он.       — За всё! Вы не можете быть хорошим, если отвергнете меня! Для меня Вы будете плохим во веки вечные!       — Вот это тяжёлый случай… — озадаченно потерев лоб, Томас тут же берёт себя в руки и величественно удаляется в свои покои. — Эй, евнухи! Как эта женщина сюда попала?! Почему вы осмелились хотя бы предположить, что я могу быть к ней хоть сколько-то благосклонен? Здесь не место невменяемым! Вы что, из ума выжили? Вы кого впустили в гарем? Даже моё величайшее терпение имеет пределы!       Перепуганные евнухи, пятясь и кланяясь:       — Повелитель, это не мы, клянёмся! Это главный евнух!       — Ах, опять этот Му… Главного евнуха быстро ко мне!       Суетливо прибегает главный евнух, на вид лет тридцати, в серой кепке, по старой привычке часто щеря зубы и держа руки в карманах.       — Му, объясни-ка мне, что за женщину ты привёл!       — Повелитель… я не виноват!       — Му, ты никогда ни в чём не виноват!       — Никогда, о Повелитель! Это всё недруги, разные аморальные людишки, да и Меркурий ретрогадит!       — Что, теперь тебе и Меркурий мешает? Ох, Му, я знал, что ты тупой, но не знал, что настолько. Я, кажется, слишком снисходителен к тебе. И главой гарантийной группы сделал. И спас тогда, на верфи, когда тебе уже собирались оторвать голову…       — Но Повелитель, мне и так оторвали…       — Как ты смеешь, глупый Му, перебивать меня! Оторвали, так не голову же! К тому же тебе предоставили справедливый выбор, и ты его сделал. А я в своем милосердии тебя ещё и главным евнухом назначил! Но ты ни на что не годишься, хоть с яйцами, хоть без! И сколько раз говорил, не смей являться ко мне в своей дурацкой кепке, не то я её у тебя сниму вместе с головой! И руки вынь, наконец, из карманов, чесать тебе там всё равно уже нечего! А теперь пшёл вон!       Визирь:       — Повелитель, ну хоть ему-то голову отрубить?..       — Хмхм. Нет-нет, лучше побить его кнутом вместе с тем судьёй.       — Повелитель, ваше милосердие к падшим превосходит человеческое воображение! — визирь восхищённо кланяется.       — Или, может, просто выгнать его? Да, так и сделаю. Пусть идёт куда хочет, устраивается на работу… — задумчиво проговаривает Томас, потирая переносицу.       — Нет! Повелитель! Умоляю! — Му, который, оказывается, никуда не ушёл, а подслушивал у двери, врывается в кабинет и падает ниц. За ним влетают двое стражников, хватают его за руки и оттаскивают.       — Му, что с тобой? Ты что себе позволяешь?       — Повелитель! Не выгоняйте! Пощадите! Меня же никуда работать не возьмут — где-то голову хотели оторвать, где-то камнями закидать, где-то в выгребной яме утопить… И я не смогу жить вдали от Ваших прекрасных очей!       — Каких еще очей?.. Ох, Му, ты снова за своё? Опять схлопотать хочешь, что ли?       — О да, Повелитель! От Вас — всё что угодно!       — Тьфу на тебя, Му… Иди проспись!