Пелена | The Veil

— О, а ты что тут делаешь? — Я? Ты ещё спрашиваешь? Это ты где была, пока я латал твоего любовничка? — Блейз прищурился, делая глубокую затяжку сигареты с карамельным запахом. — Нужно было в Министерство. Вот вернулась. Где он сейчас? — Не знаю, вроде отъехал в город по делам, сначала был у себя, работал. — А из-за чего пришлось латать его на этот раз? — Пэнси прикурила у Блейза, убрав от лица волосы. — Да его чуть не убил Долохов. — Что?.. — голос Пэнси дрогнул. — Он потерял много крови, и само заклятие очень тёмное, так что какое-то время ещё нужно будет восстанавливаться. Но Драко его выебал, конечно. Долохов мёртв. Пэнси слушала, смотрела в пол и молчала. На её лице застыло выражение глубокого горя, и Блейз поймал себя на мысли, что не может себе это объяснить. — Эй, Пэнс, ну, всё же хорошо кончилось, ты чего? — Ничего. Она выбросила сигарету и ушла, так и не подняв глаз.

***

Вечер был любимым временем дня Гермионы. Когда солнце светило так низко, прямо в здания, в лица людей, тёплым свечением раскрашивало всё вокруг: и природу, и архитектуру, и прохожих. Небо превращается в нежное розово-оранжевое акварельное полотно. Она заваривала чай и с восхищением наблюдала за закатным Лондоном, стоя у окна. Малфой всё ещё был здесь, расслабленно устроившись на её диване с непринуждённостью, скрывающей напряжение между ними. Несмотря на сложности их прошлого и настоящего, Гермиона чувствовала определённое обязательство принять его. В конце концов, это был способ отплатить за гостеприимство, которое она невольно получила от него в поместье Малфоев в Сочельник — хотя её текущее жильё далеко от роскоши Малфой Мэнора. Поставив поднос с чаем и печеньем на журнальный столик, Гермиона остро осознавала иронию обслуживания Драко Малфоя, Тёмного Лорда и главного врага Сопротивления, у себя дома. Она достала из кладовой несколько шоколадных вафель, скромное угощение по сравнению с изысками, которые она вкушала под крышей его дома. — Пожалуйста, посиди ещё немного, — попросила она его, несколько поспешно добавив: — Обещаю отпустить тебя, как только вернётся Альбус. Драко слегка поднял бровь, но принял жест, взяв печенье. Гермиона поймала себя на странной мысли, что Малфой напоминал ей дракона, отражение своего имени — такое сложное, опасное и неприрученное создание. Вот она сделала шаг ему навстречу — и он сразу насторожился, в любой момент готовый улететь отсюда или сжечь её, переменив настроение. Простота действия — предложение чая и печенья — казалась странно интимной с учётом их истории, вызывая смешанные чувства у Гермионы. Её руки слегка дрожали, когда она передала Драко его чашку, пар поднимался между ними, на мгновение затуманивая её видение. Садясь напротив него, она не могла не бороться со своими мыслями. Вот она, Гермиона Грейнджер, делает чай для Драко Малфоя, когда-то заклятого врага, теперь неохотного, временного союзника. Теплота золотого часа контрастировала с холодом, который она чувствовала из-за странности ситуации и её возможных последствий. Мысли были полны сомнений. Безопасно ли вот так доверять ему после всего, что он сделал? Могут ли люди действительно меняться, или это всего лишь очередной его обман? Тем не менее, теперь она замечала в нём что-то другое — возможно, в том, как он улыбался ей, или в усталом и печальном взгляде, который иногда мелькал на его лице, когда он думал, что она не смотрит. Это заставляло её задуматься о путях, которые они прошли, о выборах, которые сделали, и о том, может ли такое до смехотворного маленькое и простое действие — угощение печеньем — быть не таким уж простым. Гермиона глотнула чай, и тепло растеклось в груди. В комнате было тихо, за исключением лёгкого звона фарфора и далёкого гула оживлённого города за окном. Она знала, что вечер может развернуться по-разному, оставаясь настороже на любой знак, любое указание на истинные намерения Малфоя. Этот момент, пойманный в объятиях заката, казался хрупким перемирием в гораздо большей игре, правила которой постоянно менялись. — Ты так быстро пьёшь! Пойду заварю ещё. — А разве он… — Не наполняется сам, — улыбнулась Гермиона. — Да-да, это маггловский чай, и его надо вручную заваривать. Но мне это нравится! Грейнджер встала и снова подошла к рабочей поверхности своей кухни. У окна она позволила себя на секунду закрыть глаза, подставляя лицо тёплым лучам, озаряющим её лицо из окна. — Знаешь, у магглов это называется «золотым часом», — мягко произнесла она. — Что? Ты о чём? — Ну, это освещение, как сейчас. Оно считается лучшим для создания красивых фотографий, поскольку на закате солнце чудесным образом превращает всё в золото. Отсюда и название — «golden hour». — Думаю, и колдографии выходят отличные. — Да уж, я видела такие несколько раз. Колдографии и так живые, и лучше передают момент, а когда ещё и такие красивые, то совсем не забываются. — Хочешь, сфотографирую тебя? Гермиона обернулась, на её лице застыло удивление. Много лет прошло с тех пор, как они вот так непринужденно общаться. — Нет, о чем ты? Я в таком виде… Да и эта квартира вряд ли стоит того, чтобы её фотографировать, — ответила она, оглядывая скромное пространство с заметной неуверенностью. — Грейнджер, стой. — Что? — Грейнджер, просто расслабься на минутку, — сказал Драко, уголок его рта едва заметно подтянулся в улыбке, когда он волшебным движением волшебной палочки вызвал магическую камеру. — Но… — начала возражать Гермиона, её инстинкт контроля дал о себе знать. — Впервые просто отпусти, — мягко перебил её Драко, его голос был тверд, но не резок. Это было странное изменение ролей: он просил её опустить стражу. С неохотой Гермиона вернулась к чайнику, её движения были немного скованными. Она чувствовала на себе взгляд Драко, что делало её необычайно самосознательной. Несмотря на свои сомнения, ей было интересно, что он пытается запечатлеть своей камерой. — Эй, Грейнджер! — окликнул её Драко через минуту, его голос был легким и дразнящим. Гермиона обернулась, её лицо выражало любопытство. — Что такое? — Вопрос для Гриффиндора: кто самая невыразительная няня в мире? — шутливо бросил он, щелкнув камерой в момент её реакции. — Малфой! Это вообще нечестно! — воскликнула Гермиона, застигнутая врасплох, но не в силах сдержать смех. — Иначе бы ты и не дала мне сделать хороший снимок, — парировал он с ухмылкой. — Увидишь, получилось отлично. — Тогда дай я сделаю снимок тебе. Это честно, — предложила Гермиона, тянувшись за камерой. Драко отступил на шаг. — Ни за что. — Почему нет? — настаивала она, игриво, но настойчиво. — Это не обсуждается, — ответил он, лёгкий тон его слов скрывал твёрдость отказа. Гермиона сделала полушутливую попытку дотянуться до камеры, но Драко держал её высоко, чуть вне её досягаемости. Она потянулась на цыпочках, пытаясь перехватить его руку, а он удерживал её взгляд, мягко предупреждая, что ей не победить в этом сражении. Они оба смеялись над её безнадёжными попытками, но вдруг Гермиона остановилась. — Ладно, хватит, — сказала она, быстро отступив, её улыбка угасла. — В чём дело? — голос Драко смягчился, его глаза выражали беспокойство вместо прежней иронии. Гермиона кивнула, неровно дыша. — Просто… я не привыкла к такому, — призналась она едва слышно. Краткий момент лёгкости открыл слои одиночества, о существовании которых она даже не подозревала. Драко медленно поставил камеру, наблюдая за ней с понимающим выражением лица. — Я не хотел тебя смущать, — добавил он. — Всё в порядке. Просто давно никто не был… так близко ко мне, — призналась Гермиона. Комната снова погрузилась в тишину, вес её слов застыл между ними. Это было простое взаимодействие, момент беззаботности, который неожиданно перерос в откровение о её глубоком одиночестве и неспособности к тактильному контакту. Для Драко это было лишь забавным эпизодом, но для Гермионы — резким напоминанием о дистанции, которую она обычно сохраняла от мира. Гермиона не знала, как разбавить неловкость. В горле стоял ком. Она чувствовала, что вот-вот расплачется и в первую очередь из-за своей реакции. Как будто это дурачество выдернуло её из толщи болотной воды и бросило на горячий песок. К ней очень давно никто не прикасался. Ни один мужчина. Да вообще никто: она избегала объятий даже с Джинни, Молли и Луной. А для него это было ничто. Так она думала, по крайней мере. Он будто вытащил из леса дикого зверька, привыкшего защищаться и ненавидеть, и безобидно поиграл с ним, погладив по шерстке и сбив с толку. Эта гипертрофированная реакция вдруг так ясно предстала перед ней как ненормальная, и от этого она почувствовала себя такой же. — Всё в порядке, Грейнджер? — он смотрел ей прямо в глаза, пристально и изучающе. — Да, всё в порядке, оставим это. — Как я уже отмечал ранее, вы, мисс Грейнджер, совершенно не умеете лгать. Иди-ка сюда, садись, — он сел сам и похлопал по диванной подушке рядом с собой. Ей меньше всего хотелось сейчас сидеть с ним рядом. Главным желанием было закрыться и прийти в себя, не показываясь ему на глаза. Гермиону душила неловкость. — Слушай, я очень устала… Давай уже расходиться… — Закрою глаза на твои ужасные манеры в обращении с гостями. Разойдёмся. Подойди и сядь пока. И снова этот уверенный, твёрдый голос, снова это повелительное наклонение, и, несмотря на её извечное природное упрямство, снова ноги сами ведут её туда, куда он сказал. Она села на краешек, разглядывая свои пальцы. — Сядь нормально. Ты как натянутая струна. Сядь хорошо, облокотись. Его голос звучал… заботливо? Успокаивающе? Она не знала. Драко вздохнул. Он сидел совсем близко и смотрел прямо перед собой. — Послушай, я сейчас скажу кое-что, но прошу тебя не принимать это слишком близко к сердцу. Я могу ошибаться во всём и в общем-то оставить своё мнение при себе, но что-то во мне не позволяет промолчать. — Хорошо… Я слушаю, — Гермиона снова вся напряглась. — Я думаю, что тебе очень одиноко. Я знаю, что ты сторонишься людей. Что тебе отчего-то очень больно, но ты притупила боль и живёшь с ней как с добрым соседом. Гермиона сглотнула и нахмурилась, понурив голову. — Возможно, поэтому ты отвыкла от тепла близости с другими, — продолжил он. — Я думаю, что ты не знаешь, как жить после войны. Я вижу, что твоя магия ослабла и продолжает угасать. У Гермионы шумело в ушах. Его слова действовали как укол в стоматологическом кабинете её отца — всё внутри онемело. Никто не говорил ей подобного, никто не видел ничего из этого, даже самые близкие люди, и уже она сама отказывалась видеть. А он смог разглядеть её как на ладони. — Малфой, я… не знаю, что ответить… — Можешь ничего не отвечать. — Но я совсем не поняла насчёт магии. С чего ты взял? — тревожно спросила она. — Достань палочку, Грейнджер. — Что?.. — Достань свою палочку, — он медленно и терпеливо повторил, видя её состояние. Гермиона взяла палочку с журнального столика. — Вызови Патронус. — З-зачем? К кому его отправить? — Гермиона была абсолютно растеряна. — Ни к кому, просто выпусти его здесь. Это же выдра? — Да… Удивительно, что ты помнишь. Я, кстати, не знаю, какой у тебя Патронус… — А у меня его нет. У меня нет воспоминаний, чтобы вызвать его. Она осеклась. — Прости. — Ничего. Ну же, вызывай. Гермиона сделала привычное движение древком и произнесла: — Экспекто Патронум! Из палочки пробился слабый голубой свет и тут же угас. — Но… но что… — она занервничала. — Экспекто Патронум! — повторив заклинание, увидела ещё более бледный ручеёк магии. — Видишь? Наше внутреннее состояние влияет на нашу магию. Ты не смогла произнести ни одного заклинания за оба наших задания. — Драко, я… — Я не виню тебя, но хочу, чтобы ты осознала, что это ненормально. Вероятно, в работе с зельями это было сложно обнаружить. — Да… Теперь я вижу, — голос Гермионы совсем упал. — Так, посмотри на меня, — он дотронулся до её плеча. — Короче. Я всё время занят, у меня бесконечное количество проблем, я отвечаю за всё грёбаное магическое сообщество Великобритании, у меня по-прежнему довольно мерзкий характер, и я — тёмный волшебник. Но лично для тебя я готов сделать исключение и устроить невиданную акцию щедрости — мы продолжим видеться для работы над программой Хогвартса, но в более щадящей форме. Я попробую помочь тебе вернуть силу магии и постараюсь даже не быть невыносимым, выделяя тебе своё личное время. Взамен ты всегда кормишь меня теми шоколадными сафлями… — Вафлями… — Вафлями! И печеньем, и рассказываешь про золотой час и прочие вещи, достойные моего внимания. Предложение действует десять секунд. У Гермионы заслезились глаза. — Спасибо, Драко. — Не за что. Всё, я пошёл. Дел много. Меня выгнала хозяйка дома, но ты передай ей, что здесь так уютно, что хочется прилипнуть к дивану и не уходить. Он стащил со стола ещё два печенья и аппарировал. Гермиона легла на подушки и с улыбкой закрыла глаза. В голове так много вопросов без ответов, так много противоречий, но в этот момент ей хотелось расслабиться и позволить себе немного тихой радости. И надежды.

***

Малфой зашёл в кабинет, рухнул в кресло у резного дубового стола, который привезли из дома Нарциссы и Беллы — он когда-то принадлежал Регулусу Блэку. Всё было завалено печатями, свитками, перьями и письмами, Кикимер ещё не прибирался. Драко закатал рукав и осмотрел руку: рубцы более красные, чем утром, и отдавали неприятной жгучей болью. Спина тоже ныла. Голова гудела от проблем, которые он не успевал разгребать. Пятном света в его мыслях была только Грейнджер. Но и за неё он теперь переживал. Как же он устал. Он вздохнул, откинувшись на спинку кресла и расстегнув рубашку. Хотелось забыться хотя бы на миг, но усталость и фоновая тревога, причины которой он не мог различить, камнем лежали на груди. Малфой зажмурился, чтобы заставить себя сконцентрироваться на чём-то практичном, реальном, простом, что можно было бы сделать прямо сейчас. Этому его когда-то давно научила Нарцисса. И это много раз вырывало его из стальных лап напряжения. Самой хорошей идеей на тот момент показалось найти Блейза и позвать поплавать на скорость. Он произнёс имя домовика. — Кикимер к вашим услугам, Господин. — Блейз ещё у нас? — Да, мистер Забини в библиотеке. Мистер Забини снова занимается курением в неположенных местах и оскверняет дом хозяина. Мистер Забини портит портреты предков этим дымом и ведёт себя неподобающе, как… — Я понял, Кикимер. Скажи ему, что я просил его притащить свою тощую задницу в бассейн. Обязательно именно так и скажи, слово в слово. — Если бы госпожа Вальбурга знала, что её внучатый племянник будет вот так шутить о филейных частях тела мужчин… Если бы она предвидела… — Кикимер, ну-ка живо за Блейзом! Только сначала принеси мне сумку с вещами для плавания. Через пять минут Драко стоял у бассейна, разминаясь. — Пришёл, значит, и сразу меня раздевать? Блейз пританцовывая шёл вдоль кромки воды, вертя обеими руками полотенце через шею. — Чего я там не видел? Давай десять бассейнов на скорость? — Фраза «десять бассейнов на скорость» смутно напоминает мне: «А потом я пролежу три дня», но как-то слишком смутно, не находишь? — Да всё нормально, поплаваем и я сразу отправлюсь в подобие лазарета, которое до твоего появления было моей спальней. — Ладно, погнали. Фору тебе даю как искалеченному. — Оставь себе! Они прыгнули и рассекли воду кролем. Плавание у волшебников ничем не отличалось от маггловского, и оба друга в нём были очень хороши. Драко ощущал, как очищалась голова. Он получал удовольствие от соревнования и от контакта с водой, наконец выныривая из тревог. Он даже не заметил, как у их гонки появился болельщик. Паркинсон расположилась на одном из лежаков, вытянув ноги. Если бы не одежда и время дня, можно было бы подумать, что она загорала. Но она смотрела на ребят и улыбалась. Они были её счастьем без всякого преувеличения. Она часто ощущала себя их старшей сестрой, потому что они казались ей беспомощными или безрассудными в бытовых ситуациях. Пэнси переживала за них как за себя и растеряла немало нервов за последние годы, подставляя им плечо во всех испытаниях, пропуская через себя их боль, стресс и агрессию. Она вдруг подумала, что у Грейнджер точно так же были её Гарри и Рон. Но ей было почему-то мало, и она решила забрать ещё и Драко с Блейзом, то встречая с ними Рождество, то приходя в их дом, то выдёргивая раненого Драко с работы. Это было не очень-то справедливо и очень раздражало. Не Грейнджер была с ними, когда они везде стали изгоями и считались исчадием зла. Не Грейнджер была рядом, когда они отвечали за преступления своих родителей. Не Грейнджер утирала их запрятанные слёзы, когда радикально настроенные волшебники пытались превратить их жизнь в кошмар. Она в это время наслаждалась славой героини. По мнению Пэнси некоторые люди считали, что могут распоряжаться жизнями других как игрушками, вмешиваясь в тонкости хрупкого сплетения чужого мира и чувств. Гермиона казалась именно такой. Взгляд Пэнси сфокусировался на Драко. Наблюдать за его атлетичным мокрым телом, так плавно рассекающим воду, было чем-то вроде тающего на языке мороженого в жаркий день. Сотни тысяч девушек в Англии отдали бы всё, чтобы оказаться на её месте, в его постели. Он был для них не просто красив, спортивен и атлетично сложён, не просто богат и властен, не просто умён, он был главным волшебником Великобритании, и это тянуло к нему как магнитом. Он всех заставил плясать под свою дудку в очень юном возрасте. И сделал это сам. Драко был новатором, показав сообществу волшебников совершенно новый мир, новое государственное устройство, и смог повести за собой людей, хотя никто не ожидал от него этого. Серая лошадка, выигравшая скачки. Это было невероятно. Её память унесла её обратно к тому дню, когда всё началось. Дню, который глубоко запечатлелся в умах всего волшебного сообщества. Все были на похоронах погибших в битве за Хогвартс. Большой зал школы был воплощеним горя, далёкий от своего обычного кипящего энергией состояния. Он был заполнен скорбящими со всех уголков волшебного мира, собравшимися вместе, чтобы запечатлеть конец Второй Магической Войны. Семьи и друзья павших, герои войны, влиятельные волшебники, официальные лица Министерства и журналисты образовали море чёрных мантий. Очередь людей, ожидающих отдать дань уважения, тянулась вдоль зала, воздух был наполнен звуками сдержанных рыданий и шёпота соболезнований. Люди цеплялись друг за друга, ища утешения в общей утрате, пытаясь найти крупицу мира в хаосе. Атмосфера всё ещё была тяжёлой от ощутимого чувства тревоги и нерешённого напряжения, от страха, который своими холодными, чёрными корнями глубоко пророс в сознание волшебников, видевших ужасы войны. Именно в эту сцену скорби неожиданно вошёл Драко Малфой, появившись на кафедре, месте, где обычно стоял Альбус Дамблдор. Шёпот в зале перерос в хор шока и негодования. — Как он смеет?! — Пожиратель! Он же Пожиратель! — Ему место в Азкабане, а не здесь с нами! — Кто его сюда пустил?! Выражение лица Малфоя оставалось невозмутимым, его черты застыли в ледяной маске, когда он быстрым, решительным движением поправил мантию. Он оглядел зал. — Вы меня слышите на задних рядах? — громко окликнул он. Толпа погрузилась в неохотную тишину, любопытство на мгновение пересилило возмущение. Они слушали, настороженные и напряжённые, когда он начал говорить. — Я Драко Малфой. Многие из вас знают это имя и связывают его с наследием, которое вызывает у всех презрение, — начал Драко. — Я стою перед вами не для того, чтобы оправдывать прошлое, а чтобы признать свою роль в истории, о которой мы все сожалеем. Пэнси ничего не знала о его планах и напряжённо искала глазами в толпе Блейза, Асторию и Тео. — Сегодня я пришёл к вам не как бывший Пожиратель смерти, а как тот, кто, как и вы, потерял многое и сильно пострадал в тени террора Волдеморта. Как и многие из вас, я был вынужден пойти в темноту, которую никогда не выбирал, быть втянутым в службу, которой никогда не хотел. Зал был абсолютно тихим, каждое ухо было настроено на его голос. — Моя семья сыграла значительную роль в спасении Гарри Поттера, и долгое время я сотрудничал с Северусом Снейпом, тайным агентом Ордена в борьбе против Волдеморта. Так же как и вы, я скорблю о каждой капле пролитой магической крови. Так же как и вы, я пришёл почтить память павших, сражаясь против того, что я был вынужден представлять, — он сделал выразительную паузу, наклонившись ближе к кафедре с орлом. — Но сегодня я буду говорить не об этом. Зал зашумел, участники разрывались между возмущением и интересом. Несмотря на состояние людей, дерзость Драко привлекла их внимание. — Я хочу поговорить о том, что эта война должна была закончиться иначе, — продолжал Малфой, его голос набирал силу по мере того, как он обращался к толпе. Шёпоты становились громче, прерываемые криками негодования. — То, что Волдеморт был убит, это сочетание случайности, удачи и титанических усилий очень небольшой группы людей. Этого не должно было случиться! Смятение и страх охватили толпу. — Он угрожает нам! — Что всё это значит?! — Я ухожу! Многие испугались его слов, опасаясь того, что может последовать за этой речью, боясь нападения тёмных сил. Несколько человек аппарировали, другие попятились к дверям, шепчась. Малфой дождался тишины и продолжил. — Сегодня я хочу говорить не о победах войны, а о провалах, которые привели нас к ней. Да, мы одержали победу, но какой ценой? Мы должны задаться вопросом: почему это произошло? Почему мы были не готовы, полагались на чудеса вместо стратегии, на подростков вместо лидеров? Драко сделал паузу, позволяя своим вопросам повиснуть в воздухе, вызвав отклик в сердцах многих присутствующих. — Кто помог Гарри Поттеру, единственному человеку, способному убить Тёмного Лорда? Двое его школьных друзей, несколько авроров-энтузиастов и Дары Смерти, оставленные ему Альбусом Дамблдором? Кто и как сражался против Волдеморта и Пожирателей, терзавших и разрушавших страну? Та же горстка авроров и школьников? Где было Министерство? Где был Визенгамот? Где был Аврорат, международные союзники? Где они были, когда мы нуждались в них больше всего? И кто управлял всем этим, скажите мне? Зал взорвался криками и шумом, люди начали спорить между собой, кто-то обвинял рядом стоящих, кто-то признавал правильность этих вопросов, возмущение и досада нашли свой выход после этих слов. — Вы реагируете так, потому что знаете, что я прав, — продолжал Малфой, его голос возвышался над шумом. — Наша цель сегодня не в том, чтобы оплакивать погибших; наша цель — извлечь уроки из их смерти. Мы не можем продолжать так. Наше общество истекает кровью, оно ранено и истощено. Мы уязвимы и слабы. Нам нужны перемены. И я готов предложить эти перемены. И снова гомон возбуждённых голосов. Пэнси находила удовольствие в наблюдении за собравшимися в зале людьми, которые почти после каждого его предложения охали, ахали и громким шёпотом высказывали свои мысли и сомнения. — Это не может быть нашим наследием. Мы обязаны тем, кто погиб, и будущим поколениям проложить новый путь вперёд. Путь, где ни один волшебник не стоит беззащитно против внешней угрозы. Где ни один ребёнок не оставлен лицом к лицу с тем, с чем не могут справиться даже взрослые. Он говорил всё более страстно и громко. У окон, в правой части зала, поодаль ото всех, стояла Нарцисса Малфой, завороженно наблюдавшая за сыном. — Я предлагаю всестороннюю реформу нашего магического правительства, — взгляд Драко охватил толпу, его глаза горели решимостью. — Новое, ротационное руководство, которое объединяет судебную, исполнительную и законодательную власти. Усиленный корпус авроров, тщательно обученный и увеличенный в количестве. Установление прочных дипломатических связей с маггловским правительством, чтобы наш мир оставался скрытым и безопасным. Пересмотр нашей образовательной системы, чтобы на первом месте стояла практическая защита. И самое главное, создание Оси — объединения магических наций, приверженных взаимной защите и процветанию. Шёпоты в зале начали меняться — от шока и скептицизма к раздумьям. Слова Драко, когда-то невообразимые, начали резонировать, рисуя картину обновлённого волшебного сообщества. — Что касается меня, я предлагаю своё видение, ресурсы своей семьи и свою преданность делу. Я не прошу слепого доверия — лишь возможность доказать действиями, а не только словами, что мы можем быть сильнее, чем в прошлом. Пэнси вздрогнула от прикосновения к плечу. К ней подошёл Блейз, с не меньшим восхищением слушавший своего друга. Война изменила его, они никогда не видели Драко таким. — Если это видение оскорбительно, я оставлю свои идеи. Но если вы видите рациональное зерно и новые возможности в этих словах, дайте мне шанс служить, вести. Не ради власти, а ради мира. Не как правитель, а как реформатор. С последним, пронизывающим взглядом по комнате, Драко слегка поклонился. — Спасибо, что выслушали меня. Я продумал всю программу реформ и готов лично воплотить не только все изменения, но и спонсировать восстановление школы и страны из основанного мной фонда семьи Малфой для помощи пострадавшим. Я искренне сочувствую семьям погибших и желаю всем никогда больше не сталкиваться с ужасами войны, — он сжал пальцами края кафедры. — У нас есть выбор: цепляться за остатки сломанной системы или смело встретить рассвет новой эры вместе. С этими словами Малфой последний раз оглядел присутствующих стальными серыми глазами и исчез с резким хлопком, оставив зал, полный ошеломлённых волшебников и ведьм, задуматься о будущем, которое ещё несколько мгновений назад они даже не могли себе представить. С того дня жизнь магической Британии изменилась навсегда. Из воспоминаний её выдернул тревожный голос Блейза: — Пэнс! Пэнс, эй! Вставай! У нас тут плохие новости. Она медленно приподнялась на лежаке, непонимающе глядя на него. — Иди в свою спальню и не выходи, пока я не скажу, — Драко сжал её плечо, глядя прямо в глаза. — Драко, я не понимаю… — Уходи быстрее. Будь в своей спальне, позови к себе Кикимера. — Что случилось?.. — К нам пожаловал Каркаров и другие друзья Долохова. Они хотят моей крови.