Намёки

      Если и был единственный абсолютно счастливый человек в Париже, то им бы с большой долей вероятности оказался архидьякон Клод Фролло. Сбылось то, о чём священник мечтал последние полгода: прекрасная Эсмеральда теперь принадлежала ему! Случилось всё довольно странно — в ночь похищения, когда Квазимодо перехватил девушку и перекинул её через плечо, Клод подбежал, чтобы помочь ему. Но тут раздался крик Гренгуара:       — Слава небесам, учитель! Остановите это чудовище от похищения!       И Эсмеральда, бьющая Квазимодо по спине, внезапно оказалась лицом к лицу со священником, которого так некстати освещала негасимая лампада у статуи Богоматери. В чёрных глазах девушки вспыхнуло узнавание и ужас. Клод понял, что она сделала верную догадку об его участии в покушении. Но Гренгуар не унимался, он успел подбежать к козочке и теперь, приобняв её, кричал:       — Учитель, поторопитесь! Или что это? Кажется, по следующей улице проезжает отряд ночного дозора! Я позову их на помощь!       — Молчи! — вскричал Клод и Гренгуар привычно прикусил язык.       Эсмеральда продолжила кричать и отбиваться от Квазимодо, но тут священник подошёл к горбуну и стал ему выговаривать.       — Что ты собрался делать с этой девушкой, несчастный?! Немедленно положи её на землю.       Квазимодо с изумлением смотрел на своего хозяина, который уже отвернулся от лампады и теперь нельзя было разобрать по губам, чего же он желал. Клод условным знаком похлопал воспитанника по плечу и тот с великим облегчением легко перекинул плясунью на руки священника, а сам поспешил удрать. Эсмеральда уже не кричала, она обнимала за шею архидьякона и, казалось, лишилась дара речи. Клод с удовольствием держал её на руках.       — Простите, — произнёс он, всё ещё держа красавицу. — Это мой воспитанник, не знаю, что на него нашло! Может быть, он принял вас за ожившую Богоматерь и хотел унести в собор, чтобы вы его украсили своим присутствием.       Эсмеральда нервно хихикнула, Клод опустил её на землю, но из рук выпускать не спешил и так получилось, что руки его обвили стан девушки, а она продолжала, как зачарованная, смотреть на него.       — О, мадмуазель, какое счастье, что мэтр Фролло был тут и смог вызволить вас из лап чудища! — Гренгуар решил, что с него хватит тишины.       — Спасибо, — пролепетала красавица с очаровательной улыбкой.       Но тут вновь вмешался Гренгуар.       — Что же нужно было этому окаянному?       И его пронзительный голос нарушил прелесть момента. Эсмеральда застыдилась того, что её обнимает почти незнакомый мужчина, и поспешила отстраниться.       — Благодарю вас! — воскликнула она, подзывая козочку.       И не успели архидьякон с поэтом остановить их, как два прелестных создания скрылись из вида.       — Мэтр Гренгуар! — с досадой вскричал Клод. — Что вы делаете в такой час на улицах?       — Увы, дорогой учитель! — Гренгуар вздохнул. — Та мистерия, о которой я вам рассказывал и на которую так уповал, совершенно разорила меня! У меня нет ни единого денье на кусок пирога и худой тюфяк на полу! Заявиться на свою квартирку я не могу, так как хозяин пообещал спустить меня с лестницы, если я не уплачу ему! Вот и остался философ-поэт без крова над головой.       Клод велел бывшему ученику замолчать и следовать за ним, так Гренгуар обрёл приют в общежитии при соборе, где Клод выделил ему небольшую келью. Сам окрылённый священник этой ночью не мог уснуть, жаркие мечтания заполнили его голову. Он вновь и вновь переживал волшебное мгновение, когда, держа в объятиях прелестную цыганку, услышал милое: «Спасибо».       Эсмеральда оказалась крепким орешком и, хотя священник поразил её воображение и прочно поселился в мыслях, она до последнего сопротивлялась его желанию сблизиться. Но юность и любовь взяли своё и уже в конце апреля Клод Фролло нарушил свои обеты. Поражённые и восхищённые открывшимся перед ними миром любви, эти два невинных барашка принялись усердно осваивать ars amoris. Что, конечно, само по себе было обоим в радость, но, к сожалению, возникли и некоторые сложности.       

***

      С тех пор, как Эсмеральда поселилась в купленном для неё архидьяконом доме с небольшим садом на Папертной улице, она ещё больше расцвела. Жизнь Эсмеральды текла легко и привольно, а то, что происходило по ночам, в темноте и под одеялом, вызывало румянец смущения на щеках и приятную истому в теле. При свете дня она вновь становилась целомудренной и скромной, боясь даже глаза поднять на архидьякона, чтобы не покраснеть.       Клод же, вкусивший запретный плод, ощущал в себе небывалый подъём. Он был как слепец, который внезапно прозрел, как глухой, обретший слух, и как голодный, приглашённый к пиршественному столу! Новые интенсивные ощущения, пьянящая близость юной возлюбленной и тот мужской потенциал, что он всю жизнь подавлял, теперь наполняли его тело небывалой силой и энергией. Причетники пугались нового счастливого архидьякона, чья радостная улыбка не предвещала им ничего хорошего. Потому что парадоксальным образом, став счастливее, архидьякон одновременно сделался ещё строже по отношению к подчинённым.       — Опять идёт, скалится, окаянный! — переговаривались каноники и старательно делали вид, что не болтаются без дела.       Жеан Фролло тоже признавался любимой проститутке, что брат ему больше нравится суровым, а то сейчас вроде улыбается, но содержание урезал!       Только Гренгуар и Квазимодо извлекли выгоду из хорошего настроения Клода. Горбун получил новый камзол и обещание обновить верёвки на колоколах. Гренгуар же получил возможность жить в Клуатре и даже столоваться вместе с монахами. Сплошная выгода.              И вроде всё было радужно, как хвост форели в прозрачном ручье. Только вот архидьякон стал задумываться, что был бы не против разнообразить любовные игры с плясуньей. Они уже больше семи месяцев делили ложе и за это время Клода Фролло стали посещать фантазии, которые он не решался озвучить Эсмеральде. Дело в том, что, хотя ораторское мастерство было его сильной стороной, но говорить прямо о вещах стыдных ему не приходилось. И если ночью он мог положить руку Эсмеральды на свою возбуждённую плоть, то днём не смел даже сказать о том, что происходило между ними. А между тем богатое воображение и срамные изображения в алхимических манускриптах подогревали его фантазию, которую он не знал, как донести до наивной цыганки.       И вот после Рождества, когда он подарил Эсмеральде золотой крестик, архидьякон решился кое на что намекнуть.       — Любовь моя, — сказал он сияющей Эсмеральде, рассматривающей крестик, — я на всё готов ради тебя и если ты… желала бы тоже одарить меня подарком…       — О, да! Конечно! — Эсмеральда всплеснула руками. — Всё, что ты захочешь, милый.       — Кхм, — Клод с признательностью поглядел на свою догадливую цыганку. — Я не желаю покупного дара, мне бы хотелось получить нечто от тебя… То, что только ты мне можешь подарить…       — Да? — она подбежала к нему и опустилась у его ног на пол, с преданностью заглядывая в глаза. — Скажи мне! Я на всё готова.       Он нервно улыбнулся и с ужасом почувствовал, как потеют его ладони. Как бы всё не испортить! Но, понадеявшись на сообразительность возлюбленной, он продолжил.       — Понимаешь, я… Как бы это сказать… Я люблю тебя!       Эсмеральда просияла.       — И я на всё готов ради тебя!       — О, я знаю!       — Если бы тебя не затруднило… — он сжал деревянные подлокотники кресла, на котором сидел. — Я бы хотел, чтобы ты не просто подержала мой жезл, но, лаская, провела бы рукой по нему вверх-вниз, как бы полируя. И потом своей нежной ручкой… немного поиграла бы с яйцами, — тут восковые щёки архидьякона покрылись краской.       Он ощущал жуткий стыд, но, взглянув в простодушно запрокинутое лицо цыганки, смотревшей на него с призывом продолжать говорить, он решил продолжить.       — А после, когда бы ты закончила… с яйцами, то могла бы вернуться к жезлу и… Взять его в рот или языком провести по нему! Я был бы счастлив при любом исходе! Как ты на это смотришь?       — О, я сделаю! — Эсмеральда ослепительно улыбнулась и запрыгнула к нему на колени.        Но этой ночью у них было обычное соитие, пусть и упоительное, но без пожеланий архидьякона. Когда он почти робко напомнил ей о своей просьбе, Эсмеральда ответила чарующим голосом, что ей нужно подготовиться. Сердце архидьякона забилось чаще! Естественно, такой невинной голубке, как она, требовалось уговорить свою внутреннюю стыдливость подчиниться необычным желаниям. И он снова лёг на неё сверху, доводя их обоих до высшей точки наслаждения.       

***

      Эсмеральда же, которую Клод часто хвалил за сообразительность, никак не могла ему признаться, что не поняла его просьбы. Что за жезл и о чьих яйцах он говорил? Может быть, Клод желал отведать жареных бараньих яичек? Но почему она должна была с ними играть? И опять же, что это был за жезл? Как это водится, память человеческая не отличалась точностью, и цыганка из озвученного архидьяконом запомнила только избранные отрывки. Например, она помнила про жезл и игру с яйцами, но в упор не помнила уточняющих деталей, таких, как неоднократно повторённое «мой» или «мои». День цыганка провела в мучительных догадках, а на второй день её осенило. Будь Эсмеральда неладна, если сразу не догадалась!       

***

      Когда Клод пришёл в ночи, его ждал вкусный ужин и загадочно улыбающаяся Эсмеральда.       — Кушай, милый! А потом ты получишь свой подарок, — прошептала она ему на ухо.       У Клода произошли две физиологические реакции: его сердце как будто опустилось, а срамной уд точно поднялся. Кусок не лез в горло, о чём он и сообщил взволнованным голосом.       — Ну, раз ты не голоден, — Эсмеральда улыбнулась, — то готовься получить свой подарок.       Архидьякон сглотнул и только хотел обнять прелестницу, как она вывернулась и упорхнула на кухню.       — Жди меня! — крикнула она оттуда.       Архидьякон почувствовал, как у него кружится голова. Негодница собиралась порадовать его прямо здесь, в зальце перед камином! Хорошо, что приходящая служанка уже ушла! Ему стало душно и он расстегнул верхние пуговицы на сутане. Как сладок грех, но предвкушение греха ещё слаще! Клод подвинул кресло и сел в него, ожидая чудо.       И чудо случилось!       Эсмеральда прибежала из кухни с миской яиц в руке и метлой подмышкой. Разбуженная Джали скакала следом за хозяйкой. Клод с беспокойством поглядел на цыганку.       — А вот и твой подарок!       Первым делом Эсмеральда поставила миску с яйцами на пол, а сама взяла метлу и несколько раз провела рукой по древку. Клод стал смутно догадываться, но решил не мешать ей. После того, как она погладила метлу, Эсмеральда подбросила её к потолку левой рукой и словила правой, после чего начала вращать метлой, да так быстро, что она стала напоминать крылья мельницы в ураган. Потом, ещё раз перекинув из руки в руку, Эсмеральда поставила древко на ладонь и стала балансировать с ним. После этого последовал импровизированный танец с метлой. Клод с воодушевлением хлопал в ладоши. Эсмеральда поклонилась ему и, отбросив метлу прочь, подняла с миску с яйцами. И вот цыганка уже жонглировала пятком белых яиц, превращая их в подобие колеса, настолько быстро она ими перекидывалась. Это было воистину замечательное представление, в которое плясунья вложила весь свой талант и умение! Клод залюбовался, он искренне аплодировал ей и даже радовался тому, что она ничего не поняла.       Джали, уставшая наблюдать за выкрутасами хозяйки, от которых успела отвыкнуть, вернулась на кухню.       Эсмеральда ловко поймала все яйца и сложила их обратно в миску, после этого она подбежала к Клоду и тот, поднявшись навстречу, обнял и поцеловал её.       — Это замечательный подарок! — воскликнул он. — Я о таком и мечтать не смел.       Эсмеральда с гордостью улыбнулась, в своих умениях она никогда не сомневалась. Этой ночью Клод крайне удивил её, когда, как он выразился, «вкусил росу с её цветка». Эсмеральда забилась в экстазе, прикусив палец. После этой ночи архидьякон больше не намекал на жезлы и яйца, но зато с упоением занимался цветоводством, чем неизменно радовал Эсмеральду. Иногда она повторяла ему танец с метлой и яйцами, которыми Клод не уставал любоваться. В итоге не всем нашим желаниям суждено сбыться, но может быть это и к лучшему.