Место девочки — в политике

Вальбурга Блэк

      — Инкарцеро.       Вальбурга с мрачным удовольствием наблюдала за заклинанием. Однако лорда Блэка настолько потрясло их нападение, что он даже не сопротивлялся, когда верёвки набросились на него — и это всё испортило. Внутри Вал больше не нашлось той всепоглощающей злости, что всегда заставляла её бежать к морю. Она слишком сильно полюбила, и потому чувство вины за то, как жестоко она решила поступить с Сириусом, слишком сильно давило на неё.       Как только верёвки сделали своё дело, криво ухмыльнувшийся Мариус несколько долгих мгновений смотрел на лорда Блэка, но после всё же отвёл руку с острым горлышком от его шеи. Задумчиво оглядев нежданное оружие, Марс отошёл и бросил его в огонь.       — Нужно убрать стекло, — сказал он спокойно и сосредоточенно. — Не хотелось бы, чтобы он...       Марс осёкся, проглотив остаток фразы.       "...чтобы он освободился раньше времени, если вдруг очнётся. Я только в теории знаю, как долго будет действовать порошок анемоны. Его обычно используют, чтобы просто быстро заснуть и легко проснуться утром, а не для такого".       Вал едва подавила ответный кивок, когда он пристально посмотрел на неё, и машинально взмахнула палочкой, лишь краем глаза отметив, как осколки послушно отправились в камин. Её взгляд был прикован совсем к иному.       — Ты помнишь какие-нибудь лечебные заклинания?       Мариус понял её беспокойство с полуслова.       — Для начала сними повязку. Надо взглянуть, что у него там.       Окровавленные бинты тоже отправились в огонь. Вальбурга поморщилась от вида раны, а вот Мариус впечатлённым не выглядел.       — Вулнера Санентур будет достаточно.       — Я не знаю этих чар.       — Знаешь, — он приблизился к ней со спины. — Мне Ликорис этим заклятием коленки лечил в детстве, когда я осваивал подаренным им же велосипед. Как только ты получила палочку, оно было одно из первых в списке, который я заставил тебя выучить. Вал нахмурилась.       — Не помню.       — Если ты не заметила, у тебя вообще проблемы с памятью, причём не только потому, что ты в облаках витать любишь, а не учиться. И с уроков зачем-то сбегаешь... Назло матери? — он шутливо боднул её макушку, вновь притворившись обычным, ничем не примечательным Мариусом. — Но тело — оно помнит. Его не обманешь. Так что мы всё исправим.       Он вытащил из держателя на ремне собственную палочку, которую носил вовсе не как талисман или память о былом, а как вполне взаимодействующий с артефактами и защитной магией инструмент — даже у сквиба. Вал лишь закатила глаза на шпильку в свой адрес, хотя сегодня важность учёбы была очевидна: в экстренной ситуации Марс выглядел, словно рыба в воде, пока она неловко барахталась на поверхности. Правда, с разговорами без слов он справлялся похуже, но и для волшебников это тоже было то ещё волшебство!       Но Вал всё равно не понимала, как в голове Марса умещалось так много совершенно ненужной ему информации. Он же помнил все чары не только со времён детских игр, когда они лишь притворялись взрослыми волшебниками. Он ещё и постоянно выучивал что-то новое и требовал от Вальбурги показать ему на практике! И всегда мог подсказать забытое! Маньяк!       Впрочем, руки Вал и правда всё прекрасно вспомнили, стоило Марсу лишь раз взмахнуть палочкой для демонстрации. Всё ещё сочащаяся из раны Сириуса кровь мгновенно остановилась и повернулась вспять, но порез, как и ожидалось, не зажил окончательно. Лишь затянулся тоненькой плёнкой, которую тронешь — и она тут же порвётся.       — Умело, — хмыкнул Сириус, тщетно пытаясь поймать взгляд то Вальбурги, то Марса. В его настороженном голосе не угадывалось ничего хорошего. — Что вы задумали, м, детки? Я переполнил ваш лимит терпения?       Вал тяжело было игнорировать его и тем более — притворяться. Но всё же она глубоко вдохнула и принялась за дело: для начала, откинулась на грудь Мариуса, резко забывшего, как дышать от внезапно свалившегося на него счастья. А чтобы окончательно добить и его, и Сириуса, весьма кокетливо попросила:       — Марс, будь добр, расстегни мой сарафан. Хочу пополнить им одну крайне занимательную коллекцию лорда Блэка…       Итак, напряжённое лицо Сириуса превратилось в монолит. Вал думала, что он выглядел невероятно потрясённым и не знающим, как себя вести, когда ей стало известно о нарушении клятвы и его интрижке с Ирмой? О, нет, она ошибалась. Вот теперь он действительно выглядел умирающим от стыда.       — Что? Когда ты?..       Вальбурга рассмеялась, стараясь, чтобы её смех прозвучал очаровательно, словно перезвон колокольчиков на ветру. Однако Сириус дёрнулся, будто услышал церковные колокола, и его черти забились внутри от ужаса.       — Ну же, Марс, слишком поздно притворяться девственником, — прошептала Вал, жарко изогнувшись и глядя на него из-под ресниц. — Покажи лорду Блэку, что ты совсем не бахвалишься. Что ты тоже кое-что умеешь.       В этот раз он поцеловал её, как в оранжерее. Дыхание его обжигало, а пальцы почти готовы были разорвать сарафан. Одна из пуговиц не выдержала и со смешным звуком отлетела в сторону. И покатилась, покатилась к ногам связанного лорда Блэка. Белая ткань, испещрённая сотней маленьких чёрных бездн, сползла к ногам. Мариус повернул Вальбургу к себе и яростно впился в неё. Провёл пальцами по спине, заставив её прильнуть всем телом, и добрался до ягодиц, затянутых в плотные тёмные колготки. Вальбурга была черна, словно ночное небо, и Марс в её объятьях пылал особенно ярко.       Она отстранила его от себя кончиками пальцев. Он подчинился мгновенно — не то, что лорд Блэк.       — Иди, взгляни на его коллекцию, — Вал изящно присела, чтобы поднять сарафан и вручить его Марсу. — Она за вишнёвыми шторами в гардеробе, насладись сполна. Только обязательно забери оттуда браслет, что ты мне подарил на Рождество. И захвати какую-нибудь мантию по дороге обратно. Я… Мне неуютно.       "Не хочу замёрзнуть в пути".       Мариус понимающе ухмыльнулся и кивнул. Глаза его дьявольски заблестели, а вот рука медленно и очень нехотя покинула бедро Вальбурги.       Вал обернулась, лишь когда Марс растворился в голодной пасти двери. Она видела его всем своим гибким телом, закованным в темноту. Этим же божественным чувством спустя пару секунд она ощутила, что теперь Мариус достаточно далеко и не услышит её слов.       — Ничего не хочешь мне рассказать, пока он наслаждается видами? — она сложила руки на груди, всё ещё где-то в глубине души надеясь, что Сириус одумается. — Хоть что-нибудь?       В долгой тишине смешались треск огня и его тяжёлое дыхание. А их чувства, словно перепуганные птички, завязли в тенях потолка. Два паука сидели на разных концах паутины, ощущая вибрацию нитей.       "Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пусть он скажет! — взмолилась про себя Вальбурга, сама не зная, кому. — Я ему помогу. Может, даже маму прощу, если он больше никогда к ней не подойдёт… Пусть только скажет, что любит меня, и вся эта его упёртость, а потом и возня с Барти, о которой упомянул Кричер — ошибка и глупость. Что он будет меня слушать!"       Не будет… Хватит бесполезно мечтать… Действуй.       — Не понимаю, когда ты успела залезть туда, — тихо выдавил из себя Сириус, — но это не совсем то, о чём ты думаешь. Тем, что я иногда собираю… вещи, я никому не делаю зла. Лучше я буду превращать свои чувства в некотором роде искусство, чем выплёскивать яд и больные фантазии на живых людей.       В этот раз Вал рассмеялась, скорее, удивлённо. И немного испуганно.       — Преследование женщин — искусство?..       Вот уж чего она не ожидала после своего представления с Марсом, так это того, что они вдруг заговорят о нездоровых действиях Сириуса, как об искусстве! И что он после такой разрушительной вспышки ярости вдруг резко возьмёт себя в руки — или это его так бутылка по голове успокоила?..       Сириус, насколько ему позволяли верёвки, пожал плечами.       — Всё, что душе угодно, может стать актом созидания — на то мы и люди. Когда мы плохо понимаем, что чувствуем, лучшее, что можно сделать — это выразить эмоции через творчество…       Он чуть откинул голову назад, разглядывая потолок. Больше он не выглядел чрезмерно подозрительным. Видимо, решил, что у него всё под контролем?       — Когда-то тёмные маги приносили человеческие жертвы в каменных пирамидах, рисовали руны на содранной заживо коже, создавали из неё сильнейшие артефакты. Совокуплялись с чужими жёнами, стараясь выразить одно единственное чувство — страх умереть и не успеть продолжить собственный род. В каждом ритуале до сих пор заключена древняя, первобытная красота их ужаса. Не искусство ли это — бояться так, чтобы боялись уже тебя?..       От его слов у Вальбурги почему-то всё перевернулось внутри.       — Ты будто был бы не прочь тогда жить.       Сириус усмехнулся, полностью расслабившись. Верёвки и неспособность двигаться явно не волновали его. Наоборот, именно они-то и успокоили.       — Нет, не хотел бы. И ты бы тоже не хотела, хотя вот как раз в те времена у нас с тобой не было бы никаких преград… Но послушай, я пытаюсь донести до тебя одну простую мысль всё это лето: каждое поколение корчует ошибки прошлого, уменьшает количество насилия и кровопролитий. Так что многие чистокровные традиции и ритуалы уходят в небытие, ибо им там самое место — и ранние браки не зря входят в их число. Она тоже подняла глаза к потолку, вот только ей захотелось застонать от досады. Но Вал прикусила язык, чтобы не съязвить раньше времени. В конце концов, должна же она позволить ему вновь разочаровать её?       — Нынешний мир безопаснее некуда, и это мы его сделали таким, — меж тем продолжил стоять на своём он. — Понаписали законов, а главное — заставили магов, ненавидящих саму идею подчиняться кому-либо или чему-либо за пределами собственных семей и поместий, эти законы соблюдать. Подумать только, у нас даже есть Международная Конфедерация, согласовывающая порядки сразу во всех магических странах… — он вздохнул с каким-то тёмным внутренним удовлетворением. — Так что теперь почти все злые волки ходят в собачьих ошейниках и воют на луну лишь в строго отведённое для этого время. А потом возвращаются в свои будки и садятся на цепь, чтобы охранять мир и покой остальных. И делают они так, потому что чудовища никуда не исчезали: они плодятся и размножаются, как и прежде…       Сириус сощурился и пытливо посмотрел на Вальбургу.       — Люди всё ещё ведомы своими эмоциями — своими чудовищами. Законы нужны, чтобы останавливать от импульсивных действий таких идиотов, как я, наиболее подвластных прихотям собственных чертей. А ты только и делаешь, что отчаянно пытаешься заставить меня нарушить выстраданные на собственном опыте правила, — он недоумённо покачал головой. — Зачем, Вал? Зачем тебе человек, ведомый низменными страстишками, ты же так отчаянно борешься с этим во мне?       Вальбурга вдруг осознала, что очень жалко открывает и закрывает рот, не в силах вымолвить ни слова. Да как у него это всегда получается, ловко всё выкручивать в нужную ему сторону?! Но ответить надо было, Сириус же так испытующе смотрел на неё!       — Я… я просто люблю тебя. Хочу, чтобы ты был только мой.       — О, Вальбурга, я тоже очень люблю тебя и хочу. А ты, оказывается, в полной мере даже представляешь, насколько сильно, — он грустно улыбнулся. — Ты ведь должна была заметить, какие чувства изначально заставляли меня коллекционировать тебя? Превращать в искусство…       Вал едва проглотила комок в горле.       — А потом что-то пошло не так?       — Нет-нет, милая, оно всегда было "не так", — Сириус провёл совершенно пустым взглядом по комнате. — Ни один счастливый человек, купающийся в любви семьи и имеющий множество близких друзей, не стал бы такого делать. Само желание собрать крохи моментов, что делают тебя счастливым, или просто заставляют почувствовать хоть что-то — уже показатель глубокого внутреннего разлома, — он тяжело вздохнул. — Самое интересное, что в итоге тебя во мне стало так много, что какая-то рана внутри излечилась сама собой. Занимаясь коллекцией "музея", я смог практически полностью отказаться от алкоголя. И вдруг пробудилась чувственность, зашевелилось желание жить. Но потом, когда вспыхнула похоть к тебе, музей стал клеткой. Я мгновенно начал скатываться туда же, откуда пришёл. Снова стал тем, от чего убегал.       Он случайно шевельнул руками, совершенно забыв о верёвках, и по его лицу прошла судорога боли, а рана раскрылась. Взяв собственную палочку и вернув палочку Сириуса с орлом обратно в одиноко притулившуюся у кресла Мариуса трость, Вальбурга торопливо прошептала заклинание, повторно залечивая капризный порез.       — Кричер, подай… Что там у нас есть для перевязки? Надо зафиксировать.       На столике появились стерилизованные бинты из Мунго в красивой лимонной упаковке, но чар для создания хорошей перевязки Вал не смогла вспомнить, как ни пыталась. Сириус улыбнулся, когда она подошла, разорвала зубами упаковку и принялась за его руку. Она завязала концы повязки смешным бантиком, когда он выдохнул:       — Совершенство.       Пальцы вздрогнули, предательский жар залил всё лицо. Вал задержала дыхание, чтобы не чувствовать одуряющего запаха Сириуса. Она хотела отстраниться, не смотреть ему в глаза, но…       — Ты — совершенство, Вальбурга. Использовать одновременно верёвки и мои собственные наркотики — это так замечательно придумано. Ты такая умница у меня.       Она робко подняла взгляд. В тёмных глазах Сириуса извивались опасные алые всполохи, и это были отнюдь не блики танцующего в камине огня.       — Сядешь поближе? — его голос стал сладкий-сладкий, нежный-нежный. — Хочу надышаться тобой. Ты же тоже этого хочешь, м, девочка?..       Вальбурга, словно под гипнозом, послушно села к нему на колени. Пальцами она вцепилась в верёвки на его груди, откинула голову назад. Острые хищные зубы, слегка прикусив кожу на шее, заставили её передёрнуться.       Хорошо… Как же ей хорошо.       Изнутри что-то отчаянно рвалось. Билось наружу. Ах, да… это же её собственное сердце, затрепетавшее в пепле.       — Видишь? — мурлыкнул он ей на ухо. — Я и раньше прекрасно чувствовал женщин, умел их соблазнять. Но с тобой всё ещё легче. Лишь слегка поманю, и вот ты уже здесь. Сдерживаться, когда ты такая послушная и доступная неимоверно сложно.       Он закрыл глаза, нежно прикоснувшись носом к её щеке.       — Ты думаешь, я не желаю прийти с тобой к компромиссу, моя милая девочка? Ещё как желаю. Но это невозможно. Я всё лето пытаюсь тебя защитить от своего чудовища. Прости, что у меня совсем не получается, тысячу раз прости…       Сириус поцеловал шею, оттянул зубами ворот водолазки и поцеловал даже под тканью. Почему-то это вызвало чуть ли не звёзды перед глазами Вальбурги. Они тяжело дышали, и Вал цеплялась за верёвки так, что ей казалось, будто она их вот-вот порвёт, но он вовремя остановился. Сириус посмотрел в её глаза, поцеловал кулон с сапфирами и рубинами на груди Вальбурги, так много значащий для них обоих, а потом уткнулся носом в её ключицы и тихо прошептал:       — После твоего последнего побега и попытки убить себя, я понял, что совсем не справляюсь в одиночку. Не могу вести переговоры с чудовищем, с ним не может быть никаких компромиссов. Позвал вот Мариуса — потому что кого ещё я могу позвать? У меня никого нет, кто бы понял. Я правда, правда очень хочу всё сделать правильно. Но ты бунтуешь и бунтуешь. Лишь всё больше раззадориваешь.       Он жадно поцеловал её подбородок. Вальбурга, чуть прикрыв глаза, почти утонула в его нежности.       — Взгляни на меня.       Она снова подчинилась. Какими чарами он обладал? Как он это делал?       — Думаешь, ты разозлила меня тем, что Мариус целовал и раздевал тебя? Да, девочка, у тебя получилось. Однако ты, наверное, наивно хотела заставить меня ревновать, чтобы я передумал и бросился на колени с предложением руки и сердца? — он повёл бровью. — Но ты и так моя, Вальбурга. Только мне решать, что я сделаю с тобой. Единственное, чего ты добилась — это ещё большего низменного желания взять тебя, а потом… — Сириус выдохнул ей эти слова прямо в губы. — А потом показать, как это может быть сладко — чувствовать внутри себя сразу двух любимых мужчин. Принадлежать им обоим одновременно.       Вал резко перестало хватать воздуха. Она сжала пальцами верёвки, её глаза поражённо распахнулись. Сириус пылал — и она вместе с ним.       — О, да… — хрипло простонал он, слегка поводя бёдрами в обвязке и облизывая тонкие, такие желанные губы. — У Хэс были такие же глаза, когда я первый раз предложил ей так поразвлечься с Дорой… А потом она настолько пристрастилась, что больше без этого не могла. Даже сама привела Ричарда, когда стало ясно, что Дора не вернётся, — Сириус злорадно ухмыльнулся. — Ты всё спрашивала, почему мы до сих пор иногда встречаемся… Да потому что мы трахаем вдвоём эту ненасытную потаскуху, вот и весь рассказ! Ведь какой бы вялый хер ни был: пока у меня есть хотя бы один палец и, желательно, язык, которым можно и соблазнить, и невероятно отлизать — я всё ещё лучший любовник в Британии.       Сердце, казалось, ожившее и затрепетавшее, начало биться через раз, когда Сириус это рассказал. Он пытался казаться сильным и циничным, но, на самом деле, он ведь был совсем не такой. Очень уязвимый. Потерянный.       Сердце Вальбурги билось всё тише в затопившем его разочаровании.       — Эти двое скучают по мне. Возможно, даже не всё потеряно, и уже я могу на прежней позиции Ричарда присоединиться к их весьма регулярным развлечениям. Но то дерьмо, что у нас было… Видимо, мне придётся затолкать свою гордость в одно место и пойти к ним навстречу, если я хочу и дальше держать свои яйца максимально пустыми. Чтобы даже мысли у меня не возникало смотреть на тебя. Чтобы я не мог навредить.       Он рыскал по её лицу тёмными глазами, и она не понимала, что он там надеялся отыскать. Правда хочет верить, что она не будет против?       — Но для этого… — осторожно продолжил он. — Я должен попросить у тебя прощения за то, что сделал. За то, что не сдержался, дал надежду. А потом узнать, что я могу сделать для тебя, чтобы ты отменила клятву. Ибо сдерживать её я не смогу, прости меня. Наркотики и секс — единственное, что меня всё ещё держит в мире живых. Всю жизнь держит, Вал. Иначе жить я просто не умею — как и правильно любить. Так что если любовь и правда существует, то отпусти меня. Это будет лучше для всех нас.       "Почему… — мысли в её голове всё никак не хотели успокаиваться. — Ну почему ты не можешь жить ради меня? Почему это так сложно?"       Вальбурга почти перестала слушать — внутри неё расползался арктический холод. Когда он договорил, она легонько похлопала Сириуса по груди и резким, слитным движением поднялась с его колен. Она спиной почувствовала приближающегося Мариуса с мантией, и, обернувшись, пытливо посмотрела на дверь, проверяя свои новые сверхспособности.       Он вынырнул несколькими секундами спустя. Его брови удивлённо приподнялись, когда он застал Вал и Сириуса так близко друг к другу. Но ей всё равно. Она снова посмотрела на лорда Блэка и, слегка заторможенно наклонив голову в бок, чрезмерно высоким голосом спросила:       — Это всё, что ты хотел рассказать? Ничего больше?       Сириус нахмурился, а потом вопросительно приподнял бровь. Вальбурга подождала ещё немного, но нет. Он не понял.       — Потому что если это так, то… Так и быть. Я отпускаю тебя, Сириус, разрываю твою клятву верности мне. А в качестве платы я возьму свою свободу, — она зло сощурилась. — Я ухожу из рода Блэк. Ты мне больше ничего не должен.       Растерянность, обида, гнев — она никогда не видела, чтобы они таким вихрем отражались на чьём-либо лице. Клятва, которую он дал и нарушил, раскололась и исчезла в небытие, слоило затихнуть её последнему слову. А клятвы, которые за неё давали родители при рождении, затрепетали где-то в животе, медленно истончаясь.       — Я ухожу в род будущего мужа, — Вальбурга поморщилась. — Прости. Но раз ты не способен ничего решить, то я сама всё решу. За себя.       — Кричер… — кровожадно зашипел Сириус, впившись пальцами в подлокотник. Конечно же, он сразу понял, откуда она узнала про помолвку. — Как ты…       Договорить он не успел. Мариус, времени совсем не терявший, вдруг оказался рядом и высыпал на голову лорда Блэка порошок анемоны.       — Какой же… Сучонок, — уважительно протянул Сириус, прежде чем закатить глаза и мгновенно уснуть. Мариус выглядел очень довольным собой.       — Неужели получилось? — пробормотал он себе под нос.       Марс передал Вальбурге захваченную мантию Сириуса, которую она небрежным взмахом тут же подрезала внизу. А потом подошёл к своей сумке и поднял небольшую картину, сиротливо лежавшую всё это время на полу.       — Неужели мы сумели обмануть их и они решили, что мы и правда побежим к Краучам? Даже не…       — Матерь Божья!       Марс осёкся. Вал, постепенно привыкающая к тому, что видит спиной, сосредоточила всё своё внимание на картине. Ведь на пейзаж вдруг выпал откуда-то сверху никто иной, как их достопочтенный дедушка, Финеас Найджелус. Ещё не до конца выпутавшись из куста терновника, который заставил его позабыть о всяких приличиях, истошно заверещал:       — Вышли из камина, двое! Дора внизу! Регулус летит сюда! Быстро, у вас минута, не больше!       "Не пугайся, всё под контролем, — усмехнулся Мариус. — Он нам помогает".       Обмен мыслями ускорился, а время услужливо приостановилось, дав им шанс на обсуждение плана, который ранее был для Вал загадкой. Вальбурга, подчиняясь беззвучному приказу Мариуса, частично освободила Сириуса, осторожно переложила перевязанную руку на его колени и присела на подлокотник, как ни в чём не бывало. Марс, призвав какую-то траву из сумки и забросив её себе в рот, отбежал к кровати и, упав на пол, спрятался за ней. Финеас, справившийся с противным терновником, нервно поглядывал на Вал из кресла Марса и беззвучно поигрывал пальцами на собственном плече, сложив руки на груди — пока что их шпион мог помочь лишь морально.       "Главное, не дыши, когда начнется," — услышала Вальбурга напоследок успокаивающий голос Мариуса в собственной голове.       Дверь отчаянно заскрипела.