Горячéе дула пистолета

      Чонсу ощущает холодное дуло пистолета, приставленное к его затылку. Недавно подстриженному, голому, беззащитному в соответствии с его новой короткой причёской.              И ни звука.              Наконец позади раздаётся вздох. Даже не вздох, а больше — насмешливое фырканье.              Чонсу не может быть точно уверен (не тогда, когда от дыры в голове его отделяет лишь нажатие на спусковой курок), но кажется он догадывается кто именно притаился за спиной.              — Подними руки, — чужой голос даже не так холоден и серьёзен как полагается в таких ситуациях. Однако это вовсе не показатель того, что Чонсу выйдет сухим из воды (и живым в том числе).              Он с шумом выдыхает и медленно поднимает руки, всё ещё чувстуя, как при малейшем покачивании тела его голую кожу обжигает холод металла.              — Тебя послали за мной? — осторожно спрашивает Чонсу, набравшись смелости, и хочет оглянуться, но ему не дают: дуло соскальзывает с затылка и упирается в скулу, недвусмысленно намекая на то, чтобы он продолжал смотреть только перед собой.              — Да, — короткий и лаконичный ответ.              Чонсу про себя ругается: болтовня, когда ты на волосок от смерти — лучший способ эту самую смерть отсрочить.              — И что теперь? Действительно застрелишь меня? Даже не позволишь сказать последние слова?              — У тебя было уже достаточно времени попросить прощения у близких и помолиться. Может тебе приготовят не самый горячий котёл в аду, — и эта улыбка — Чонсу отчётливо слышит её в каждом слове, срывающемся с чужих губ. Понять бы ещё, насколько благосклонна она к нему.              — Хорошо. Попрошу тогда, чтобы соседний котёл зарезервировали лично для тебя, — с этими словами Чонсу резко делает шаг в сторону, отводит от себя чужую кисть с пистолетом и разворачивается. Палец на курке лишь подрагивает, но не прикладывает реальных усилий. Палач Чонсу, когда они встречаются взглядами, улыбается. Они — близко-близко. Даже чересчур.              Джуён.              Он сегодня одет официально: графитового цвета костюм с тонкими полосами, такая же жилетка на голое тело и простёнькая чёрная подвеска. Недавно обесцвеченные волосы расчёсаны и уже касаются плеч — отросли за год.              По нескромному мнению Чонсу, Джуён в этом образе не только невероятно красив, но и напоминает ему ангела. Лично в его случае — ангела смерти: Чонсу прекрасно осведомлён, что если Джуён одет официально, это значит, что он был в штабе. Значит, что посещал босса, о чём-то с ним разговаривал.              И видимо из их беседы ничего хорошего не вышло, раз Чонсу не услышал ни единого звука, пока не почувстовал дуло пистолета у затылка.              Но Джуён... Джуён, кажется, всё-таки что-то переиграл в своей голове, раз не выстрелил в первую секунду.              Хорошо это или плохо — покажут следующие пять минут их тесного общения.              — Ты, — Чонсу фыркает. — Я не могу понять, что за игры ты опять устраиваешь.              — А ты как думаешь? — Джуён улыбается так, будто ни разу не снимал оружие с предохранителя. Будто невидимый шлейф металла от огнестрельного не въелся в кожу на его руках.              — Я думаю, что ты придурок: вломился в мой дом без приглашения, сделал это как можно незаметнее, чтобы потом наставить на беззащитного меня пистолет, а теперь — вести разговоры?              — Беззащитного? — Джуён коротко смеётся. — Ты даже ночью делишь кровать с пистолетом, а не со мной.              У Чонсу спирает дыхание, когда свободная рука Джуёна вдруг ныряет за полы его пиджака и знающе шарит в районе пояса, нащупывая заткнутый ствол.              — С тобой спать опаснее.              Джуён весело сощуривается:              — Если только самую малость.              Чонсу внимательно смотрит ему в глаза и наконец что-то находит, расслабляется. Джуён может шутить и дурачиться с жертвами, сбивая их с толку, а потом при малейшем ослаблении бдительности тут же застрелить. Но сегодня, кажется, эта схема у него не в планах, и Чонсу не хотят убивать. Пока.              Он в полной мере осознаёт это и отступает. Ослабляет хватку на чужом запястье, делает пару шагов назад, и рука Джуёна безвольно выскальзывает из-под его пиджака. С ещё одним пистолетом. За поясом у Чонсу пусто — и когда только успел?              Чонсу со вздохом зачёсывает чёлку назад и оглядывается на панорамные окна в гостиной, разглядывая сквозь них простирающийся бурный город в ясный день. На улице стоит неимоверная жара как и всегда летом, благо кондиционеры в квартире отлично справляются со своей работой.              Несколько шагов до кухонного островка и Чонсу ныряет за небольшое подобие барной стойки, открывает мини-холодильник и роется среди весело позвенькивающих бутылок. Ещё нет и полудня, но пожалуй, после тех минут под прицелом с поджавшимися внутренностями и двойной дозой стресса он может позволить себе немного расслабиться.              Чонсу достаёт новенькую, невскрытую бутылку и присвистывает:              — Будешь бренди? По виду дорогое. Наверное, подарок от босса в честь успешной миссии или чего другого, — он едко улыбается при этом предположении. Напряжение резко спадает.              — Нет, спасибо, — Джуён качает головой, усаживаясь за высокий барный стул у стойки. В своей излюбленной манере закидывает ногу на ногу — они у него тощие, просто спички. — Ты же знаешь, я не пью.              — Моё дело предложить, — Чонсу ничуть не обижается, ожидая этого ответа. Он достаёт два стакана и плескает на дно одного алкоголь, вновь оглядывается на Джуёна: — Тогда сок?              — Пожалуйста, — его карие глаза — самые невинные в мире.              Пока Чонсу возится за кухонным островком, Джуён играется с двумя пистолетами, в шутку прицеливаясь куда-нибудь в панорманое окно или модный светильник, щёлкая курком, но никогда не снимая с предохранителя. Больше всё это представление — пощекотать нервы Чонсу и в очередной раз поддразнить его за чрезмерные хлопоты о порядке и интерьере квартиры.              Когда перед ним появляется стакан с апельсиновым соком, поддразнивания быстро надоедают Джуёну, и он отбрасывает стволы на дальний край столешницы. Опирается на локти, наклоняясь, и делает небольшой глоток.              Чонсу тоже отпивает совсем чуть-чуть, морщась от крепости, и опускает взгляд на Джуёна. Костюм ему свободен и жилетка чуть отвисает, позволяя увидеть плоскую грудную клетку и очерченные рёбра. Чонсу фыркает и отводит взгляд: он не уверен, специально ли делает это Джуён или опять — по случайности.              — Это правда? — вдруг спрашивает тот, и в голосе его ни капли шутки. — Ты правда предал организацию, на которую работал последние пять лет?              Чонсу чуть хмурится, опираясь одной рукой на стойку, и вновь отпивает.              — Да. У меня через три часа рейс в Тайланд. Думаю осесть там на время.              Джуён сверяется с временем на часах и хмыкает:              — Почему вдруг так? Я думал тебя ценили за преданность.              — Ценили, но условия работы... — он опрокидывает остатки бренди в себя, алкоголь обжигает горло. — Изначально я пошёл туда, чтобы заработать хоть что-то и не умереть с голода. Но полтора года назад захотел уйти: знаешь, деньги теперь не проблема и хочется чего-то более спокойного, может остепениться, — пожимает плечами. — Мне не позволили, сказали, что я уже слишком много знаю, чтобы вот так просто уйти. Начали угрожать. Стало очевидно, что теперь мне надо было начать собирать компромат на организацию, чтобы иметь хоть какой-то контроль.              — Тогда зачем так долго ждал? Мне кажется, ты мог с лихвой насобирать компромата всего за полгода.              — А я и хотел уйти раньше, но потом пришёл ты.              Джуён улыбается этой своей улыбкой, от которой Чонсу каждый раз чувствует себя нездоровым. Чувствует астматиком с приступами тахикардии и головокружения.              Он обходит стойку и встаёт рядом с Джуёном, осторожным движением заправлет чужую прядь за ухо. Тот поднимает голову и устремляет на него взгляд щенячьих глаз.              — Тогда почему именно сейчас? Я же никуда не собирался уходить. Налюбовался и решил бросить меня? — Джуён допивает остатки сока, сглатывает, кадык его подёргивается. Язык проходится по влажным губам.              — Почему сразу бросить? Я не мог знать наверняка, но на рейс у меня два билета.              Глаза Джуёна загораются. Он резко встаёт со стула, не разрывая их зрительного контакта.              Они — близко-близко.              Между ними — запекающиеся чувства. Облить бензином, пустить искру и поскорее отойти в сторону, чтобы не задело.              — В тебе нет ни капли верности, — Чонсу усмехается, наклоняясь ближе. Их дыхание смешивается, становится будто бы гуще, интимнее.              — К тебе есть, а к начальникам в просторных офисах небоскрёбов — к ним нет, ты прав, — Джуён смеётся, запрокидывая голову, а Чонсу всё ещё смертный, всё ещё простой человек, поэтому не удерживается от того, чтобы приникнуть к чужой открывшейся шее. Поцеловать. Укусить. Облизнуть. Чужое дыхание сбивается, тонкие холодные пальцы — зарываются в волосы Чонсу, перебирая и поглаживая пряди, оттягивая у самых корней.              Чонсу осторожно подталкивает Джуёна сделать несколько шагов назад, а когда его спина упирается в стену, тянет за шлевки на чужих брюках, прижимая к себе, стирая расстояние между ними. Оба задыхаются от прикосноваения, притираются, а потом наконец — целуются. Вкус бренди и сока смешивается на губах.              Джуён... Его никогда нельзя было назвать преданным сотрудником, ни в одной из многих организациях, в которых он так или иначе работал. Голодное детство на опасных, выженных солнцем улицах Тэгу сильно сказалось на нём и вынудило пойти в преступность. С возрастом подняться по улитой кровью карьерной лестнице и стать ценным человеком в узких кругах. Точность в выполнении миссий, бесшумность, привлекательная внешность и безобидный на первый взгляд вид — он идеально подходил как для тихой расправы, так и для шпионажа. Впервые Чонсу встретил его год назад в главном штабе в кабинете босса. Уже тогда это была четвёртая организация, частью которой стал Джуён. Предыдущие три по разным стечениям обстоятельств развалились почти сразу после его ухода. В их сфере деятельности очень ценится по-настоящему собачья верность, но Джуён каждый раз как-то обходил это качество, не вызывая особых подозрений и недоверия.              Джуён восхитительный — Чонсу верует в него почти как в бога. Рассчетливый при выполнении заданий, но не жестокий — просто холодный и отстранённый. При этом не потерявший детскую ребячливость и простодушность, чувствительность. Чонсу в глубине души точно такой же и, наверное, поэтому их так притянуло, примагнитило друг к другу год назад.              — Так что, поедешь со мной? — сбивчиво спрашивает Чонсу в коротких перерывах между влажными поцелуями.              Джуён остраняется на пару сантиметров, делая шумный вдох, утирая слюну с губ тыльной стороной ладони. Цвет его радужки густеет, подёрнутый страстью, зрачки расширены. Улыбка трогает кончики губ:              — Мне приказали убить тебя и желательно помучительнее, а не спать с тобой, но, — Джуён прерывается. Чонсу ощущает, как под ладонью чужое сердце заходится в быстром ритме. — Но твоё предложение заманчивее.              — Люблю тебя, — Чонсу чмокает его в щёку, ощущая себя самым счастливым человеком на земле, а Джуён тает от этих слов и касаний.              Чонсу осторожно снимает с него пиджак и отбрасывает. Тот приземляется на спинку дивана, и что-то в нём звонко гремит металлом — холодное оружие. Это привычно и понятно, поэтому совсем не пугает Чонсу. Сейчас его больше захватывает открывшийся вид: зацелованные, припухшие губы, раскрасневшиеся щёки, спутанные волосы, тяжёлый взгляд из-под ресниц. Обнажившиеся плечи, тонкие руки. Чонсу оставляет поцелуй сначала на чужой кисти — нежный-нежный будто у них только конфетно-букетный период. Потом вереницей касаний губ поднимается выше по руке к острому плечу. Джуён сорванно дышит: чувствительный, чувственный, прекрасный. Как и всегда.              — Сколько, ты говоришь, осталось до вылета? — голос Джуёна срывается, и он коротко вскрикивает, когда Чонсу резко разворачивает их, подталкивает к центру комнаты, а потом опрокидывает на мягкий широкий диван. Прямо перед панорамными окнами.              — Чуть меньше трёх часов, — короткий взгляд на висящие на стене часы.              — Успеем? — светлые волосы Джуёна разметались по серой обивке. Рёбра и ключицы кажутся отчётливее от быстрых, загнанных вздохов.              Чонсу на пару секунд замирает над ним, впитывая чужой образ глазами, отпечатывая на подкорке памяти, прежде чем наконец — расплыться в бесконечной нежности:              — Конечно.              Джуён улыбается, обхватывая руками его шею и притягивая ближе.              Весь мир, кажется, может и подождать, пока они дарят друг другу любовь.       Обмениваются жаром тел.       Кипящей кровью.