Перенос

***

      Он чувствовал себя уставшим и разбитым. За последние десять дней он устал, по ощущениям, больше, чем за предшествующую им половину года. Его мышцы ныли из-за возвращению к неподвижности, вызванной отсутствию из-за семейных волнений тренировок и многочасовому обсуждению будущего в целом и планов на этот конкретный день в частности. Его голова едва не раскалывалась от чрезмерной умственной и эмоциональной нагрузки. Он хотел только одного — спокойно отдохнуть, ни о чём не думая, ни о чём не переживая.       По площади, где всё ещё бушевало пламя, медленно, тяжёлым шагом, чуть пошатываясь от то ли усталости, то ли просто старости шёл тот, кого всего несколько лет назад он называл своим отцом. Он, стоящий сейчас перед теми, кто победил CEDEF и десятое поколение чёртовой Вонголы, опирающийся на трость и едва ли не напрямую провоцирующий их, казался, несмотря на ситуацию, вполне себе спокойным. На его лице замерло обезумевшее выражение лица, в котором смешалось, казалось бы, несочетаемое — океан уверенности в себе и море уязвлённой гордости, страх, гнев и толика горя. — Дон Мерджер, — поздоровался старик, отойдя от своей охраны и остановившись в нескольких метрах от Тсунаёши и Реборна. — Отпустите Массимо. — Нет.       Младший Савада явно недовольно выпрямился и, приветсвенно кивнув Занзасу и Его хранителям, обратил всё своё внимание на Тимотео, который уже начал откровенно морщится, хотя всего несколько мгновений назад казался абсолютно уравновешенным. Он, не скрывая ничего: ни своего неравнодушия, ни своих мыслей и чувств, ни своей усталости — подошёл к старику, просто закатив глаза на демонстративные движения хранителей Ноно, приготовившихся защищать своего чёртового Босса. — Нет, — повторил парень снова, на этот раз, глядя прямо в глаза Боссу Королевской Семьи, без даже грана страха. — У меня из-за него столько проблем, — он широким жестом показал на себя, своих подчинённых и весь свой город. — А ты хочешь, чтобы я его отпустил? — Он мой сын, — попытался Тимотео, оперевшись на трость.       Подросток только усмехнулся широко, проведя языком по кажущимися слишком острыми зубам, и подкинул ногой не сильно большой и не особо маленький камень, легко поймав его. Обычный камень: неровный, некрасивый, неказистый — невзрачный, один словом — лежал в узкой ладони и выглядел совершенно не подходящим для этого, просто пачкая ранее чистую ткань белых перчаток. — А это, — Тсуна подкинул камень в руке, снова поймав его. — Мой отец, — он показательно уронил его обратно на землю и улыбнулся, скрыв оскал за миловидным изгибом губ и ямочкой на щеке. — Итак, мы поняли, что мне плевать на узы крови. Есть ещё варианты?

***

      Наследник Королевской Семьи больше не мог радоваться приходу своего отца, который всегда решал его проблемы, какими бы сложными они не были. Сейчас старший Скайрини не мог помочь своему сыну, как бы ни старался — Мерджер просто отказывался его слушать, настаивая на убийстве нарушителя границ его территории. Строго говоря, Массимо сомневался, что молодое небо вообще хоть кто-нибудь мог убедить.       Он был сильным и упрямым — что было, мягко говоря, опасным сочетанием. Он отказывался слушать, отказывался смягчать выбранное наказание, отказывался, отказывался, отказывался… Парень не хотел идти навстречу Вонголе, не желал иметь с ней ничего общего и был готов практически на всё, лишь бы Королевская Фамилия от него отстала. На всё, кроме мягкости к преступившим черту. На всё, кроме мягкости к тем, кто посягнул на то, что принадлежит ему.       Лежащие на земле окровавленные тела, изрезанные, избитые и словно разорванные дикими зверьми, подтверждали эту мысль, не двигаясь. Валяющийся на земле камень, который совсем недавно был человеком и от которого до сих мерными волнами исходило слабое, но всё ещё чувствующееся пламя, подтверждал эту мысль, не двигаясь. Он сам, обездвиженный, удерживаемый вместе со своими хранителями тремя подростками, слышащий попытки своего отца отговорить юношу от его убийства, подтверждал эту мысль.       Двое бывших аркобалено больше даже не смотрели на Массимо, как бы он ни рыпался, сколько бы раз ни вызывал к ним, прося о помощи, что бы ни обещал взамен. Похоже они и вправду были напрочь очарованы Стражем Омерты, не замечая вокруг себя кого-то лучше, кого-то больше похожего на всеобъемлющее небо, готовое поделиться со всеми. — Да почему нет? — всё-таки вспылил Девятый. — Почему ты так цепляешься за этот город? — Я «цепляюсь» не за город, — не согласился Примо Мерджер, покачав головой. — Я «цепляюсь» за своё право иметь что-то, что бы принадлежало только мне, — он раскинул руки, будто пытаясь обнять весь Намимори, и сжал кулаки. — И я не потерплю попыток отнять что-то, что принадлежит мне. — Хорошо, накажи Массимо, — кивнул старик обречённо, поджав губы. — Но зачем же его убивать? — А он не поймёт, — усмехнулся юноша. — Ты поймёшь, поймёт Твоя Семья, поймёт Альянс, но он… — он повернул голову в сторону младшего Скайрини и усмехнулся. — Он будет продолжать пытаться забрать Моё солнце и мой ураган, потом захочет ещё кого-нибудь, — парень оскалился и снова повернулся к Главе Вонголы. — А я не хочу никого отдавать.

***

      Тсунаёши ухмыльнулся, обнажив зубы и миловидно прикрыв глаза, подражая Бьякурану, всегда умевшему привлечь к себе внимание, зажёг на своём кольце пламя, и уверенно заговорил, завершая затянувшийся уже спор. — Я официально требую смерти Массимо Скайрини. — Это мой сын, — повторил Ноно, опустив глаза и окончательно смирившись с судьбой, потеряв всякую надежду на мирное решение конфликта. — Это милосердие, — покачал головой Савада и махнул рукой, демонстрируя.       Слетевшие с пальцев юноши почти прозрачные кристаллы мгновенно превратились в немаленькую ледяную глыбу, остановившись в миллиметре от кожи Койота, стоявшего ближе всех к своему Дону. Лёд подчинился его короткому властному движению и разросся в разные стороны, почти мгновенно создав высокое заграждение, отделившее два неба от свидетелей их диалога. — Или ты хочешь, — Тсуна грациозно опустил руку, и ограда, подчинившись невысказанному приказу, затрещала и рассыпалась на снежинки, красиво искрящиеся в дневном свете. — Чтобы я поступил с ним так же, как ты с другим своим сыном?       Следом парень зажёг кольцо земли, вызывая к силе гравитации и заставляя пыль и редкие валяющиеся на площади камни парить в воздухе, вибрируя в такт его пульсу, поднимаясь и опускаясь в такт его дыханию. Красноватые ленты символов, закружились вокруг его ладоней, но вскоре замерли в одном положении, начав сначала сжиматься вокруг его запястий, а потом напротив — резко разлетевшись в разные стороны, заставив всю грязь снова упасть на землю с тихим гулким ударом. — Или, может, — спросил Тсунаёши. — Ты хочешь, чтобы я сделал с твоим обожаемым сыном то же самое, что я сделал со своим дорогим отцом?       Огонь, невидимый раньше, а только ощущаемый, стянулся к своему владельцу, как капли воды по тонкой плёнке постепенно скатываются в одну точку, и, засиял оранжевым на обтянутых белой тканью пальцах, постепенно становясь всё темнее. Изначально рыжее пламя быстро меняло цвет, сначала искрясь янтарной гармонией, потом краснея и переливаясь карминовой гравитацией, а потом и вовсе почернев до морозного мрака, напоминая беззвёздную ночь. — Или ты хочешь, чтобы я поступил с ним так же, как вы с моим папашей поступили со мной?       Савада хмыкнул, быстро вытащил из кобуры пистолет, крутанув его на пальце, направил его на Наследника Королевской Фамилии и, взглянув на уставшего старика, которого почему-то до сих пор считали сильным, нажал на спусковой крючок. В теплом майском воздухе прозвучал выстрел, а спустя мгновение за ним последовал негромкий в сравнении с первым звуком удар упавшего на асфальт тела. — Реборн, — легко приказал юноша, и ещё шестеро атрибутов упали на землю, не успев прочувствовать потерю своего неба. — Спасибо.

***

      Меньше всего ему сейчас хотелось стоять на площади посреди Намимори под взглядами Девятого поколения Вонголы, ждущих от него определённого ответа явно не желающих слышать ничего иного. — Ты же хотел стать Боссом? — подначивал его Тимотео мягким голосом. — Да! — энергично поддакивал Ганауче. — Ты же даже из-за этого пытался свергнуть своего отца с трона. Он хотел просто побыть со своим мусором в особняке Варии — дома — попивая дорогой алкоголь, тренируясь или, возможно, даже просто проводя с ними время.       Занзас никогда бы не подумал, что когда-нибудь его — человека, в котором не было «Королевской» крови, будут буквально уговаривать стать главой Королевской Семьи мафии, не позволяя ему даже слова сказать. Его хранители, так же, как и он сам, удивлённые, конечно, окружили его, не позволяя никому приблизиться, чтобы у него было хотя бы несколько минут на раздумия, но сама ситуация была комичной.       Мелочь, выросший за последние несколько месяцев восстанавливал силы, Пользуясь передышкой в диалоге с Ноно и сочувствующе смотрел на Босса Варии, но хотя бы не пытался подтолкнуть его к какому-то решению, в отличие от Вонголы. Тсунаёши вообще был странно спокоен после того, как разобрался с угрозой в лице Массимо и Его хранителей. Невозмутимость почти ребёнка должна была, по-хорошему, пугать, но она только заставляла уважать парня.       Он не был напуганным, не был расстроенным; в нём не было ни грана отрицательных эмоций — только плещущееся, точно волны в океане, равнодушие, чувствовалось в его пламени, до сих витающем в воздухе. Савада словно знал, какой итог будет у разговора, или был готов ко всевозможным последствиям этого разговора, не важно, чем он закончится. — Мы все хотим просто разойтись по домам, — негромко подтолкнул Тсуна его к ответу. — Давай заканчивай с этим, ок? — Когда он меня разморозил, — широко усмехнулся Занзас, решившись наконец. — Он спросил, не хочу ли я, как и все небеса свободы, — он жестом приказал выпустить его из круга и подошёл к двум Донам, встав напротив них, наравне с ними. — Я хочу.       Глава Варии зажёг на руке пламя ярости, не собираясь больше скрывать ни ураган, ни небо, в его составе; не собираясь больше подчиняться человеку, который испортил жизнь двум детям, просто потому, что они могли помешать одному из его кровных сыновей занять кровавый престол; не собираясь больше защищать его. Его огонь, слишком светлый, похожий по цвету больше на мёд, нежели на янтарь, светился всё ярче впитывая гнев своего хозяина, его разочарование и преобразуя негативные эмоции в силу и жар. — Я отказываюсь от трона Вонголы и создаю свою собственную Фамилию, — серьёзно произнёс Занзас. — Вария отныне независима.