Перенос

***

      Деймон просто не мог сдержать смех, наблюдая за потомком Козарта, рыдающем навзрыд. Его смешанные с землёй слёзы падали в грязь, буквально ничего не меняя. Красные волосы мальчишки были всклокочены и напоминали больше мочалку, чем что-то, что могло хотя бы издали быть похоже на причёску.       Большая часть крохотной, после резни семь лет назад, фамилии корчилась от боли, раненые и разочарованные, а их босс не мог ничего сделать ни для них, ни для себя. Более старшие же и наверняка куда более опытные мафиози были отправлены туманом собирать его вещи, когда он понял, что ни один из детей не собирается сражаться со своими же.       Спейд раздражённо поморщился — даже ему уже надоели крики, мольбы и плач подростков, не просто неспособны защитить себя, а абсолютно бесполезных. — Пора заканчивать с этим чёртовым цирком, — протянул он, поднявшись со своего места. — Это уже попросту скучно.       Энма беспомощно открыл рот, но, не найдя ничего, что мог бы сказать, закрыл его, щёлкнув зубами и поморщившись от собственного бессилия. «Он похож, — подумал мужчина, упиваясь вновь вспыхнувшим в ужасе слабым пламенем. — На выброшенную на берег рыбу, — он зажёг огонь и довольно улыбнулся. — Такой же никчёмный». — Ты же не собираешься… — шокированно всхлипнул парень даже не пытаясь, однако, подняться с земли. — Ты не можешь! — он отвратительно шмыгнул носом и закашлялся, подавившись собственными соплями. — Мы же в союзных отношениях с Вонголой!       Изначальный план, по которому так называемый Десятый Босс Королевской Семьи должен был самолично уничтожить этих глупых детишек был быстро забыт по одной простой причине — это было слишком долго. А Деймон, вооружившись кольцами Шимон, мог сделать в разы, даже в десятки раз быстрее. Но результат при этом был совершенно тот же самый.       Всё так же подавленный из-за смерти своих друзей Козато был бы в натуральной ярости. Всё так же он направился бы мстить предавшей его Фамилии-сюзерену, с помощью силы гравитации причиняя невообразимые разрушения. Отличие было только в имени того, на кого пала бы бóльшая часть гнева мальчишки, но это было несущественной мелочью, о которой туман отказывался переживать. — Ты действительно думаешь, что мне не плевать? — пропел он, отвечая на восклицания подростка, которые и не требовали ответа. — О, — как будто осознав что-то, усмехнулся Спейд. — Или ты имеешь в виду, что ты мне помешаешь? — он размял плечо и направил разноцветное пламя на уже почти мертвецов. — Но как?

***

      Огонь, настолько грязный, что казалось, словно в нём смешались несколько пар диаметрально противоположных цветов, нарочито медленно тёк по воздуху. Огонь, неестественный, ненормальный и определённо не природный, постепенно приближался к уже изломанным, но пока ещё живым Его хранителям. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шёпотом молил Энма неизвестно кого и непонятно зачем, не в силах говорить в полный голос. — Пожалуйста!       Он прекрасно понимал, что просить о пощаде Саваду бесполезно — тот явно не желал проявлять милосердие — а кроме него рядом никого не было. Точно так же прекрасно он понимал, что никакая высшая сила, если она хотя бы существует, не поможет своим ни на что не способных подопечных. «Если что-то Всевышнее и вправду существует, — пронеслась глупая мысль в голове Босса Шимон совершенно не к месту. — И оно на нашей стороне, — он с ужасом наблюдал, как пламя вплотную подобралось к Шитоппи-чан. — То оно бы просто не позволило этому случиться».       Даже такой глупец, как он, мог с лёгкостью понять, что в этой ситуации ему остаётся только одно — смириться и надеяться, что его друзья умрут быстро. Козато попытался закрыть глаза; но огонь, странный и страшный, грязный и ненормальный — неправильный — не позволил мальчику даже этой малости. Пламя, серо-чёрно-синеватое, попросту заставило его открыть глаза и, практически не моргая, наблюдать за смертями самых дорогих ему людей.       Сначала окончательно замерла Шитт П, когда почти прозрачный грязно-зелёный осколок техники Емицу, похожий больше на жидкость, чем на огонь, быстро разъел её кожу и часть мышц. Потом в последний раз выдохнул Аоба, задушенный бесчисленным количеством прилетевших непонятно откуда листьев — как свежих весенних, так и уже отживших своё осенних. Затем Адельхейд внезапно закашлялась, задрожала и, словно спасаясь от холода, сжалась в комок. В таком положении она и застыла, побелев и так и не закрыв остекленевшие глаза.       Оояма и Каору и вовсе лишь едва слышно вскрикнули и тоже полностью прекратили дышать, оставляя подростка наедине с внешним советником. — Ну вот и всё, — рассмеялся мужчина. И в эту же секунду последняя связь, за которую Энма так держался, лопнула, разлетевшись в его подсознании на триллионы крохотных песчинок. Джули тоже был мёртв. — На, Босс Шимон, — усмехнулся Савада, кинув в грязь одно из колец, принадлежащих Семье, от которой больше никого почти не осталось. — Пожалею тебя, — он посмотрел на парня сверху вниз и поморщился от отвращения и исчез в ворохе иссиня-чёрного пламени. — Надо же, в конце концов, помогать сирым и убогим.

*

      Ему было так холодно, так ужасно холодно. Он чувствовал так, будто ледяные кристаллы росли внутри него, прорастая из сердца и распространяясь по всему его телу. Лёд, казалось, постепенно заковывал в свои цепи всё больше и больше тела уставшего и обессиленного подростка. Он промораживал не просто «до костей», он захватывает в холодный плен даже саму душу мальчика.       Ребёнок не мог пошевелиться — все его мышцы задеревенели, словно вокруг него кружилась суровая февральская метель, несмотря на то, что на дворе было настолько тепло, что даже его постоянно мёрзнущий друг сегодня ходил в растёгнутом пиджаке. Воздух — абсолютно не соответствующий погоде на улице — настолько морозный, что, казалось, прилетел каким-то образом с Арктики или Антарктики, касался его оголённой кожи и как будто покрывал её толстым слоем нетающего от тепла тела инея.       Слабый, тусклый и почти такой же холодный, как неправильный воздух и ненастоящий лёд, совершенно не согревающий своего хозяина — словом, такой же никчёмный, как и его владелец, огонь постепенно угасал. «Интересно, — подумал парень, медленно моргая. — Умру ли я, — он чувствовал боль в глазах и соль во рту. — Если он окончательно исчезнет».       Подросток не чувствовал ни капли грусти, ни грамма отчаяния, ни одной — даже самой маленькой — частицы каких-либо ещё отрицательных эмоций, которые, наверное, должен был испытывать при мысли о собственной смерти. Напротив — он ждал своей кончины. Он знал неизвестно откуда, что просто не выживет один в этом холоде. Тем более он не сможет справиться с этим льдом один.       Мальчик просто не мог этого не знать. Это было очевидно, и, к тому же, это было записано у него на подкорке рядом с другими уже ненужными ему знаниями. «Земля — это отражение небес, — прочитал он выгравированную в его подсознании фразу и словно переписанную из какого-то учебника фразу. — А ни одно небо не может жить без хранителей».       Юноша ощущал бесшумно плещущуюся в нём, как вода в океане, усталость и лениво окутывающее его одиночество, которые почти беззвучно шептали ему, сводя с ума своими знакомыми-знакомыми голосами. Они звали его с собой, уговаривали его присоединиться к ним, молили его не оставлять их одних в этом новом и таком странном месте. Они говорили, что понимают его, твердили, что прощают его и что абсолютно не винят его в том, что отныне они никогда не будут здесь.       Ребёнок уже запутался. Перед его глазами уже так сильно плыло, что даже верх и низ смешивались. Он больше не понимал, что такое «здесь», и где оно находится. Он совершенно не понимал, где это «новое странное место». Единственное, что парень мог сказать наверняка, это то, что сейчас он находился в «здесь», что ему было очень больно и нестерпимо холодно, и что он очень сильно хотел оказаться в том другом, «новом и странном», месте.       Оранжево-красный осколок едва тёплого пламени испускал слабые, словно предсмертые искры, и пытался задобрить своего обладателя, пытался спасти себя и его, пытался заставить его остаться «здесь». Мороз же напротив усиливался, негромко потрескивая, заставляя подростка только сильнее желать сбежать к остальным, которых он знал, но почему-то не помнил.       Лицо уже почти взрослого юноши, как будто вновь ставшего маленьким мальчиком, невыносимо горело, заставляя ненастоящий иней таять, а неправильный холод отступать. Не просто тёплые и даже не просто горячие, а обжигающие слёзы, скатывались по его замёрзшим щекам, отрезвляя и одновременно заставляя ещё сильнее хотеть уйти из «здесь».

***

      Интуиция замолкла, и Тсунаёши сжал челюсть, скрипнув зубами. Эта тишина могла значить лишь одно — он не успел. Больше не было смысла спешить, теперь он мог пройтись пешком и восстановить силы, наслаждаясь тишиной вокруг него и в его голове. «Вот только я не хочу заставлять Энму ждать, — подумал Савада, поморщившись от боли. — Особенно учитывая, — он вздохнул и вновь перешёл в гипер-режим. — Что это моя первая и последняя с ним встреча».       Спокойствие острова завораживало, оно замедляло ускорившее свой ритм из-за физических нагрузок сердце и успокаивало взбунтовавшиеся эмоции. Словно созданный кем-то искусственно покой призывал сесть куда-нибудь и не двигаться, не тратить энергию — просто созерцать практически нетронутую человеком природу. Остров словно пытался удержать своих очень не многочисленных обитателей и делал всё, чтобы прибывшие на него чужаки тоже остались с ним навсегда. — Львёнок? — подал голос только что приземлившийся Джессо. — Куда дальше? — Обратно в воздух, — ответил небо, стряхнув с себя этот прилипчивый морок. — Я проведу, — он взлетел и прищурился, нежась под тёплым солнцем, пока есть время. — Но можно больше не спешить так сильно, — юноша дождался, пока его попутчик присоединится к нему, и продолжил. — Теперь тут спокойно.       И правда. На территории Шимон не чувствовалось ни грана чужого пламени. Только невыносимо слабые отголоски огня Козато и отблески пламени Его уже мёртвых хранителей искрились над землёй, рядом со своими обладателями. Ни Спейда, ни его марионеток, ни уж тем более Като Джули, в теле которого, скорее всего, сейчас находилась душа тумана первого поколения Вонголы, на острове не ощущалось.       Собственный же огонь Примо Мерджер яростно горел, обвиваясь вокруг пяти прочных разноцветных канатов уз, усиливая их и посылая по ним тепло и жар. Тсуна даже не хотел представлять, какого это потерять всех хранителей разом. Он не желал воображать эту всепоглощающую боль и этот ужасный и ужасающий холод, пробирающий до костей даже в самый жаркий день. «Лишь одно радует, — пронеслась в голове юноши шальная мысль. — С этим… Нет, не так, — он покачал головой, оглядывая сушу под собой. — Без этих связей долго не прожить».

*

      Энма лежал на земле в позе эмбриона и дрожал от нестерпимого мороза, скорее всего, иглами врезающегося в кожу, крупными кристаллами вгрызающегося во внутренние органы и мышцы и инеем покрывающего уже уставшее сопротивляться пламя. Губы Козато беззвучно шевелились, проговаривая одно единственное и такое знакомое Саваде слово. Ему даже не нужно было уметь читать по губам, чтобы по слогам прочитать с чужого сморщенного от боли лица: «Хо-ло-дно».       Шаги неба были мягкими и неслышными — он, будто находясь рядом с больным ребёнком, не хотел его тревожить, а потому приближался хоть и быстро, но абсолютно бесшумно. Бьякуран так и вовсе остановился на почтительном расстоянии, позволяя старшему парню самому разобраться со своим знакомым-но-незнакомым и облегчить его знакомую-но-незнакомую боль. — Эй, — тихим-тихим голосом позвал землю Тсунаёши, присев перед ним и осторожно повернув того на спину. — Как ты? — он аккуратно потормошил почти ребёнка за плечо. — Что здесь произошло? — Холодно, — прохрипел обессиленный Энма. — Так холодно… — Я знаю, — горько улыбнулся парень, кивнув. — Но ты должен попытаться рассказать мне, что случилось. — Но зачем? — сипло спросил подросток. — Я помогу.       Козато говорил медленно, то и дело сбиваясь с событий на свои чувства, а с них снова на то, что происходило на его территории совсем недавно. Его голос дрожал от эмоций и несуществующего мороза. Его руки подрагивали, когда он хотел показать что-то жестом, но попросту не мог пошевелить и пальцем. Он всё говорил и говорил, по пути сначала прося, потом умоляя, а затем и вовсе требуя если не убить Емицу, то хотя бы забрать у него кольца и вернуть их на Родину. — Я клянусь своим пламенем, — серьёзно проговорил Савада. — Я отомщу за тебя и за Твоих хранителей. — Холодно, — перескочил внезапно Босс Шимон на другую тему. — Так холодно и больно, — почти в точности повторил он свои первые сказанные небу слова. — Я знаю, — горько улыбнулся парень, кивнув.       Жизнь Энмы заканчивалась. Он больше не мог ни на чём сосредотачиваться. Теперь, когда бремя мести за свою Семью спало с его плеч, он был готов уйти из «здесь» в «новое и странное место». Тсуна прекрасно понимал это, потому и поклялся так легко. Его слова предполагали только месть, и он был рад, что Козато сейчас слишком не в себе, чтобы настаивать на смерти внешнего советника. — У меня есть идея, — тихо пробормотал юноша, зажигая на фамильном перстне янтарный огонь. — Лучше? — спросил он, когда его пламя ярко-рыжим пожаром хватило тело ребёнка. — Намного, — довольно улыбнулся земля, щурясь, как будто смотрел на солнце. — Это хорошо, — почти беззвучно прошептал Савада, с трудом сдерживая слёзы. — Скажи, если будет слишком горячо.       Одежда последнего и уже бывшего Босса Шимон тлела, а светлый невесомый пепел разлетался по всей поляне. Оранжевый огонь продолжал превращать всё в пепел. В конце концов, от ставшего замёрзшего подростка и его измученных друзей не осталось ничего, кроме пепла. Он бесшумно кружил над островом, не паднимаясь особо высоко, но и не собираясь опускаться в ближайшее время.