Перенос

***

      Снежные хлопья беззвучно падали на давно уже остывшую, спрятанную под белым покровом землю. Словно маленькие обрывки облаков, снежинки, подгоняемые ветром, тихонько летели над городом. Белый ковёр, который, вполне возможно, растает через пару дней, покрыл уже, наверное, весь Намимори. Он тихо скрипел под тяжёлыми зимними ботинками, покрываясь всевозможными следами. Улицы города блестели и сверкали, переливаясь под лучами декабрьского солнца. Дома же напротив — будто бы спрятались, укрывшись за небольшими сугробами.       Мальчик — как его называло Небо — вновь, как и множество раз до этого пришёл в бар утром. На этот раз он пришёл не просто так, он пришёл с письмом. Они были не всегда. Иногда два раза в неделю, иногда наоборот — раз в две недели. Но их всегда приносил он. От писем всегда веяло теплом и бескрайним небом. Его будто мягко укутывали, окружая приятным теплом и ярчайшим, словно источаемым звёздами, светом. Пламя еле заметно, так, как нужно, просачивалось в его душу, проходя насквозь и проникая туда, где ритмично билось его сердце. Орган сжимался посредине грудной клетки, испуская голубые искры, согревающие его тело.       Почерк, которым были написаны эти письма, всегда был идеальным. Начертанные обыкновенной чёрной ручкой, которая есть, наверное, у всех людей, иероглифы аккуратно стояли в один ряд. Они все были одинаковы: одинаковый размер, одинаковый нажим. Они были одинаково идеальны. «Небо явно обучали, — подумал он в который раз, открыв письмо и вновь обнаружив идеально ровные строчки. — Но кому понадобилось обучать свободное небо?» Ответа на, на самом-то деле, логичный вопросы никто, кроме хозяина Намимори, наверное, не смог бы дать.       И дождю приходилось лишь медленно дышать, пытаясь обуздать любопытство и неуёмное желание найти небо. Найти, чтобы присягнуть ему на верность, и чтобы с того момента он всегда мог прийти по первому же зову.  — Осталось недолго, — прошептал мужчина в тишину вечера.  — Ага, — промычал мальчик, собирая в сумку учебники. — Вам всего-то нужно дождаться рождества, — он, как обычно, ушёл, не оборачиваясь, лишь на пороге остановившись на секунду. — Не разочаруйте Ками-саму, Ямамото Тсуёши-сан.

***

      Экран монитора неярко светился в темноте лаборатории. Выделенная на интерактивной карте область так и притягивала к себе взгляд. Ровный настолько, что было похоже, будто его циркулем чертили, немного блёклый внутри, но всё равно отливающий знакомым синим цветом, круг расположился прямо посреди Японии. «Туман, — долгий вздох покинул его лёгкие, когда он снова потёр уставшие и покрасневшие глаза. — Причём или невероятно слабый, или настолько же невероятно сильный, намного сильнее даже Вайпера».       Барьер — а это, скорее всего, был именно он — расположился чуть севернее Токио, и охватывал совсем немного, всего три-три с половиной километра в диаметре. В него не попадало никаких важных, для кого бы то ни было, построек. По крайней мере тех, о которых знал учёный. Возникало ощущение, что его создали просто от скуки. Что только подтверждало гипотезу о слабости тумана. «Вот только тогда бы барьер не выстоял и пары часов, — юноша задумчиво промычал что-то неразборчивое. — А этот стоит только при моём наблюдении уже почти неделю, и ему хоть бы хны».       Прохладный воздух вокруг него вибрировал. Он искрился от появляющихся то тут, то там крохотных молний. Он гудел от электричества пропускаемого сквозь него. Зелёные искры то и дело срывались с пальцев учёного, который всё никак не мог успокоиться и унять бушующее в нём любопытство. Его глаза блестели. Да, возможно, немного лихорадочно; да, возможно, как у постояльца сумасшедшего дома; но, если быть честным, разве он не сумасшедший? Разве он не безумец? Ведь он хочет пойти туда, где что-то прячет новый сильнейший туман и, по-видимому, его потенциальная смерть.       Рёв Каймана незамедлительно отвлёк юношу от вполне обычных для него мыслей. Крокодил неаккуратно тарабанил по полу, рыча и показывая мордой куда-то в сторону стола. На мониторе высветилось голосовое сообщение от урагана.  — Раз уж ты всё равно туда собираешься, — зазвучал из динамиков уверенный подростковый голос. — Прошу тебя, проверь, есть ли там что-нибудь, что может помочь мне в поисках. Учёный усмехнулся. Он знал, что Фонг не позволит себе потерять шанс на нахождение маленькой И-Пин, и сообщил ему о своём намечающемся небольшом приключении.  — Жди меня, Намимори!

***

       Он медленно открыл глаза, и последние остатки сна наконец-то развеялись. Его лёгкие снова горели. Они, как и весь его организм требовали кислорода, они требовали впустить в себя воздух, дать себе надышаться впервые за почти пять часов. Его шея опять затекла и теперь ужасно болела, как и всегда. Парень знал, что до завтрака он точно вряд ли сможет её повернуть или наклонить. «Говорят же, — он усмехнулся, осторожно поднимаясь с постели. — Что ко всему можно привыкнуть». И подросток действительно привык. В конце концов, это происходило уже далеко не в первый раз. «Нужен ведь всего двадцать один день, что бы сформировалась привычка?» — спрашивал он сам себя. И сам же себе и отвечал: «Они давно закончились. Они прошли больше трёх месяцев назад».       Он по обыкновению засыпал ближе к двум, иногда даже к трём, часам ночи. По обыкновению же просыпался через четыре с небольшим часа. Парень всегда просыпался как по будильнику за час до подачи завтрака. От скуки он однажды попытался посчитать секунды до еды, вот только сбился на трёх тысячах двухстах. Он всегда просыпался с затёкшей болящей шеей. Его позвоночнику было, видимо, неважно в каком положении он находился во время сна, главное утром начать приносить несчастья своему хозяину. Подросток никогда не запоминал снов, которые виделись ему все те долгие пять месяцев. Никогда. До этой ночи. «Что изменилось? — он раздражённо вздохнул. — Впрочем, это неважно». Где-то вдалеке послышалось почти неслышное копошение — это везли завтрак. Он, скорее всего, уже остыл и сейчас был похож то ли на непонятно из чего сделанное желе, то ли на переваренную кашу.       Всё здесь было не так, как в его сне. Вместо обжигающе горячего огня здесь практически арктический холод. Вместо пугающе громких гула и шелеста тумана здесь почти всегда стояла давящая на мозг тишина. Вместо несильного и приятного морского бриза — сметающие всё на своём пути северные ветры. Вместо слепящего глаза белого — глубокий, словно губка впитавший в себя весь негатив обитателей, чёрный. Вместо насмешки на его лице — опустошение в душе, невозможность вызвать даже крохи пламени и новая непреодолимая жажда мести. Мести тому ублюдочно светлому Ничтожеству.  — Осталось только узнать, — тихий, как и всё в это месте, шёпот невольно вырвался из его рта. — Кто он, чёрт возьми, такой?!