Перенос

***

      Тёмный, почти чёрный камень привычно холодил руку, давая понять, что подросток, как и всегда, успешно переместился. Зеркало привычно насмешливо отражало брызги крови на одежде, не показывая его лицо. Морозные потоки не то постоянно зимнего ветра, не то мёртвого пламени, били его в спину, подталкивая к кабинету герра. Воздушные ручьи свободно гуляли по всей тюрьме, изредка доводя редких посетителей и частых заключённых до нужного места или до нервного тика. Чёрные искры вспыхивали и исчезали, тая и растекаясь в холодных тенях. Пламя, словно по своему собственному желанию, патрулировало пустые коридоры, следило за обитателями огромного замка.       Тьма что замка, что его обитателей, не вгрызалась в юношу. Она лишь обволакивала его хорошо знакомым, но не ставшим от этого более приятным холодом. Мрак стражей омерты видел частицу себя же в чистом оранжевом небе. «Пламя ночи пробуждается у тех, в ком, несмотря на полное или частичное отсутствие связи с собственным пламенем, теплится желание жить», — это не раз доводилось ему слышать. И чувствовать. В конце концов, если бы не эти такие малые крохи чёрного и тёмно-рыжего огня, Тсуна вряд ли мог нормально существовать с полной печатью на небе. И так же навряд ли он смог бы потом использовать пламя, даже с растопленным льдом печати. «Можно сказать, — подумал Савада, в очередной раз свернув в другой коридор. — Мрак, в каком-то смысле, спас меня?»       Путь казался бесконечным, но подросток знал, что прошло всего пару минут. Холод, давящая на мозг тишина и практически полная темнота — всё это делало не такую уж и длинную дорогу чуть ли не вечной. Тихий, едва заметный, но всё равно раздражающий звук изредка врывался в уши, преследуя юношу. Неприятное хлюпанье раздавалось неравномерно, но следовало за ним по пятам. Парень чувствовал, что с его левой руки, как и с остатка шеи его задания до сих пор капала густая и тёмная, выглядящая, словно разлитая в океане нефть, кровь. Впрочем на полу не было видно пятен, да и стены замка — как и его обитатели — безо всяких сомнений, видели зрелища намного превосходящие какую-то там кровь, капающую с обезглавленного трупа. «Так что, — парень поднёс ладонь к глазам и прищурился. — Не думаю, что стоит об этом волноваться, — он безразлично встряхнул рукой и вздохнул. — Особенно, учитывая назначение комнат рядом со мной». — С возвращением, небо тринисетте, — протянул Бермуда, на секунду оторвавшись от документов. — Приветствую, герр фон Вихтенштайн.

***

      Повсюду бегали маленькие дети. Мальчики и девочки в ярких праздничных, как она понимала, одеждах тянули своих родителей за рукава. Они будто желали насладиться всем и сразу. Они вырывались из рук, они подбегали ко всем подряд, то ли желая похвастаться, то ли просто, чтобы выплеснуть энергию. Они не переставая разговаривали, лепетали что-то ей непонятное и радостно смеялись. Смех звучал повсюду. Но слишком «взрослая» для такого количества детей, и от того немного торжественная отчего-то обстановка и не думала исчезать. Дети важно поднимали головы, проходя мимо своих ровесников. Взрослые же гордо и слегка тоскливо улыбались, смотря им вслед, буквально провожая их взглядами. — Пап, пап! — мальчишка, её ровесник, наверное, почему-то абсолютно невежливо указывал на нёе пальцем. — А почему она в храм не идёт? «Что он говорит? — она едва слышно вздохнула, поразившись своей удаче. — Надо было всё-таки выучить японский перед поездкой сюда, — сощурившись, девочка попыталась получше разглядеть лицо пацанёнка, чтобы понять, чего он хочет. — Но я не знала, что попаду на какой-то праздник». Так сильно задумавшись и практически уйдя внутрь себя, она чуть было не пропустила следующую реплику ребёнка. Только голос Мастера, твердивший ей обращать пристальное внимание на всё неизвестное, заставил девочку всполошиться при звуке непривычного голоса. — С ней что-то не так, пап? — он, видимо, попытался усмехнуться, но получилось слишком размашисто, слишком по-детски. — Она ведь вроде бы одного со мной возраста. — Если так, — подал наконец голос мужчина, видимо отец ребёнка. — Значит она пойдёт в храм через два года, — он собирался закончить на этом, но что-то, что она не заметила — или попросту не увидела — побудило его продолжить. — Ты же знаешь, девочки празднуют в три и в семь, а мальчики в три и в пять.       На двух фотографиях, которую девочка осторожно достала из кармана, отойдя на приличное расстояние от улицы, на неё смотрела не то чтобы старая, но уже явно немолодая женщина. На первой она презрительно ухмылялась, глядя прямо в объектив камеры, чуть наклонив голову. Её кожа светилась от обилия хайлайтера, а на тонких плечах висела явно недешёвая меховая накидка. Она буквально излучала авторитетность и надменность. На второй же женщина уже не выглядела так уверенно. На второй фотографии она выглядела мёртвой. Её глаза поблёкли, а из уголка рта текла тонкая струйка тёмно-красной жидкости. Её кожа больше не сияла, она стала грязной, запылилась в тёмном переулке. Её одежда пропиталась уличной землёй, пропахла холодной осенью и опадом. «Первое фото, — подумала она отстранённо. — Больше не нужно».       Тёплый, в противовес прохладной погоде, огонь, медленно разгорелся на ладони девочки. Она ещё не особо умела вызывать пламя и пользоваться им могла лишь пару десятков секунд, но на такую мелочь его должно было хватить. Небольшой квадрат из плотной бумаги не желал гореть при такой низкой температуре, но всё же вскоре начал потихоньку тлеть. Сначала углы округлились, а потом и вовсе осталось лишь обгоревшее до черноты крохотное бумажное пятно на её маленькой ладошке. — Не тебе об этом говорить, — незнакомый голос заставил девочку вздрогнуть и поспешно потушить пламя. — Мистер «Я Сделал Это Потому Что Это Звучит Интересно И Безумно Опасно».

***

      И-пин стояла в глубине переулка и не отрываясь смотрела на него, буквально прожигая его взглядом. Её красная одежда и тонкая косичка навевали воспоминания, а едва заметное ощущение урагана показывало, на что конкретно среагировала интуиция. Наследство от Примо зазвенело всего около часа назад, побудив подростка всё-таки соизволить оторваться от домашнего задания по так не любимой им геометрии и выйти на улицу.       В наушниках вновь прозвучало мяуканье Калуммы. Котёнок, которого подобрал Эрнесто, просил своего нового хозяина о внимании. Маленькая чёрная девочка с яркими, жёлтыми глазами безмерно, судя по рассказам солнца и звукам во время частых звонков, любила своего человека. Вот только с именем малышке не сказать, что повезло. Оно, без сомнений, было красивым, но ужасно нелогичным. «Раз уж хамелеон назван в честь котов, — сказал Саваде, спросившему об имени, бывший аркобалено. — То кот будет — в честь хамелеонов». — Ты не думаешь, что это немного неразумно? — спросил Реборн, а на заднем плане послышалось тихое довольное мурчание. Киллеру — изначально вообще позвонившему, чтобы просто спросить, как дела — тоже стало интересно, от чего же на этот раз звенит гиперинтуиция. Он даже поддержал его в небольшом игнорировании математики, что было для него, можно сказать, высшей степенью интереса. — Не тебе об этом говорить, — Тсуна неслышно усмехнулся, заметив, что ученица Фонга быстро потушила пламя. — Мистер «Я Сделал Это Потому Что Это Звучит Интересно И Безумно Опасно». — Нихао, — поздоровалась девочка, поклонившись. — Нихао, — ответил ей юноша, медленно вытаскивая из кармана телефон. — Давай-ка поболтаем?