Гореть

Испачканные куски бинта забивали слив, раковина постепенно наполнялась алой водой. Взяв изрядно потрёпанное полотенце и смочив его, Ян принялся агрессивно тереть руку, желая скорее очистить кожу от смеси крови и грязи. Кровь была везде: впиталась в одежду, пятнами въелась в кожу, мелкими сгустками забилась под ногтями, застыла в волосах. Кажется, она была и на лице, прямо под носом, кружа голову ядрёным, кисловато-железным запахом. Ещё чуть-чуть, и вода начнёт выходить за края и Ян окунает руку, пытаясь хотя бы немного прочистить слив. Поздно доходит мысль, что было бы проще зайти под душ, но времени подумать у него особо не было. Куда важнее было тихо проскользнуть по коридору и никому не попасться на глаза, иначе вопросов было бы не избежать. Остаётся лишь ускориться и прибрать за собой бардак, — шанс, что кому-то может резко понадобиться зайти в душевую, весьма велик. Чёрт, Дмитрий точно содрал бы с него шкуру, если бы узнал о его самодеятельности. Любопытно, что его орлиный глаз в принципе не заметил странностей в их с Лэйн поведении за последние дни. Надо будет не забыть поблагодарить её за то, что на удивление легко согласилась поучаствовать в его сомнительной авантюре. С привыканием к членам отряда не возникло как таковых проблем, но от чего Ян не мог избавиться, так это от острого ощущения, что после ситуации с Ником, на корабле завелась ещё одна крыса. Сыграло ли врождённое острое недоверие или пресловутое шестое чувство, он не знает, но, когда оказывается прав, начинает незамедлительно продумывать план. Самая колеблющаяся мысль из всех — докладывать генералу. Дмитрию он не то чтобы не доверял, но тот в какой-то момент настолько погряз в делах и нескончаемой суете, что не обращал внимания ни на кого вокруг. Однажды Ян застал генерала с бегающей вокруг него и отчаянно что-то доказывающей Кирой, но тот гаркнул на неё так, что Ян непроизвольно скрылся за углом и отложил разговор на потом. Пусть когда-то давно выводить Дмитрия на эмоции и вызывало в нём необъяснимый трепет, в тот момент это казалось неуместным. Пришлось выжидать момент. Но в какой-то миг времени не осталось, и Ян решил разобраться самостоятельно. Привычным для него способом. Он даже не запомнил имени этого парня, но тот оказался таким несносным безумцем, что Ян искренне удивлялся тому, как тот вообще сумел так филигранно затеряться среди членов отряда и продолжать следовать своей идее. Такие как этот парень говорили мало, сбивчиво, без конца лепеча о его воле, его плане и его истинном предзнаменовании. Благо глубоко забытый подвал под полуразрушенным крылом Оксфорда отлично скрывал оглушительные крики, — парень оказался не из крепких. Ян оставил его подвешенным, как Иисуса на распятии, вколол ему конскую дозу циклодола, накинул петлю на шею, а под ногами, — так, чтобы он стоял практически на носках ботинок, — оставил небольшую табуретку. Одно неверное движение под воздействием препарата, и бедолага либо выпнет из под ног стул, либо затянет петлю сильнее, что не даст ему окончательно умереть, но душить будет мучительно долго. Ян искренне надеется на второй вариант, тайно желая не только принести козлу страдания, но и показать своё творение Дмитрию и Лэйн. Показать, что он важен, что он сделает всё ради их цели, стать лучше и значимее в их глазах. Довериться. Лэйн ещё не успела повидать его в работе, хотя и хотела присутствовать на сегодняшнем дознании. Ян с неохотой отказал ей, обещая взять её с собой в следующий раз, и отправил отвлекать генерала. Что касается Дмитрия, ещё вначале их знакомства он вызывал у Яна какое-то необъяснимое желание произвести впечатление, выказать доверие, словно перед ним был некто настолько холодный и непостижимый, что растопить чужой лёд стало чуть ли не главной целью его существования. И в момент, когда Ян показал себя, он добился желаемого. По истечении срочной службы они работали над одним делом, — кажется, что-то связанное с очередной группой религиозных фанатиков, — и, когда сроки начали поджимать, Ян предложил способы решения проблемы прежде, чем успел всё обдумать. Полная уверенность в том, что Дмитрий назовёт его больным на голову ублюдком быстро сменилась приятным удивлением, когда тот согласно и обезнадёживающе кивнул. После трёх допросов и одной случайной смерти Дмитрий сделал вид, что примерно этого и ожидал, но Ян видел. И страх вперемешку с уважением, и непризнание вкупе с удивлением. Ян видел эмоции. А для него не было ничего важнее реакции, обращённых к нему чувств, он получил заслуженное внимание. Целовать Дмитрия практически сразу после того, как отрубал бедолаге пальцы на манер считалочки и запихивал их ему в глотку, было, наверное, не самой лучшей идеей, но Яна не оттолкнули. Приняли. Было в том поцелуе что-то нечеловеческое, жадное, сносящее голову, но настолько долгожданное и живое, что в какой-то момент Ян подумал, что его поглотил морок. Паника отступила, оставив место пьянящему наслаждению, полной готовности умереть в этом моменте от остановки сердца, покинуть этот мир с горячим ощущением губ Дмитрия на своих. В противовес этому Ян не хотел поглощать Дмитрия своей зависимостью, пытался держаться на расстоянии, видя непонимание и настороженность в чужих голубых глазах. И пусть было больно и неприятно упустить ту крохотную частицу доверия, которая в какой-то миг зародилась между ними, для Яна не было ничего важнее, чем комфорт Дмитрия. Он бы никогда не пошёл против него. Пусть прошло немало лет, пусть зависимость давно переросла в лёгкую, щемящую тоску, сейчас, стоя напротив заляпанного зеркала и смывая чужую кровь с щеки, Ян искренне боится разочаровать генерала. Вдруг картинка из прошлого вспыхнет перед глазами и спровоцирует гнев? Отвращение? Вдруг то шаткое, с трудом выстраеваемое доверие вновь даст трещину? С годами Ян стал рассудительнее, изворотливее и не даст когда-то вспыхнувшему чувству взять верх над разумом, но не хочет вновь потерять генерала из виду. Другой вопрос: готов ли Дмитрий встретиться с призраками прошлого? Увидит ли в нём того неконтролируемого, безумного парня или осмысленного мужчину, знающего, чего он хочет от жизни? Ожидание приговора будоражит, но Ян не знает, в плохом или хорошем смысле. К встрече с генералом никогда не будешь готов. От мысленного шторма отвлекают чьи-то руки, мягко скользящие по его талии, и тепло чужого тела. Ян улыбается, заметив в отражении едва выглядывающую из под его плеча тёмную макушку. — Успешно? — Лэйн шепчет куда-то в шею, прижимаясь ближе, но Ян слегка отодвигается, кротко сжав её ладонь. — В порядке. Погоди, я весь грязный. Видимо, Лэйн это ни капельки не напрягает, потому что в следующую секунду она по-кошачьи проскальзывает между ним и раковиной и, обхватив лицо Яна руками, врезается в губы глубоким поцелуем. Ему сносит крышу каждый раз, когда Лэйн показывает себя такой. Мягкой, податливой, жадной до ласки, словно её броня раскалывается под натиском желанных чувств. Таких жаждущих, скучающих, как сейчас, словно всё это время, пока Яна не было рядом, этот поцелуй — единственное, о чём она могла думать. Но Ян в курсе, это не так. Слишком отчётливо на коже Лэйн отпечатался знакомый парфюм генерала. Оторвавшись от её губ, Ян самыми кончиками пальцев заправляет ей за ухо прядь волос и смотрит с нежной улыбкой. Такая очаровательная в своей недосягаемости, одновременно далёкая и непозволительно близкая, вызывающая ураган эмоций. Такая же, как Дмитрий. Иногда Яну кажется что он попал в дурной, но самый желанный сон. Конец света никто не отменял, но как можно позволить себе медленно погибать в отчаянии, когда источник твоей жизненной энергии находится прямо у тебя под рукой? Неописуемое, яркое удовольствие доставляет поддержание этого баланса: одна жаркая, наполненная несдержанными стонами ночь с Лэйн, на следующий день компенсируется обжигающим холодом Дмитрия, разжигающим где-то глубоко внутри разрушительное пламя. Ян продолжает уверенно поддерживать иллюзию контроля, но с каждым взглядом на генерала, с каждым словом и случайным прикосновением он на шаг ближе к тому, чтобы опустится ко дну пережитых когда-то ощущений. С появлением в его жизни Лэйн сдерживать свою вторую ипостась стало проще, Лэйн заземляла, существовала здесь и сейчас, пока рассеянный дымкой прошлого образ генерала продолжал находиться где-то на задворках сознания и мучительно томить. И чем глубже Ян погружался в них обоих, чем напористее стремился поддержать этот баланс, тем быстрее он понял, что полноценно существовать без кого-то из них уже не сможет. Не захочет. Мягко обхватив пальцами его подбородок, Лэйн принимается водить мокрым полотенцем где-то под челюстью, стирая остатки крови. Её сосредоточенный взгляд скользит от шеи к шраму на щеке, вновь изучая, словно парой ночей ранее она не водила по нему языком, жарко не целовала, не спускалась поцелуями ниже, желая исследовать каждый шрам на его теле. Словно ей всегда будет мало. Закончив с шеей, она поднесла полотенце под поток воды и спросила: — И что думаешь? И ей даже не нужно уточнять. Ян понимает сразу по слегка напряжённой интонации. — Думаю, он будет очень недоволен. Лэйн пожимает плечами и хмурится. Она делает так всегда, когда задумывается над чем-то или раздражается. — У нас нет выбора, а он сейчас слегка пьян и... достаточно расслаблен. Более подходящего момента не будет. — Да ты играешь с огнём, криптограф. Ян не перестаёт удивляться, откуда в этой на первый взгляд хрупкой девушке столько спеси и бесстрашия. Такая храбрая, идёт по головам, плывёт против течения. Стоит лишь зажечь в глубинах её души слабую искру, она разрастётся в геометрической прогрессии, устроит пожар, грозясь захватить соседние территории, спалит дотла. Ян забрёл в глубину её пламени добровольно. Губы Лэйн изгибаются в хитрой улыбке. — Придётся и тебе обжечься. Она знает, что Ян уже, но не упускает возможности сказать об этом, напомнить, что у их поступков будут последствия. От одного воспоминания о том, как генерал умеет проявлять эмоции, начинает полыхать шея, а сердце — отбивать удары в каком-то сумасшедшем темпе. Постоянное предвкушение вызывает какой-то наркотический эффект, Ян давно стал зависим от этого ощущения, и если бы кто-то спросил у него, что ему прельщает больше — интригующее ожидание или находиться в эпицентре урагана «Дмитрий», — он бы никогда не дал точный ответ. Потому что у этой монетки одинаковые стороны. Заметив в глазах Яна напряжение, Лэйн переплетает с ним пальцы и тихо заверяет: — Он не отвернётся от нас. Не сможет. Лэйн не предполагает, её голос — сталь, а во взгляде — полная уверенность. Она знает о чём говорит, знает, что из сплетённой ими паутины не распутаться, не выбраться живыми. Порой Яну кажется, что Лэйн знает больше остальных, словно она давно предугадала исход и лишь выжидает момент. Эта женщина странная настолько же, насколько опасна, и Яну не мешало бы держать её на крючке и не терять рядом с ней бдительность, но он заигрался настолько, что растерял любое подобие самосохранения. Держать Лэйн по близости — всё равно что сидеть на пороховой бочке, её демоны будут тянуть их с Дмитрием на дно, но противостоять им они не смогут. Потому что они давно находятся во власти друг у друга. И Ян, конечно же, верит ей, — не может не, — лишь сильнее сжимает её руку и устало улыбается. По телу растекается знакомое чувство: сердце зажимает в тиски, к голове приливает кровь, а шрам на щеке начинает слегка ныть, и Ян заранее знает, какую дозу примет сегодняшним вечером. *** В пустоте университетского коридора отражается звук их шагов. Дверь в кабинет Дмитрия словно помечена красным, — настоящая наживка для жертвы, — зайдя в которую, выйти живым уже не получится. Лэйн держит его за руку в знак поддержки, напоминая, что они вместе — втроём — будут тонуть в этой лодке. Ян не боится, конечно нет. Предвкушение от встречи настолько головокружительное, одурманивающее, что у него начинают потряхивать колени, ему настолько смертельно хорошо в этом томлении, что сердце готово вот-вот разорваться от переизбытка чувств. Лэйн, оказавшись напротив него, заземляет и улыбается, и Яну вдруг становится жизненно необходимо обнять её до хруста костей. Лэйн рядом. Дмитрий не отвернётся от него. Они справятся. Вместе. Он стучит в дверь. — Войдите. Голос Дмитрия не то уставший, не то хмельной, а когда они проходят внутрь, на лице генерала отображается весь спектр эмоций от лёгкого волнения вплоть до уже привычной строгости. В воздухе стоит лёгкий запах алкоголя и секса, и Ян, кинув взгляд на беспорядок на столе, не может избавиться от картины перед глазами. Лэйн обходит стол и встаёт напротив генерала, глядя сверху вниз, пристально, выбивая остатки терпения. Дмитрий противится, делает вид, что не собирается играть в чужие игры, прекрасно понимая, что ради него она и затеялась. Лэйн насыщается его подавленными эмоциями, впитывает каждый взгляд, каждое резкое слово, и готовится стрелять в упор. И она удивляет. Небрежно сдвигая нескончаемую документацию, она садится на стол прямо напротив Дмитрия и, призывно раздвинув ноги, шепчет: — Отпусти себя, генерал. Маски спадают. Дмитрий поднимается шумно, грозно нависает над ней и не знает, чего хочет сильнее: заломить этой несносной руки и перекинуть её через стол или зарыться лицом в её шею и вдыхать, пока не кончится кислород. Но Лэйн делает выбор за него. Стройные ноги обвиваются вокруг крепкой талии, притягивают ближе, и, пока генерал пытается собрать в кучу всё своё самообладание, Лэйн продолжает следовать своему плану. — В тебе так много силы и отваги, — она прикусывает мочку уха, целует за ним и ведёт губами ниже, не прекращая говорить, — а теперь давай ты просто насытишься мной, — алкоголь в крови и близость генерала дурманят, Дмитрий с силой сжимает её бедро, оставляя отметины, но Лэйн не даёт себе потеряться. — Сделаешь то, чего давно хотел. Дмитрий думает, что сдаётся, обхватывая её лицо руками и отчаянно целуя. Но он побеждает свои принципы, выигрывает у собственного «я», уверенного в том, что он должен быть тем, кем его хотят видеть. Лёд не даёт трещину, но мирно расходится, позволяя ему наконец побыть собой, — здесь, в этом захламлённом кабинете, с девушкой, которая поселилась в его снах. С которой он дышит полной грудью. Дымка рассеивается. Ян ловит хмурый взгляд Дмитрия и задумывается, на чьём месте из этих двоих хотел бы сейчас оказаться сильнее. Хриплый голос генерала не даёт ему закончить мысль. — Я что-то должен знать? Он остаётся на месте, цепляя маску строгого начальника, и, судя по всему, не собирается тратить много времени на пустые разговоры, что хорошо, ведь в глубине забытого подвала всё ещё томится подготовленный Яном подарок. Который, возможно, уже перестал дышать. Насколько хорошо всё-таки Дмитрий их знает, — по интригующему взгляду Лэйн и слегка взволнованному — Яна, сразу понимает, что произошло что-то, в курсе чего ему не просто нужно, — жизненно необходимо быть. — Да, генерал. Ян отвечает тихо и вкрадчиво и проходит вглубь кабинета. Лэйн идёт следом, кидая взгляды с одного мужчины на другого. По её нервно заломленным пальцам и едва сдерживаемой улыбке становится понятно, что она тоже мучается в ожидании, держится из последних сил, также не желая тратить время на разговоры. — Но я бы предпочёл показать, — он улыбается своей дежурной улыбкой, наивно полагая растопить холод генерала, и всем своим видом пытается показать, что не произошло ничего страшного. Словно Дмитрия когда-то было возможно поймать на крючок такими лёгкими способами. — Ян. Генерал произносит его имя таким тоном, и Ян понимает, что окончательно обезоружен. Если бы ему только было позволено, он бы обошёл стол, не сводя с Дмитрия взгляда. Бесстыдно рассматривал бы его широкие плечи, обтянутую футболкой грудь и расставленные в стороны крепкие бёдра. Ян почувствовал бы, как напрягся Дмитрий, но не отступил бы. Потому что он лучше самого Дмитрия знает, как сделать ему хорошо, — так, как генерал постыдился бы выразить словами. Но в этой битве пронизывающих взглядов самые потаённые мысли и желания всплывают на поверхность. Наблюдая за тем, как Дмитрий скользит взглядом по его длинным ногам, Ян начинает сгорать. Видит Бог, он сдерживался из последних сил. Да и какого чёрта генерал позволяет себе это? Весь такой недоступный и сдержанный, держит его на расстоянии, до последнего томит и скрывает взаимный интерес. Боже, да покажи ты хоть какую-нибудь эмоцию! Бам! Гранёный стакан разлетается вдребезги, ударяясь о кафельную плитку. Пальцы Яна зависают в том месте, где секундами ранее стоял стакан, а невинный взгляд зелёных глаз останавливается на лице генерала. Кажется, у него дёргается губа. — Ой. Как так? Глаза Дмитрия недобро сужаются, пока Ян топит разыгравшееся внутри веселье. Процесс запущен и, кажется, необратим. — Тебе что, пятнадцать? — он медленно поднимается со стула, весь вид генерала говорит о том, что он взбешён, и Ян, желая утолить в нём жажду власти, намеренно делает шаг назад. Возможно, это именно то, что сейчас нужно Дмитрию, хотя изначально его план заключался в другом. Чёрт, как же с ним сложно! — Но я же всё делаю правильно. Ян не спрашивает, утверждает. Недобрый блеск в глазах генерала прямое тому доказательство. — Если такие у тебя способы, то я разочарован. Дмитрий — надо же! — усмехается и делает шаг назад, но Ян не даёт ему далеко уйти, цепляясь за пряжку его ремня и грубо притягивая обратно к себе. Метнув взгляд ниже, он видит, как рука Дмитрия сжимается на его запястье, пытаясь, видимо, сделать больно, что только вызывает на его лице улыбку. Неужто генерал забывается? — Знаешь же, что... — Отпусти сейчас же. Дмитрий нервно дёргает челюстью и в противовес своим словам делает шаг ближе, прожигая гневным взглядом. Возможно, Ян ступил на запретную территорию, окончательно разрушил с трудом выстраиваемые границы, но ради таких эмоций генерала он готов делать это снова и снова. «Просто покажи, что ты не равнодушен ко мне.» Ян наклоняется ближе, чувствуя дыхание Дмитрия на своей щеке, а в голове набатом орёт: «Не оттолкни. Не оттолкни. Не оттолкни!» — У меня нет времени на твои игры, Ян. Предавшись забвению, Ян расслабляет руку и чувствует, как генерал сбрасывает её. В глазах напротив привычный, режущий по сердцу холод. И прежде чем Ян успевает сказать что-то, прежде чем протягивает руку, пытаясь удержать, видение — такое реалистичное, слишком близкое к настоящему и неправильное — пропадает, и теперь они с генералом не дышат одним воздухом, а сверлят друг друга взглядами через преграду в виде стола. — У меня нет времени на твои игры. Ян нервно ёрзает на стуле и незаметно щипает себя за бедро. Какого чёрта происходит? С каких пор Дмитрий копается в его голове? Нет, он не даст ему зайти так далеко. — Среди твоих ещё один последователь культа. Он в подвале. Возможно, уже мёртвый. Напряжённую тишину нарушает противный звук скрипящих об кафель ножек стула. Стоящая рядом Лэйн едва дёргается, но её лицо остаётся непроницаемым. Ян замолкает, пытаясь прочесть на хмуром лице генерала какую-нибудь эмоцию помимо гнева, но, кажется, их просто нет. «Прошу, не злись. Мы сделали это ради тебя.» — Какого чёрта я узнаю об этом только сейчас? На лице Дмитрия — чистое недоумение, осознание того, что его просто-напросто не ставят в известность как генерала. Яну даже кажется, что он слышит не только непонимание, но и нотки отчаяния в его голосе. В кабинете становится холодно. Нет, нет, нет! Дмитрий мыслит не в том направлении, постепенно начинает корить себя за невнимательность. В такие моменты в его голове словно запускается разрушительный механизм, и в интересах Яна прямо сейчас направить его в нужном направлении. Чёрт, как он мог так просчитаться? Ян вздыхает, глядя ему в глаза и безмолвно прося прощения. Этот холод душит его практически ежедневно, он чертовски устал и замёрз. Он хочет обжигаться об Дмитрия. Гореть вместе с ним. — Послушай, — Ян поднимается с места и мягко говорит: — Мы хотели... — Сядь. Повелительный тон без колебаний пригвождает обратно к стулу. Температура в кабинете опускается до нуля. Ян скрипит зубами, едва сдерживая просящиеся наружу слова, но послушно молчит и смотрит куда-то мимо, лишь бы вновь не встречаться с обжигающим холодом ставших родными глаз. Лэйн делает решительный шаг вперёд. — Думаешь, мы всё это время развлекались? Когда ты начнёшь воспринимать нас всерьёз? — А когда вы научитесь действовать по приказу? Сколько раз я должен это повторить, чтобы до вас наконец дошло? — Да что тебя так напрягает? Мы облегчили тебе работу. — А я об этом хоть когда-то просил? В этом-то и проблема: Дмитрий ни за что в жизни и не подумал бы перекладывать на кого-то ответственность. Он бы разбился в лепёшку, применил бы всевозможные способы, но не позволил бы кому-то выполнять его работу. Ян и Лэйн пошли против правил, дали отличный повод для наказания, и, если Дмитрий посчитает нужным, Ян готов принять его в необходимой мере. Чего не скажешь о Лэйн, которая явно настроена доказать их с Яном невиновность и, кажется, выбить из генерала остатки самообладания. — Ты метал молниями, стоило подойти к тебе на шаг ближе дозволенного. Не удивляйся, что мы решили справиться с проблемой самостоятельно. Лэйн зеркалит поведение генерала, скрещивает руки на груди и выказывает напускное раздражение, и Ян, глядя на неё, такую решительную и дерзкую, не может ей не восхищаться. В этом их главное отличие: Ян медлит, сыплет двусмысленными фразами и смакует эмоции Дмитрия по одной, постепенно. Лэйн же прёт напролом, не тратит время и каждый раз атакует Дмитрия в тот момент, когда он этого совсем не ожидает. Как и сейчас. На лице генерала мелькает недоумение вкупе с неприятными удивлением, и Ян впервые в жизни не может понять, о чём тот сейчас мог подумать. — А ты какую роль выполняла в... Кроткая тишина, а после — вздох, полный отчаяния, и недобрый, понимающий смешок. От Дмитрия начинает сквозить чем-то, похожим на разочарование. Покачав головой, Дмитрий задаёт вопрос не требующий ответа: — И чего мне стоит ещё от вас ожидать? Находясь в какой-то прострации, Ян чувствует, как его плечо слегка сжимает женская рука. Он поднимает голову и встречает мягкий, полный готовности взгляд Лэйн. И он следует за ним. Вместе они обходят стол, движутся ближе к Дмитрию, собираясь всеми доступными способами объяснить ему, доказать, что действовали и будут действовать исключительно ради его блага. Они оба целиком и полностью на его стороне. Принадлежат ему. Ян мог бы вместиться в то небольшое пространство между Дмитрием и столом, в то время как Лэйн расположилась бы позади него и положила руки на его плечи. Дмитрий мог бы шумно вздохнуть и запрокинуть голову назад, в то время как его рука нашла бы бедро Яна и настойчиво сжала, притягивая ближе. Ян делает ровно то, что велит ему разум. Втискивается в это маленькое пространство и смотрит на Дмитрия сверху вниз, постепенно начиная сгорать. Напряжение от близости генерала искрит в воздухе, Ян ловит взволнованный взгляд Лэйн и улыбается ей поддерживающе, напоминая, что Дмитрий не отвернётся от них. И Лэйн не разочаровывает. Делает то же, что всплыло в фантазии Яна. Тонкие пальцы ложатся на плечи генерала и начинают слегка массировать. Дмитрий прикрывает глаза, весь его вид говорит о том, что гнев начинает постепенно сходить на нет. Ян, не желая больше томить молчанием, набирает в грудь побольше воздуха и честно говорит: — Мы сделали это ради тебя, — Дмитрий, наконец, смотрит прямо на него. — И, если понадобится, сделаем это снова. Дмитрий молчит некоторое мгновенье, а после поднимается с места угрожающе медленно, не сводя с него взгляда. Где-то позади, слишком громко в напряжённой тишине кабинета, скрипнула дверь, но никто из присутствующих в комнате не обратил на неё внимания. Несмотря на гуляющий сквозняк, температура начинает постепенно подниматься. Ян не собирался отводить взгляда от Дмитрия ближайшую вечность, но тот отворачивается первым, ловя скользящую по его предплечью руку Лэйн. Кажется, она этого и ожидала, потому что в тот же момент послушно опускает руку и выходит из-за его спины. Генерал окидывает их мрачным взглядом, но за голубыми радужками виднеется ещё что-то, пока неопознанная эмоция. Словно он борется против неё, вновь запирается от собственных желаний и продолжает следовать осточертевшему уставу. Боже, сколько же в нём подавленных чувств. Он мог бы позволить Лэйн мягко водить по своим плечам, пока Ян, воспользовавшись его полу-расслабленным состоянием, упёрся бы одним коленом о стул, прямо между бёдер Дмитрия, и наклонился бы ближе. Дмитрий почувствовал бы его движение, но не подал бы виду. Сначала Яну казалось, что генерал делает так не то из вредности, не то ради того, чтобы подразнить своего партнёра. Но, оказавшись с ним однажды в достаточной близости для того, чтобы они перестали считать друг друга коллегами, Ян понял, что таким образом Дмитрий привыкает. К человеку, ощущениям, направленному в его сторону вниманию. Не привыкший к тому, чтобы о нём заботились, покрытый коркой льда, наделённый какой-то маниакальной убеждённостью в том, что к нему невозможно испытывать что-то тёплое и по-человечески важное, генерал до последней считывал каждую свою эмоцию. В тот момент Ян, конечно же, не мог ему этого не позволить. Позволяет и сейчас. Ян не собирается торопиться, планирует смаковать момент столько времени, сколько будет разрешено. Оперевшись руками о подлокотники, он окончательно сокращает расстояние и касается шеи Дмитрия губами. Не целуя и едва притрагиваясь, Ян ведёт слабыми прикосновениями от торчащей из под ворота футболки ключицы к уху. Хватка Дмитрия на его бедре сжимается, дышать становится труднее. Подняв глаза, он встречается с завороженным взглядом Лэйн. Её губы застыли в лёгкой полуулыбке, словно она наблюдает за чем-то сакральным и непостижимым, недоступным взору обычных людей. Словно она избранная и не может до конца поверить в это. Ян особенно любит наблюдать за ней, когда на её лице отображаются такие искренние, не перекрытые напускным равнодушием эмоции. «В тебе столько огня и желания, Лэйн. Не сдерживайся, милая.» Ян находит на плече генерала её руку, все трое касаются друг друга ненавязчиво, даже невинно, но места соприкосновения не то что горят, — полыхают, искрят дымкой, и стоит только кому-то начать убирать ненужные преграды, сокращать последнее расстояние, которое делает их касания целомудренными и безгрешными, — кабинет превратится в горстку пепла. Кто окажется сильнее и остановится прямо сейчас? Или им суждено сгореть в этой комнате дотла? — Мне впору запереть вас в комнатах на разных концах Оксфорда. Магия притяжения рушится. Перед Яном тот же генерал из реальности, смотрящий на них тем же нечитаемым взглядом. Стоящая в метре от него Лэйн опускает голову и начинает теребить пальцами ремешок на бедре, и Ян находит в этом жесте что-то настолько по-детски невинное, настолько нетипичное для самой Лэйн, что ему хочется забить на всё и попросить Дмитрия вынести наконец вердикт. Между ними было ещё одно отличие: пока Ян упивался чужими непредсказуемыми эмоциями, получал удовольствие от томительного ожидания и жаждал крови, Лэйн предпочитала решать ситуацию на берегу, а тяготящее молчание генерала лишь подкашивало её уверенность в себе и своих способностях. Нет, Ян никому — даже Дмитрию — не позволит вгонять её в сомнения. Даже если ради этого придется поставить крест на своих желаниях. — Но я не буду этого делать… — Дмитрий говорит спокойно, без прежнего раздражения. Кажется, его сердце начинает оттаивать. — Самоотверженность не всегда приносит ожидаемые плоды. Вы должны понимать это и не рисковать попросту, — он замолкает на какое-то мгновенье и вздыхает. Задумчивый взгляд генерала устремлён куда-то вверх, он продолжает смущённо: — Я рад, что вы справились, но в следующий раз ставьте меня в известность. Иначе — пеняйте на себя. Со стороны могло показаться, что Дмитрий всё ещё взбешён, но его спокойный взгляд, вкрадчивый голос и опущенные уголки губ говорили о том, что он действительно переживал. Пусть и своеобразно, пусть окружающие не услышали бы в его словах и толики заботы, но для двух потерявшихся в бескрайней тьме душ, утопающих в гнетущей прохладе комнаты и до последнего надеющихся на лучшее — эти слова были глотком свежего воздуха. Лучшим подарком от того, в ком люди привыкли считывать лишь отстранённость и бесчувственность. От человека, который не отвернулся от них. Заседание окончено. Подсудимые избегают наказания, но остаются начеку, ведь они знают, насколько суров и непредсказуем может быть судья. Может ли быть такая милость со стороны Дмитрия обезнадёживающей? В нём варится столько забытых слов и чувств. В какой момент его сосуд не выдержит? Как можно быть готовым к атаке, если не знаешь, с какой стороны произойдёт нападение? Взгляд генерала изменился. В нём искрится не то идея, не то… решительность? Не та, с которой он привык отдавать приказы или идти на самый отчаянный поступок ради своих людей. В этих глазах блещет что-то невысказанное, готовое вот-вот вылезти наружу, едва сдерживаемое. И Ян узнаёт его. Тот самый взгляд, которым Дмитрий одаривал его когда-то давно, ещё в его небольшой съемной комнатушке. Это произошло в день, который Ян мог бы пометить красным в календаре. День, когда генерал впервые отпустил себя. Если бы только была возможность, если бы только мозг человека мог записывать отдельные события на плёнку, Ян бы пересматривал её и помнил бы тот вечер до самой незначительной детали. Зато он помнит эмоции. Такие яркие, ни с чем несравнимые, сердечно подаренные Дмитрием в то мгновенье, когда Ян этого совсем не ожидал. Возможно их первая близость была не такой, как на красивой порно-картинке. Скорее, они настолько отчаянно желали найти отдушину друг в друге, что вели себя как животные, сносили всё на своём пути, лишь бы перестать существовать в конкретном отрезке времени, забыть о том, что в этом пропащем мире существует хоть кто-то помимо них. По-хорошему Ян должен был затаить на него многовековую обиду за то, что после той ночи Дмитрий приписал его к остальному забытому миру, то бишь, пропал с радаров. Сыграли ли в нём внутренняя гомофобия или выращиваемый годами консерватизм, Ян до сих пор не в курсе, но обиды решил оставить в прошлом. Зато что они имеют сейчас. Воспоминание прошибает Яна током, но он продолжает держать лицо, одним взглядом пытаясь сказать, что он помнит. И прямо сейчас, находясь в маленькой прохладной комнатке с людьми, которые сводят его с ума, отделаться от воспоминания становится в разы труднее. Хриплый голос генерала и его оценивающий, скользящий по ним взгляд не делает ситуацию лучше: — И всё же… думаю, нам следует обсудить наказание. С этими словами стирается последняя грань. И Ян не успевает понять, в какой момент он притягивает Дмитрия к себе и целует его жадно, горячо, также отчаянно, как много лет назад. Целует с щемящей тоской, каким-то ускользающим чувством из прошлого, словно в воздухе может витать хотя бы маленькая надежда на то, что в этот раз всё будет по-другому. Конечно, так и происходит. Дмитрий обхватывает его челюсть грубо, слегка надавливая на шею, и отодвигает от себя, пока Ян пытается не задохнуться. Он успел позабыть, что Дмитрий знает о всех точках давления на его теле. «Запомнил за одну ночь. Браво, генерал.» — Опять твоя самодеятельность, — говорит он укоризненно. — Сядь и не двигайся. Не смей вставать, пока я не скажу. Ян кивает заторможенно и послушно садится. Чёртов Дмитрий! Даже в его собственной фантазии умудряется командовать и уверенно заставлять себе подчиняться. Что будет, если Ян нарушит запрет? Насколько этот плод сладок? Впрочем, все вопросы вылетают из головы, стоит Дмитрию потянуть к себе Лэйн и глубоко её поцеловать. Также жадно, как его целовал Ян минутами раннее, с таким же неопределимым чувством, словно генералу многого стоило решиться на этот поступок. «Господи, да расслабься ты хотя бы сейчас.» Грубые пальцы Дмитрия обхватывают замок на тонкой кофте Лэйн и тянут его вниз. Она же, словно кукла в чужих руках, позволяет управлять собой, снять с себя кофту, а после, под давлением ладони на плече, опуститься перед генералом на колени. Её соски заманчиво встают в прохладной комнате, покорный взгляд направлен на генерала, словно она по привычке ждёт от него команды, и Ян, не смея отводить взгляда от этой картины ни на секунду, нервно ёрзает на стуле и едва не дёргает рукой, чтобы потянуться к натянутой ширинке. Он не посмеет ослушаться генерала и справится с этим мучительным наказанием. Дмитрий входит в глубину её рта постепенно, ненапористо, а рука зарывается в тёмные волосы и начинает поглаживать, будто нахваливая за проделанную работу. «Играешь на её незакрытых гештальтах или поддаёшься порыву нежности?» Лэйн двигает головой в каком-то определённом, одной ей известном темпе, будто оттачивая технику, что, к удивлению, даёт впечатляющий результат. Генерал тихо стонет, не сдерживаясь и слегка двигая бёдрами вперёд, но тут же останавливает себя. Ян слышит, в каком бешеном темпе бьётся его сердце, чувствует, как болезненно грубая ткань джинс давит на вставший член и, кажется, сам не замечает, как издаёт тихий стон. Если после смерти он попадёт в ад — это мгновенье станет его вечным страданием. Дмитрий отодвигает её голову от себя и ласково гладит по подбородку, словно благодаря, и только Ян начинает думать, что его пытка окончена и едва не подрывается с места, как Дмитрий одним лишь взглядом пригвождает его обратно к стулу. Его время ещё не настало. Генерал целиком и полностью взял тело Лэйн под контроль. С лёгкостью подняв девушку на ноги, он принялся раздевать её до гола. В какой-то момент Яну показалось, что плечи и щёки Лэйн побагровели, как только она осталась нагой перед двумя мужчинами, но это наваждение быстро спало, стоило ладони Дмитрия опуститься на её ягодицу с тяжёлым шлепком и услышать её звонкий стон. Ян чувствует лёгкое жжение, с силой впиваясь ногтями в подлокотники, но в данной ситуации даже боль не приводит в чувство, потому что по ощущениям он на грани. Интересно, насколько велика вероятность кончить, даже не притрагиваясь к себе? Ответ на вопрос находится быстро, потому что в момент, когда Дмитрий разворачивает её к себе спиной и перекидывает через стол, Ян непроизвольно двигает бёдрами вверх, ментально пытаясь ощутить то же, что сейчас посчастливится ощутить генералу. Его член входит в податливое тело Лэйн быстро и легко, они тихо стонут в унисон, и в этот момент Ян понимает, насколько сильно Дмитрий хочет преподать ему урок. Ян пытается не задерживать взгляд на блаженном выражении лица Лэйн, пытается абстрагироваться и не слушать её сладких стонов, не наблюдать за скользящим внутрь неё крупным членом Дмитрия, потому что это выше его сил. По сдавливаемым внутри ощущениям, создаётся впечатление, что для того, чтобы кончить, ему будет достаточно лишь расстегнуть ширинку. За что генерал с ним так? Почему только он попал под раздачу? В чём заключается наказание Лэйн? Или разум Яна решил поиграть против него самого и обличить за проступок исключительно его? После мучительно долгого поиска и нескончаемых вопросов, не имеющих ответов, Ян всё же находит точку опоры — глаза Дмитрия. Сейчас, во мраке кабинета, застеленные пеленой возбуждения, они кажутся ещё более яркими, чем обычно, а сам генерал — слегка взлохмаченный, окончательно расслабленный — ещё более непостижимым и прекрасным. И Дмитрий делает то, чего ожидал Ян — смотрит в ответ. Открыто, преданно, так, как он не смотрел на него раньше, и от этого взгляда Ян чувствует слишком много жара в груди. «Не заслуживаю.» — Ян. Голос Дмитрия — возбуждённый, с лёгкой хрипотцой — снова произносит его имя так, что Ян забывает сделать глоток воздуха. Когда генерал успел возыметь над ним такую власть? Что ещё интереснее, как Ян смог это допустить? Впрочем, от Дмитрия ему требовался один лишь знак, чтобы встать с ненавистного стула и подойти туда, где сейчас ему самое место. Он оказывается возле лица Лэйн за какое-то короткое мгновенье, мягко поглаживает её по щеке, но не сводит взгляда с лица Дмитрия. Чёрт, он так много чувствует к ним обоим, так отчаянно желает быть лучше в их глазах, но именно сейчас во взгляде генерала он хочет увидеть похвалу. Он смог продержаться, он достойно справился с его наказанием, и, появись такая возможность, он бы прошёл через это снова. И Ян получает желаемое. Не переставая плавно двигаться, Дмитрий смотрит на него не то что с похвалой, — даже с восхищением. Кажется, генерал в нём не сомневался, и это осознание согревает настолько, что ему хочется глупо улыбаться, совсем не подстать ситуации. Наконец он смотрит на Лэйн, которая всё это мгновенье наблюдала за ним с тем же трепетом и лаской. На её лице полное блаженство и тонкие дорожки от слёз, что говорит о том, что она уже на грани. Ян отпускает себя вслед за ней. Жар её рта ощущается восхитительно на болезненно эрегированном члене, и Ян, несмотря на остервенелое желание получить долгожданную разрядку, начинает двигаться плавно, стараясь поймать темп Дмитрия, и только он начинает входить во вкус, только тело Лэйн начинает предупредительно дрожать, а комок напряжения внутри — грозиться взорваться, как он слышит твёрдый голос генерала: — Но обсуждением мы займёмся завтра. Морок рассеивается, и Ян пытается вспомнить, о чём вообще шла речь. Рядом стоит одетая Лэйн, напротив — настолько же одетый Дмитрий, а в кабинете непривычно холодно. Зато болезненное возбуждение вполне себе реально. Зараза. Сколько прошло времени? Сколько они уже так стоят друг напротив друга в напряжённом молчании? Или восприятие времени исказилось только у Яна? Лэйн разрезает тишину лёгким покашливанием, и Ян, посмотрев на неё только сейчас, замечает. Она слегка покраснела. Может, фантазия не до конца растворилась и это лишь проделки его разыгравшегося воображения? Нет, слишком реально. Не то с надеждой, не то с настороженностью Ян смотрит на Дмитрия. На Дмитрия, который опустил глаза в пол. Да какого хрена? — Что ж, — та же хрипотца в голосе, тот же лёгкий беспорядок на голове. Когда он успел взлохматить волосы? — Пойдёмте. Покажете вашего оккультиста. Так много вопросов и ни одного ответа. Они возвращаются к насущным проблемам и оставляют захламлённый кабинет, в котором каждый сгорел дотла. Трижды.