Разборки - наш хлеб

      Первым, что я почувствовал, был холод. Разлепил тяжёлые веки и не понял: открыл их или же нет — вокруг была такая темень, что на секунду показалось, будто я ослеп.       — Угх… блядски больно… — вырвалось у меня, когда попытался встать. Первый раз я потерял сознание от удара в живот. Этот мудак решил меня угробить, что ли?       — Не дождёшься, с-ска… — прохрипел я, не узнав свой голос и опомнился. — Где это я? Что за…?! Фак… — я ощупал пространство вокруг и слабыми руками умудрился поднять себя в положение полу-лёжа, прислонившись спиной к стене.       Темнота и затхлый воздух — будто оказался в гнилом мешке или погребе. Когда судорога, с которой я стиснул челюсть из-за резкой боли, стихла, повторно разлепил слипающиеся веки и выругался:       — Ах ты ж, паскуда беспонтовая… Думал, ударишь посильнее, так я сразу слезу пущу? Я тебе не смазливая истеричка и не безропотная шваль. — живот нестерпимо ныл при малейшем движении. Комок нервов под диафрагмой — а столько от него проблем. — Ничего, что не убивает — то делает меня злее, — злобно ощерился и, взбесившись от собственной физической слабости, попытался рывком сесть, но, шипя от вновь хлестнувшей по солнышку боли, обречённо опрокинулся назад. — Пресвятой Си плюс-плюс, да чтобы этот хер золоторогий мне ещё раз на глаза попался… — прохрипел я с бессильной яростью в голосе. Какой же человек на поверку хрупкий…        Глаза понемногу отошли, к счастью, не в мир иной. Я различил тусклую серую полосу света из-под узкой двери. Темнота сбивала с толку и придавала сюрреалистичных очертаний всему вокруг. Прошло несколько минут, прежде чем смог сориентироваться и понять, где нахожусь. Слишком узкая дверь, малюсенькая комнатка… н-да, и грёбаная швабра в интимной близости от меня. Похоже, подсобка.       Я предпринял попытку выбраться… Теперь понял, что значило сравнение «руки как мокрые канаты», о котором так упоённо распиналась училка по литературе. Она вообще слегка пришибленная — вечно наваливает про «мир во всём мире» и о важности избавления от негативных эмоций. Фу, блядь… Если уж избавляться от негатива, тогда в пору заворачиваться в простынь, как говорил отец, и ползком на кладбище.       Заставил себя сделать ещё одно усилие и, до искр в глазах стиснув зубы, принять сидячее положение.       — Ха… Ха… Сволота, чё ж так больно-то?! —  переведя дух, нащупал ручку двери… Заперто… — Ах ты ж блядь, ублюдок обдолбанный! — от шока я захлебнулся ядовитым смехом. — Не ожидал от тебя, падла, не ожидал… Н-да, вот это я дал — совсем испортил золотого мальчика. Разбудил в нём мудилу. — кислотный смех всколыхнул затихший было комок боли между рёбер. Я схватился за бок и закусил губу, пережидая очередную волну тупой боли. Как же бесит…       Ничего… Меня так просто не возьмёшь. Как часто отец запирал меня в ванной и как часто я сам запирался от него в комнате? Мои руки метнулись в полутьме, и пальцы практически сразу наткнулись на портфель, что лежал чуть поодаль от меня. Подтянул его к себе, заглядывая внутрь, но не смог разглядеть ровным счётом ничего… Блядство, хули тут так темно?! Неужели уже ночь?       Внезапная мысль холодком прошлась по позвоночнику, прошивая спину мерзким предчувствием, что я о чём-то забыл… Годовщина… Отец… Хотел же сегодня вернуться домой пораньше, чтобы успеть до его возвращения! У меня ещё не сошли синяки с прошлого раза. Если позволю себе опоздать хоть на минуту — я труп… Сегодня, в годовщину свадьбы, он приползёт домой на рогах и не уснёт, пока не отметелит меня до лежачего состояния!       Руки начала бить нервная дрожь, пока я судорожно рылся в портфеле, но усилием воли приказал себе оставаться собранным. Паника меня только замедлит. Я конвульсивно зажмурился и попытался успокоить дыхание — ещё не так поздно. Сейчас главное собраться и не терять ни минуты возможной форы.       Я, конечно, говорил, что не боюсь отца, но оппонент он серьёзный и нарваться будет вообще не разумно. Побьёт — ладно, а вдруг прибьёт ненароком, оно мне надо? Я ещё жить хочу, надо выбираться из этого дерьма… Если потороплюсь, то могу успеть проскользнуть мимо него. Нужно просто торопиться не спеша…       Я вслепую перерывал скудное содержимое портфеля, пока связка отмычек сама не скользнула в руку, привычно холодя ладонь, а потом на ощупь нашёл личинку. Сердце — примитивная мышца — зашлось в рваном ритме. Я несколько раз промахнулся, прежде чем попал в скважину и наобум провёл по всем штифтам. Потом рефлекторно прислушался к тихому скрипу пружинок, подбирая комбинацию. Ладони были холодными и липкими, но опыт сделал своё: я практически не задумывался о выстройке штифтов и даже слегка удивился, когда щёлкнул механизм личинки. Дверь распахнулась так резко, что я потерял равновесие, едва не клюнув носом землю.       Осторожно выглянул в коридор — везде царила полутьма. Судя по освещению, солнце село, школа должна была уже закрыться… Может, в окно? Спустя несколько секунд размышлений услышал позвякивание и далёкие шаги. Сердце упало в кишки, а тревога неприятно зазудела, сворачиваясь в холодный студень под рёбрами. Это охранник? Неужели время обхода?! Тогда у меня ещё есть шанс! Господи, пусть отец придёт домой на бровях и завалится спать… Будь сейчас другая ситуация, я бы даже сыронизировал над тем, как атеист вроде меня обращается к богу, но мне пипец как невесело. Если хотя бы сейчас он меня услышит, зуб даю, я в него поверю!       Гулкие шаги коверкает жуткое эхо, перебрасывая звук от стены до стены, как мячик в пионерболе, неясно, откуда идёт звук. Как в бетонной бочке, чесслово. Я навострил уши, мотая головой из стороны в сторону, но слух мне и не понадобился. Из-за угла вспыхнул тусклый свет, что по мере приближения шагов становился ярче. Фонарь — всё же это охранник… Я спрятался обратно в подсобку, скрипнув зубами от резкой боли, что вторила моему рывку, и с пульсом загнанного зайца задержал дыхание. Свет острым всполохом пробежал под дверью, сбивая с меня нервную дрожь.       Нерасторопный охранник вышагивал как ряженый слон на параде — грузно и медленно, бряцая толстой связкой ключей. Но наконец я уловил момент, когда шаги стали тише — зашёл за угол.       Нужно торопиться, пока он не закончил обход. Я, выдохнув как перед прыжком в прорубь, вынырнул из подсобки, притворяя дверь, и помчался, зажимая бок, к выходу. Кулаки у этого долбанутого красавчика и правда железные… От отцовских я в чувство приходил быстрее, чем от его…       Главное, чтобы двери были не заперты. Слетел с лестницы, перешагивая по две ступеньки —пару раз чуть не наебнулся оземь — и завернул к выходу, замечая свет в кабинке дежурной. Повезло. Значит, двери ещё не закрыли. Улучив момент, с похолодевшим сердцем кинулся к выходу. И услышал запоздалое «Эй, кто там?», уже выскользнув под козырёк. Хах, а в реальности-то я ещё не чувствовал себя как хулиган, совершающий что-то преступное. Но мне не до будоражащих ощущений, адреналин круто приглушает боль, он мне сгодится в гонке со временем.       Выбравшись из школы и забыв о жутком комке дискомфорта между рёбер, рванул к дому. Размявшись и приноровившись, смог набрать темп и ускориться. Хорошо, что живу я недалеко — всего в двух кварталах отсюда, в частном доме.       Жили мы с отцом в небольшом коттедже, хоть и не хоромы, но и не двухкомнатка, в которой мы ещё втроём уживались до этого. Коттедж достался отцу от деда. Раньше с нами ещё жила моя бабушка, но она часто болела и вскоре присоединилась к своему мужу. Жили небогато, но достойно, пока отец не начал пить. Бесит меня это «пока»… Ностальгия — редкостная дрянь, надо бы мне завязывать с этим пороком.       Я с отчаянной паникой мысленно повторял «только бы успеть, только бы успеть!». Само ожидание «суда» и неопределённость — поистине высшая кара. После первого преодолённого квартала закололо в боку, но я упрямо стремился к тому, чтобы открыть второе дыхание. Будто бы за мной гналась бледная с косой во плоти, сверкая синим экраном смерти. Так я пролетел два квартала почти на одном дыхании — вот тебе и «правильная мотивация», блядь. Последние метры, правда, уже доковыливал в разной динамике: то срывался в бег, то замедлялся, захлёбываясь сбитым дыханием и истерично глотая обжигающий воздух. Я, чёрт возьми, хакер, а не спринтер! Но как часто жизнь вынуждает нас быть не теми, кто мы есть по призванию?       Это ещё ничего. Я молился, чтобы в окнах не горел свет, и мои молитвы были услышаны.       Вот, уже! Я вижу забор моего двухэтажного коттеджа. Из последних сил делаю финальный рывок! Завернул за угол дома и, сбавив темп, причапал к забору. Вроде бы успел… Тихо открываю калитку, крадусь к дому и… дверь закрыта. Стараюсь скрыть рвущееся из груди спёртое дыхание и как можно тише выдыхаю. Отперев замок, осторожно вхожу в чёрно-серое помещение, осматриваясь. Не замечаю отцовских туфель в прихожей и расслабленно обмякаю. Кажется… Успел…       Лениво стаскиваю с себя кроссы и скидываю портфель. Пульс всё ещё по инерции больно лупит в виски, и я шумно восстанавливаю дыхание. Это уже не важно. Всё уже не важно. Я успел…       Нужно прошмыгнуть в комнату и запереться, пока он не вернулся. Желудок протестующе заурчал. Нет, не время. Лучше перестраховаться — отец может вернуться в любую минуту. Нужно обождать, а когда перебесится и уснёт, прокрасться к холодильнику.       Я, скрипя деревянными половицами, подхожу к лестнице и тут только-только утихшее сердце делает кульбит. Поверю в бога, говорил я. Он-то, может, меня и услышал, но…       — Куда же ты, не поздоровавшись, а с-сынок? — до меня долетают эти слова как из-под слоя ваты, и я замечаю силуэт на чернеющей лестнице…