Основной инстинкт

      Солнце вызолачивало длинный коридор, рисуя яркие квадраты на стенах. В воздухе, подсвеченные косыми лучами, танцевали пылинки. Уроки давно закончились, с уборкой управились даже самые медлительные и школа опустела — лишь в отдельных кабинетах, где проходили собрания клубов, еще были слышны голоса и редкие приступы смеха, да во дворе на стадионе упражнялись спортсмены.       Наруто не мог усидеть на месте. Давно он так не нервничал, изводя себя и гоняя в голове скверные мысли по кругу, ладони противно взмокли и липли ко всему, к чему он случайно прикасался. Вряд ли Какаши будет сгущать краски, как это сделал бы любой другой учитель на его месте, это совсем не в его характере, но и надеяться, что он утаит от Ируки хоть один его — Наруто — проступок, не стоило. А с начала учебного года этих проступков накопился приличной длинны список… Дважды он прижимался ухом к двери, но всякий раз не мог ничего расслышать и, учуяв в своем сознании фантомные запахи: агрессивно-наставляющий — вина и стыдящий нежно-водянистый — кувшинки, тут же отскакивал назад. Отвлечься не получалось. Суетливое мельтешение и окрики за окном раздражали, на музыке сосредоточиться не выходило. Он медленно сполз вдоль стены, садясь на пол, обновил равнодушно бесконечные новостные ленты в соцсетях, даже не глядя, что в постах, нелепым стикером среагировал на короткое встревоженно-ироничное сообщение от Шикамару, настучал рваный ритм пальцами на ламинате и снова вскочил, меряя шагами коридор. На глаза попался очередной нравоучительный плакат со старшеклассником, помогающим малышу, но буквы отказывались складываться в слова и обретать смысл. Наруто фыркнул и отвернулся, устало уткнувшись лбом в холодное стекло окна, тоскливым взглядом провожая бегущих внизу девушек из клуба легкой атлетики, одетых в до приятного возмутительно короткие шорты.       — Да, учитель… Конечно… Спасибо вам за заботу… — Ирука, кланяясь, вышел из кабинета спиной вперед. Наруто отскочил от окна и панически заглянул за его плечо, пересекаясь взглядом с хмурым Какаши. Учитель сделал неопределенный жест плечами, мол «смягчил углы как мог, но врать не стал» и Наруто нервно выдохнул. Какаши развернулся, возвращаясь к бумажной работе, дверь тихо закрылась. Ирука постоял еще с полминуты, глядя на серебристую табличку учительской, а потом тяжело вздохнул, его плечи чуть вздрогнули и поникли, и он обернулся к сыну. По спине Наруто пробежал табун мурашек, а горло горько сжалось. Ирука смотрел на него грустно и как-то обиженно, совсем не по-взрослому, словно котенок, которого незаслуженно пнули, и от этого взгляда хотелось вздернуться на месте или выпрыгнуть в окно. Наруто шмыгнул и сделал робкий шаг вперед, неловко сгибаясь и утыкаясь лбом в плечо отца, которого на голову перерос еще в прошлом году. На затылок легли ласковые пальцы, поглаживая и утешая, хотя в такой заботе сейчас нуждался отнюдь не нерадивый подросток.       — Ну-ну, маленький… — Мягкий голос согрела улыбка. — Нашел из-за чего слезы лить. Ты не сделал ничего неисправимого и ужасного… Ну пожурили нас немного, но я все уладил.       — Ты бы хоть наорал на меня для приличия. Или что там делают взрослые, когда их разочаровывают дети…       Ирука тепло рассмеялся и от этого звука на сердце стало легче. Не злится. Как обычно. Слишком сильно любит и заботится. Прощает. Быть может, слишком много, но от того и подводить его было так мучительно совестно и хотелось сгореть прямо тут, посреди коридора.       — Я знаю тебя десять лет. Крики — это последнее, что на тебя воздействует. Но карманных месяц не увидишь. — Голос в конце предложения стал жестче и ниже.       — Уууууу… — Наруто фальшиво завыл, украдкой вытирая мокрый нос рукавом, и отстранился.       — Пойдем, угости меня что ли кофе, раз уж я до тебя добрался. — Ирука по-доброму сжал его плечо. — Я печенье купил.       — Хм… А ты неплохо справляешься, я боялся, что будет хуже, когда отпускал тебя в общежитие. — Ирука довольно оглядывал комнату, в которой сегодня было безукоризненно чисто. Учебники вернулись на полки, тетради — в ящики стола; грязная одежда, готовая к транспортировке в прачечную, лежала в большой спортивной сумке у порога; кровать была застелена свежим бельем и заправлена; все бутылки и упаковки от фастфуда — заранее вынесены на помойку; а гитара в чехле висела на стене.       — Спасибо, я стараюсь тебя не подводить. — Наруто, заметив в углу гнутую ярко-красную крышку от пива, ногой замел ее под кровать и ткнул кнопку на маленьком электрическом чайнике. Комната тут же наполнилась ровным гудящим шумом.       Ирука присел у коробки с пластинками, с наслаждением перебирая старые винилы и вдыхая пыльно-бумажный запах.       — О, это, кажется, что-то новенькое. Не помню у тебя этого альбома. — Он вертел в руках сливочно-бежевый конверт с небольшим окошком с фото цветущей сакуры на фоне голубого неба по центру.       — Да, нашел его за бесценок на барахолке. — Парень пожал плечами, сохраняя максимально равнодушный вид, хотя сердце восторженно зашлось и захотелось поскорее похвастаться обновкой и обсудить ее.       — И сколько дней после этого бесценка ты питался завариваемой лапшой?       — Как будто мне нужен повод, чтобы закупиться раменом! — Наруто рассмеялся и насыпал в пестрые чашки с забавными надписями по чайной ложке растворимого кофе.       — Наруто! — Ирука нахмурился и сердито посмотрел на сына. — Ты обещал мне заботиться о себе, когда переезжал!       — Я забочусь! — Парень развернулся и сел на стол, демонстративно загибая пальцы. — Я ем три раза в день, бегаю по утрам, пью достаточно воды, сплю не меньше 6 часов и вовремя сдаю домашку! Я справляюсь, не переживай. — Он широко улыбнулся, упираясь ладонями в край столешницы.       Отец все еще смотрел на него строго и чуть недоверчиво. Наруто читал в его глазах, как хочется ему уколоть сына, напомнить, что он сейчас здесь из-за его неподобающего поведения в минувшую пятницу, но он старательно держал себя в руках, и Наруто был ему за это бесконечно благодарен. Ирука выдохнул, поднялся и пересел на стул, заглядывая в глаза парню.       — Все точно хорошо? У тебя ведь нет проблем с алкоголем или… Еще чем-нибудь? — От тревоги, звенящей в его голосе, на душе снова заскребли кошки и внутри болезненно загорчило. — Многие считают тебя трудным ребенком, но я знаю, что ты старательный, честный и добрый парень, Наруто. Я верю тебе. И хочу, чтобы ты доверял мне в ответ. Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, что угодно, да? — Его взгляд прямо в душу — искренний, открытый и любящий — Наруто уже не выдержал, спрятав глаза и сжав в ладонях кружку так, что она вот-вот готова была лопнуть. Руки дрожали, внутри нестерпимо жгло и в носу стало мокро. — Ты хочешь мне что-нибудь рассказать?       Ирука редко позволял себе подобное, но, видимо, тревога вышла за все контролируемые пределы. Ноздри Наруто взволнованно тронули тонкие водянисто-свежие и чуть сладкие нотки кувшинок, в легких стало приятно-прохладно и плечи и спина расслабились сами по себе. Мурашки пробежали вдоль позвоночника вверх, рассыпаясь в районе затылка. За секунды в комнате словно посветлело, а на душе — полегчало. Сердце заговорило с сердцем напрямую. Наруто стремительно погружался в искреннюю родительскую любовь и заботу, растворяясь в настроении Ируки, отвечая ему, вторя его доверию. На секунду он приоткрыл губы, собираясь признаться, но вспомнил липкий страх, сковавший его внутренности, когда Ино заговорила о винном запахе на его подушке, и в его тело и сознание вернулась прежняя жесткость. Наруто сглотнул кислоту в горле.       — Все хорошо, правда. — Сердце билось тяжело и громко, вызывая тошноту и эхом отдаваясь в ушах. Ирука опечаленно отвел взгляд и взял себя в руки.       Даже если бы он нашел в себе силы признаться… Рассказать отцу что всей душой, отчаянно и слепо влюбился в другого альфу, влюбился так сильно, что его вело от одного только имени, до пошлых бабочек в животе и совсем уж постыдных мокрых снов, он не имел на это права. По крайней мере до тех пор, пока не закончит школу. Какаши был прав — он рисковал всем, что у него было, ради влюбленного подростка, и Наруто не имел права обесценивать эту жертву и подводить его. Как бы ни было больно, он должен был молчать и продолжать обманывать своего последнего родного человека, которому не так легко было солгать.       Чайник громко забулькал, нетерпеливо дергаясь на своей подставке, зашумел вырывающимся из носика паром и глухо щелкнул кнопкой, выключаясь. Наруто, благодарный за возможность отвлечься, бросился к нему с кружками, заливая коричневые гранулы кипятком. По комнате пополз тонкий, чуть горчащий запах дешевого кофе, окончательно забивая почти прозрачный рисующийся в воздухе образ спокойной водной глади, покрытой белыми цветами. Ирука полез в кожаный портфель, доставая из него бумажный пакет с сахарным печеньем.       — А! — Наруто замер на полпути обратно. — Я разбил последнюю тарелку на днях.       — И как же ты ешь?       Парень коротко приподнял кружки в своих руках.       Ирука закатил глаза.       — Я не хочу знать, что ты готовишь, если это можно есть из кружки?       — Не хочешь. — Наруто уверенно кивнул, ставя кофе на стол. — И совершенно не хочешь знать, куда делась остальная посуда.       Ирука неуверенно поднес напиток к губам, замер на секунду, касаясь губами края кружки и проверяя температуру, смиренно выдохнул и тихонько подул на парящую жидкость.       — На каникулах съездим в магазин за новой…       — Зачем? Мне и этого хватает. — Наруто сунул руку в пакет с печеньем, доставая шоколадно-ванильный квадратик, на языке расползлась сладость.       — Ох, Наруто… — Ирука сжал переносицу пальцами. — Потому что нельзя так жить. Даже если ты отрицаешь идею сбалансированного питания и ешь один подножный корм, тебе нужен минимальный уровень быта. А если у тебя опять будут гости?       — Мои гости приходят со своей едой.       — Пиво в превышающих здравый смысл количествах — это не еда.       — Почему нет? Много калорий, витамины и минералы. — Парень рассмеялся и тут же закашлялся, вдохнув несколько крошек печенья. В носу и горле остро заскребло и на глазах выступили слезы от боли. Ирука с непроницаемым выражением лица смотрел на его мучения.       — Сам виноват. — Он осторожно отпил кофе. — В любом случае, не планируй ничего на конец июля, у нас будет много дел.       Наруто откашлялся и внезапно ссутулился, опуская голову. Июль… Точно. Совсем скоро. Как он мог забыть?       — Хорошо… — Голос предательски сел и Наруто поспешил сменить тему разговора. — Как дела на работе?       — Отлично. С апреля мне дали новый класс. Ребята очень способные и спокойные, вторичный пол еще ни у кого не начал проявляться, так что они быстро сдружились и, я надеюсь, будущие различия не помешают им сохранить эти отношения. Да и, вспоминая твой класс, думаю, каждое последующее поколение будет уживаться друг с другом все лучше и лучше. Эта школа, не смотря на все споры вокруг нее, действительно замечательное место… — Черты лица Ируки заметно смягчились и на губах расцвела добрая и мечтательная улыбка. — Она того стоила.       — Наверное… — Наруто вновь погрустнел и устремился взглядом в медленно опускающееся розовое вечернее небо, мимо высоток, сквозь устало повисшие, перегретые за день провода и темнеющие густые зеленые кроны деревьев, к редким размазанным в высоте облакам, окрашенным заходящим солнцем в золотисто-фиолетовые оттенки.       Ирука встревоженно свел брови, чутко понимая изменившуюся атмосферу. Он робко поднял руку, но не рискнул накрыть ладонью резко сжавшиеся в кулак пальцы сына. Вместо этого он окинул комнату взглядом, пытаясь зацепиться хоть за что-то.       — Как твои успехи в музыке? — вопрос повис в воздухе на несколько секунд.       Наруто встрепенулся и оглянулся за плечо, на висящую на стене гитару.       — В прошлом месяце меня пригласили сыграть с одной группой из колледжа, но, если честно, они больше похожи на сборище ленивых алкашей, чем на рокеров. Ну знаешь из тех, кто живет, как звезда, ею не являясь, и очень хочет в "Клуб 27". Мы давали концерт в одном баре и это было отвратительно, так что я ушел. Но, в целом, неплохо. Омегам нравится. — Кривоватая усмешка приподняла уголки его губ. — Нравилось. Я порвал струну, когда мы играли, а на новые пока не заработал — в магазине опять задерживают зарплату, да и часов в этом месяце у меня мало…       Ирука тяжело вздохнул и полез во внутренний карман пиджака. Открыл кошелек, задумчиво пересчитал пальцами несколько купюр и положил две зелено-бежевые бумажки на стол перед Наруто.       — Ты же говорил, что не дашь карманных? — Брови Наруто удивленно взлетели, но деньги он все же взял, пока не передумали.       — Это на новые струны. — Он строго посмотрел на сына и пригрозил ему пальцем. — И только на них. Узнаю, что ты опять купил пластинки — выдам тебе карточку, привязанную к моему счету и буду лично одобрять каждую транзакцию.       Наруто звонко рассмеялся.       — Понял-понял… Кстати, хочешь послушать тот альбом?

***

      В столовой было холодно, несмотря на летний зной за окном. Кондиционеры гудели едва слышно, забирая из комнаты не только живительное тепло, но и изысканные запахи еды, которые могли сделать их семейный ужин по-домашнему уютным. Тихий серебристый стук приборов о тарелки бил Саске по нервам и от этого потихоньку начинала болеть голова: давление росло и перед глазами расцветали красные и черные пятна, пряча от него то сидящую абсолютно прямо мать, больше похожую на фарфоровую куколку, чем живую женщину, то брата, тихо беседующего о чем-то с отцом. Не выдержав он извинился и встал.       — Ты не доел. — Отец, казалось, даже не смотрел на него все это время, но все равно не упускал ни одной детали. Внутри все застыло, сердце перетянуло стальными цепями.       — Я не голоден. — Саске нервно сглотнул.       — Ты слишком худой. — От тяжелого взгляда бросило в дрожь. — Тебе нужно набрать мышечной массы, если ты хочешь и дальше появляться в обществе.       Естественно. Все дело в этом. Его щиколотки и запястья слишком тонкие, а плечи — слишком узкие, его мышцы легко теряют в объеме, стирая любой рельеф, его чертам не хватает мужественности, движениям — ширины, а манерам — жесткости. Сейчас, пока ему шестнадцать, это еще можно попытаться скрыть и списать на позднее созревание, но слухи уже появляются и дальше будет только хуже. За его физическим состоянием следят семейный врач и персональный тренер, но даже с их помощью за братом, имеющим идеальное крепкое телосложение и не прикладывающим для этого никаких особенных усилий, ему не угнаться. Саске прикрыл глаза, глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, медленно выдохнул и спокойно ответил.       — Я выпил протеиновый коктейль после тренировки. Это было всего два часа назад.       — Тебе стоит пересмотреть расписание. Поставь тренировки утром, я не хочу, чтобы ты пропускал ужин. У нас редко получается собраться всей семьей, имей к присутствующим уважение. А теперь сядь и будь добр дождаться, пока все закончат.       Саске кивнул и послушно опустился на место. Сжал в дрожащей руке вилку, ощущая жесткое сопротивление медленно нагревающегося от контакта с его кожей металла. Сосчитал до десяти на вдох и выдох и взял бокал с разбавленным вином. Сделал большой глоток и повернулся к отцу. Фугаку уже не смотрел на него, вновь увлеченный диалогом со старшим сыном. Итачи поймал взгляд Саске и едва заметно кивнул. Он прав, момента лучше все равно не будет, а оттягивать разговор себе дороже.       — Отец… — Саске замер, ожидая, когда к нему вновь повернутся и от затылка вниз его снова пробьет холодным потом. — Я… — Слова застряли в горле, он откашлялся, глотнул еще вина и поднял глаза, выдерживая родительское равнодушие. — Я не могу перенести тренировки. Я хочу вернуться в школу. На постоянной основе, а не как сейчас.       — Нет. — Он даже не дослушал. Естественно. Наивно было надеяться, что Фугаку придет в восторг от этой идеи и поддержит сына.       — Я хочу учиться.       — У тебя прекрасные учителя сейчас, и здесь, в спокойной обстановке и с индивидуальным подходом, они способны дать тебе куда больше, чем средний школьный педагог в переполненном классе. Того, что ты появляешься в этом зоопарке раз в триместр на время экзаменов более чем достаточно.       — Зачем тогда ты вообще позволил мне поступить в ту школу, если так презрительно о ней отзываешься? — Все хорошо, ему еще удавалось контролировать голос.       — Твое образование здесь для меня не принципиально, и ты просто пошел вслед за Итачи. Так для всех было удобнее. А когда поступал он, это было исключительно политическое решение — подобный ход позитивно повлиял на нашу репутацию в те годы и дал несколько, казалось бы, перспективных связей. Кто же знал, что этот наивный идеалист так быстро закончится.       — Но его идеи еще живы. — Итачи отложил приборы и попытался смягчить тон диалога, зная, что с ним отец менее категоричен.       — Идея жива, если у нее есть последователи в парламенте, стабильное финансирование и отражение в бизнесе. Но до сих пор никому не удалось повторить тот успех и вновь поднять разговор о сегрегации в обществе выше петиций в интернете и раздутых скандалов. Равенство — это утопия, мы слишком отличаемся друг от друга и знающие люди это понимают, а вся та программа держалась исключительно на личности Намикадзе.       — Равноправие. — Саске сжал челюсти, он дышал глубоко и медленно, его ноздри едва заметно раздулись от ярости. Боль в висках становилась невыносимой, но он терпел. — Равноправие, а не равенство… Это немного разное.       — Это популизм.       — Мы можем не говорить о политике за ужином? — Микото вытерла уголки рта салфеткой, изящно поняла руку, подзывая дворецкого с вином, и окинула спокойным, отрезвляющим взглядом сначала младшего сына, а потом мужа. В комнате едва слышно повеяло жасмином и Фугаку нервно поджал губы, но гневная морщинка между его бровями смягчилась.       Итачи сложил приборы параллельно друг другу в центре тарелки и чуть откинулся на спинку стула, не сводя глаз с брата. Едва заметно, беззвучно он прошептал пару слов и Саске резко отвернулся. Все. Хватит. Дальше Итачи все сделает сам. И, скорее всего, к нему прислушаются. Несмотря на острое ощущение унижения и несправедливости, в эту минуту Саске захлестнула волна благодарности и ему отчаянно захотелось почувствовать брата, окунуться в густой и теплый запах вишни и табака, подчерпнуть в нем уверенности и силы, чтобы хотя бы унять дрожь во всем теле.       Мать допила вино и встала из-за стола, едва заметно поворачиваясь к чутко замершему дворецкому.       — Подайте чай в библиотеку, пожалуйста.       — Я тебя провожу. — Фугаку поднялся вслед за женой и небрежно бросил салфетку на стол. — Итачи, подойди в мой кабинет через пятнадцать минут.       Старший уверенно кивнул и, чуть приподняв уголки губ, бросил последний взгляд на Саске. Младший выдохнул и залпом осушил свой бокал. Что ж, один бой они, кажется, выиграли.       Лед в стакане на столе тихо треснул. Капелька воды на прозрачной стенке, словно ждавшая своего часа, скатилась вниз, оседая в растущей на полированной столешнице лужице и опасно подбираясь к картонной коробке от обезболивающего.       Саске лежал на полу, нервно перебирая пальцами ног густой ковровый ворс, и лениво листал новости в смартфоне. Чуть больше десятка постов за день от научных сообществ, кинокритиков и единственной любимой музыкальной группы: пара статей, россыпь фотографий и несколько ссылок. Дочитав, он обнаружил, что смотрит уже старые записи, обновил ленту, тяжело вздохнул, осознав, что ничего нового не появилось, а с учетом времени и не появится, с сомнением ткнул на вкладку рекомендаций, но тут же закрыл ее, едва на глаза попался чересчур оптимистичный поучающий пост безупречно отфотошопленной фигуристой девушки, о том, как вести себя так, чтобы в обществе тебя принимали за альфу.       Отложив смартфон, Саске уставился в потолок, прикидывая, сколько времени у Итачи может занять спор с отцом. Тревога грызла изнутри, как червь антикварную книгу — оставляя после себя только сухую труху и вонючую пыль. Его метало из стороны в сторону, от оптимистичных фантазий, где ему разрешали не просто вернуться у учебе, но и прожить оставшиеся полтора года, как нормальному школьнику, до глубокого отчаяния, где разгневанный отец спускал на него всех собак и окончательно запирал его дома до совершеннолетия… Нет, волноваться не о чем, брат справится. Он умен, умеет находить нужные слова и преподносить всю информацию в выгодном свете, если кто и способен убедить упирающегося отца, что ничего ужасного не случится, если Саске снова пойдет в школу, то это только Итачи. Но если нет?.. Саске закрыл лицо ладонями. Невыносимо. Если Итачи проиграет отцовской гордыне, то у него не останется ни одной веской причины покинуть комнату самостоятельно. Зависеть вот так от обаяния и силы убеждения старшего было неприятно. Но его самого никогда не послушают и действовать через брата было самым разумным выбором. Да… Он справится и сделает все, что нужно. Сделает же?.. Чертов круг замкнулся. Саске со стоном перевернулся на живот, побуравил взглядом закрытую дверь и, ощутив, как засаднило подбородок, уткнулся лбом в ковер, вдыхая химозно-цветочный запах чистящего средства. Его комнату всегда убирали особенно тщательно, не оставляя его тонкому свеже-пряному аромату ни единого шанса закрепиться на мебели или текстиле.       За дверью послышались шаги. Саске вздрогнул и поднял голову, замирая в предвкушении.       — Да… Да… Мы обо всем договорились. — Слова были едва различимы, но становились четче по мере приближения говорящих. — Со следующего понедельника ты возишь его в школу. Тебя освободят от любой другой работы, ты должен быть подле него и в состоянии забрать его в любую минуту. Проверь аптечку в машине. Прекрати смеяться, я знаю, что у тебя всегда все ко всему готово, но не могу не проконтролировать. Да… — Голос ощутимо потеплел, теперь в нем слышалась улыбка. — Спасибо, что ты рядом.       Дверь открылась резко и беззвучно, только воздух встрепенулся от быстрого движения. Итачи на прощание кивнул Шисуи и вошел в комнату.       — Он разрешил? — Саске приподнялся, опираясь на локти и выгибаясь в спине. Надежда и тревога сцепились внутри него, дыхание замерло и на резко похолодевшей коже выступила испарина.       Брат бросил на него короткий взгляд и закрыл за собой дверь, молча снял пиджак, повесив его на спинку стула, медленно — мучительно медленно — расстегнул пару пуговиц рубашки и ослабил манжеты, сел рядом, заглянул в полные волнения и надежды глаза и наконец-то смягчился, неуловимо меняясь, как всегда было в присутствии младшего.       — Он разрешил. — Итачи ласково зарылся пальцами в волосы брата, его феромоны согрели сердце, выдавая насколько он рад за младшего. Саске с облегчением уронил голову, погружаясь лицом в пушистый ковровый ворс, на губах расцвела совершенно беззаботная и счастливая улыбка.       — Но есть несколько условий. — Брат ласково массировал его затылок. — Во-первых, ты остаешься жить здесь. В общежитие, к которому ты прикреплен, тебе, по понятным причинам, нельзя, перевестись в другое без раскрытия вторичного пола — невозможно, а на это отец не согласен. И, во-вторых, тебя будет сопровождать Шисуи. Он будет отвозить тебя в школу, забирать оттуда и все время, пока ты учишься, он будет рядом и доступен по первому звонку.       — А если я захочу вступить в клуб? — Саске вскинул голову, вынуждая брата отдернуть руку от неожиданности, и склонил ее на бок, приобретая удивительное сходство с изумленным котенком.       — Ты надо мной издеваешься? — Итачи горько-иронично усмехнулся. — Я за твою учебу полтора часа торговался, а ты уже хочешь большего.       — Ну может хотя бы с сентября?       — Не могу обещать. Но, если конец триместра обойдется без инцидентов — вполне возможно. — Итачи задумчиво оглянул комнату. — Вернешься к теннису?       — Хочу попробовать себя в музыке.       — Пойдешь по стопам матери?       Саске скривился и повалился на пол, закатывая глаза, как умирающий киногерой.       — Нет. Никогда! Я вскрою себе вены смычком, если меня снова запрут в одной комнате с виолончелью!       — А что тогда? — Итачи склонился над ним, внимательно рассматривая мечтательное выражение лица, словно надеялся в нежном изгибе губ и счастливых складках в уголках глаз прочитать его мысли.       — Гитара.       — Хочешь стать рок-звездой?       — Нон-конформизм — это по твой части… — Саске поднял руку, наматывая на кулак длинные, выбившиеся из хвоста, волосы брата. — Ты как отцу это объяснил?       — Никак. К моменту, когда я смог позволить себе их отрастить у меня уже были карьера, статус и хоть какая-то финансовая независимость, чтобы он не имел на меня такого влияния. — Итачи ласково прижался губами к его лбу, накрыл его пальцы своими, вынуждая отпустить волосы. — Я пойду спать. И ты не засиживайся.