Ребис.

2016

      Бюрократия — восьмой грех и бесчисленный по счёту бич человечества. Драматично хлопнуть дверью не вышло: почесав в затылке, Годжо отправил подопечную в кабинет директора, заполнять бумаги. На его практике Акане Канай была первой студенткой, отказавшейся заканчивать обучение в колледже. Упёрлась лбом, едва ли копытом не била — вкупе с угрожающей аурой выглядело убедительно даже для Сатору, который к её затее изначально отнёсся скептически, предложив взять академический отпуск. Дескать, отдохни, проветри голову да возвращайся. Не сложилось; подопечная сверкнула злющим янтарным глазом и поджала губы. — Уверена, Канай? — В голосе Масамичи проскользнул намёк на разочарование. Его можно понять: вся женская половина потока и половина потока в принципе твёрдо вознамерилась уйти — полный провал. — Годжо-сенсей предлагал тебе отпуск? — Предлагал, я отказалась. Моё решение окончательное. — Если это как-то связано с… инцидентом Токугавы, то твоё отстранение уже всё разрешило.       «Инцидент». Слышал бы это сам Токугава — точно взбесился бы. Акане криво ухмыльнулась, вспоминая бордовые синяки на пацанской шее. Ещё немного, и затрещала бы трахея, вдавливаемая крепкими от нахлынувшего помешательства пальцами. Она мысленно улыбнулась воспоминаниям и вернулась в реальность — почти насильно. — Не связано. Просто дайте мне подписать необходимые бумаги, — устало попросила она. Провертела ручку и стала вчитываться в поданный директором приказ — вязь иероглифов по белому листу рябила в глазах. — Ого, вы несли ответственность за меня в случае моей смерти. Прикольно.       Неровным, летящим почерком она подписалась на обратной стороне листка и скучающе сложила лапки на груди. Хотелось домой, развалиться на кровати под фильм, к одному боку прижимая Хантена, а к другому пачку чипсов. — Твои рекомендации будут действительны ещё три года. Не вернёшься в течении этого времени, придётся снова дожидаться снисхождения, — бесцветно сообщил Яга, хмурясь за стёклами очков. — Переживу, — отмахнулась Акане. — Теперь всё?       Масамичи откинулся в кресле и принялся задумчиво поглаживать по голове одну из своих кукол. Желтоватая, со страшным оскалом на круглой морде и выпученными глазами.       Акане тихо фыркнула на такой выбор дизайна. Кукла была действительно жутковатой, и тискать её мог только такой чудак, как Масамичи Яга. Она вдруг обернулась, круглые глаза выкатились из плюшевых орбит, и Акане поспешно отодвинулась на стуле назад. Не хватало ещё получить по челюсти. — Я отправлю приказ выше, — Он неопределённо ткнул пальцем в потолок, намекая на начальство, — его заверят, дублируют и пришлют обратно. Одну копию заберёшь с собой и будешь свободна. А до тех пор можешь пока собрать свои вещи. — Чудесно, — Акане хлопнула в ладоши и поднялась. — Тогда до свидания.       И уже стоя в дверях, вдруг обернулась и с лукавой улыбкой сказала: — Хорошо, наверное, что я не убила Токугаву? Пришлось бы вам нести за него ответственность.       За дверью, в коридоре, на стуле развалился Годжо-сенсей. Растопырил колени, как гигантский кузнечик и, кажется, даже задремал, дожидаясь Канай. Понять было сложно — это Сатору, может, видел через свою повязку, а вот другим читать его мимику становилось затруднительно. Вкупе с… неоднозначным характером, разговаривать с ним порой становилось вовсе невыносимо. Акане гораздо больше любила, когда он ходил в очках, не пряча пол-лица. — Неуже-э-э-эли! — зверски зевнул всё же не спящий сенсей. — Я уже состариться успел. — А вы ничего для старика, — добродушно хмыкнула Акане. — Масамичи-сан сказал, что эту писульку ещё заверить нужно. Вон там, — она повторила жест директора, тыча вверх в метафорическое начальство. — Бюрократы, — тоном брюзжащего старика протянул Сатору. — Не то слово. Я бы уже давно была дома… — Слушай, Канай. Ты чего уходишь-то? Из-за Токугавы?       В окно дохнул осенний ветер, встрепал снежную шевелюру сенсея и лизнул лицо приятной прохладой. Акане вздохнула — свет что-ли клином сошёлся на однокурснике? — и нехотя ответила: — И да, и нет.       Годжо молчал, очевидно ожидая продолжения. Смотрел точно в глаза, это очевидно, и Акане этот взгляд не вынесла даже сквозь повязку, отвернулась. — Я больше не хочу иметь ничего общего с магией. Это… не мой мир, чужой, — Она неловко перекатилась с носка на пятку и обратно, не зная, куда деть взгляд. Годжо, казалось, хотел пробуравить в её голове дыру — и отлично справлялся без своего Фиолетового. — Вернусь домой, найду работу. Заживу нормальной жизнью. — Ненормальные разве могут жить нормально? — весомо спросил сенсей. Улыбнулся, сглаживая остроту вопроса, примирительно щёлкнул пальцами. — Сможешь жить, зная о том, что проклятия убивают людей? Прямо сейчас, в эту минуту? Те проклятия, которых ты могла бы уже изгнать. — Смерть — естественный процесс, — произнесла Акане явно не свои слова. — Люди умирают и просто так: от болезней, в катастрофах… от старости, в конце-концов. — Но в твоих силах предотвратить часть этих смертей, — Годжо опустил локти на колени, чуть наклоняясь к Акане, и как-то по-особенному спросил: — И всё-таки, Канай… Чья это идея?       От вкрадчивого голоса загривок пошёл мурашками. Он будто знал — и всего лишь хотел выведать эту правду у неё самой, помочь облегчить непомерную тяжесть лжи на плечах.       Видит ли Шестиглазый шаман ложь?       Акане крепко зажмурилась и как можно ровнее сказала: — Моя. — Я тебе не верю.       От этой улыбки все органы внутри враз заледенели и каменное крошево зацарапало горло.       Знает? — Очень жаль, — дрожащим, жалким голосом выдавила Акане. Тело переставало слушаться, ломалось под гнётом чистого ужаса. — Но это правда. Увидимся, Годжо-сенсей.       И Акане позорно сбежала, топоча по коридору так стремительно, будто за ней гналась собачья свора. Но — она была уверена — это был всего лишь пристальный шаманский взгляд сквозь чёрную материю повязки. — Пока-пока, Акане-чан! — и усмехнулся, видя полыхающие след проклятого духа в том месте, где она стояла. Крепкий остаточный мазок, будто густо набрали краску кистью и провели. Следы трепыхались фиолетовым пламенем, беспокойные и полные прелой злобы. Эта энергия совершенно точно принадлежала проклятию, вот только — и Годжо был готов поставить на это все свои деньги — Акане Канай проклятием не была. Обычная, слегка сумасшедшая девчонка, что в их ремесле совсем не редкость и, по правде говоря, даже необходимость.       А значит, Канай якшается с проклятыми духами. Вот только изгоняет она их или работает на обе стороны — Сатору пока не знал. Одно было ясно: экс-студентка хранила интересную тайну, и делиться ею совсем не хотела.

***

      Просыпаться рано утром Мегуми не любил. Привычку, конечно, наработал — исправно, как заведённый, заправлял постель и шаркал по полу туда-сюда, собираясь на занятия. Но с головой при этом совершенно пустой, звенящей от отсутствия мыслей.       Минуя все стадии принятия и продирая глаза, он заторможено глядел на своё белое лицо в зеркало, не замечая, как вода переливается из подставленных лодочкой ладоней. От щеки к носу, будто шрам, тянулся длинный след мятой кожи, судя по всему, от подушки.       Нет, в голове, всё же, кто-то был. Чуть смазанный дымкой образ экс-студентки Канай не покидал его мысли до самого сна — и не оставил в покое даже после пробуждения. Мегуми не мог сказать, что Акане ему не понравилась. Но и в восторге он точно не был.       Настороже — вот это точно. Складывалось впечатление, что начальство их совершило ошибку, положившись на неё.       Мегуми со вздохом провёл ладонью по загривку, всматриваясь в глаза собственному отражению. В глухой синеве плескалась растерянность, природу которой он, до того понимавший себя целиком и полностью, распознать не мог.       Первое занятие должно было пройти на улице, чему Мегуми был даже рад — отличная возможность стрясти с себя остатки прилипчивого сна. Он быстро прыгнул в форму, вжикнул молнией толстовки и спустя две минуты уже открывал главные двери.       На ступенях у входа в колледж пылал костёр. Мегуми проморгался — костёр не исчез, но обернулся к нему ехидным лицом и, выпустив изо рта сигарету, приветственно воскликнул: — Мегуми-чан!       Фушигуро как по голове хлопнули. Он снова проморгался, на этот раз не веря не только собственным глазам, — но и ушам. — Акане… семпай? — Как она его назвала?       Щёки непроизвольно подёрнулись румянцем, и Мегуми нахмурился. Канай весело хмыкнула, выпуская изо рта струйку дыма. Рядом с ней, возле открытой переноски, сонно жмурился толстый трёхцветный кот. По другую сторону на ступеньках развалилась чёрная матерчатая сумка.       Сигаретный запах защекотал ноздри, и Мегуми махнул у лица рукой, рассеивая его. — Привет, — звонко воскликнула она. — Чего застыл?       Он мотнул головой и приблизился, чувствуя себя неловко. Остаточный след проклятой энергии всё ещё вился вокруг неё — никуда не исчез, и кажется, стал только плотнее.       Только что с задания, не иначе. А говорит, магию не любит… — Ничего, забудь. А ты что, с котом приехала? — А что же, я дома его оставлю? — возмущённо воззрилась на него Акане-семпай.       «С родителями» — хотел ответить Мегуми, но вовремя прикусил язык. Раз не оставила — значит, на то действительно были причины. Хотя Канай производила впечатление человека, которому эти самые причины не нужны. Костёр — действительно подходящее сравнение.       Что глаза эти, пылающие хищной желтизной, что волосы — будто бы беспокойный огонёк из того мультфильма по девушку-старушку. — Поздоровайся, Хантен! — весело сказала Акане.       К вящему удивлению Мегуми, кот мурлыкнул и поднял лапку, будто бы и в самом деле понял, что от него хотят. — С тобой поздоровались. Будь добр, — хмыкнула она.       Ошеломлённый Мегуми присел на корточки и мягко пожал кошачью лапку. Хантен тут же потерял к нему всякий интерес и, поджав хвост, свернулся клубочком возле бедра хозяйки. — Умный кот… — Ты умница, Хантен, — согласно повторила Акане, поглаживая кота. — Это ты его так выдрессировала? — Мегуми действительно было интересно. Кота, понимающего и исполняющего команды, он видел впервые. — Да я бы и не подумала. Он сам всё понимает. — Акане пожала плечами и задумчиво пожевала губу. — Слушай, Хантен, может, ты проклятый дух, а?       Она продолжила ворковать с котом, и Мегуми смог украдкой рассмотреть её. Через нос к щеке тянулся и прятался под всклокоченными волосами глубокий рваный шрам. Совсем как у него утром. Она широко улыбалась, морща нос, и совсем не выглядела такой, как её описывают — легкомысленная, взъерошенная и яркая-яркая, как вспыхнувшая спичка. Однако Годжо предупредил, и пусть раздолбаем он закрепился самым настоящим, пренебречь его советом было бы глупо.       А Мегуми Фушигуро совсем не дурак.       И этот след вокруг неё — если не приглядываться, вовсе не заметный, но отчетливо ощущаемый то ли кожей, то ли каким-то шестым чувством. Загривок дыбился, словно у зверя, и ладони так и тянуло сложить в пасс.       Все инстинкты рядом с Канай будто срывались с цепи, и Мегуми это совсем не нравилось. — …как думаешь? — Что?..       Акане хмуро глянула из-под прядей, расчертивших лицо красными прутьями клетки. Заметила, наверное, как он неприкрыто пялится.       Он сконфуженно надулся. — Прости, отвлёкся. Повтори свой вопрос? — вежливо попросил он. — Спрашиваю: как думаешь, могут ли животные быть наделены проклятой энергией? Если Хантен может использовать техники, это жуть как забавно. Сможешь тоже духов изгонять, толстяк, — заворковала она. — Ранг тебе присвоим… Будешь настоящим магом!..       Нет, это совершенно точно другой человек. Мегуми, признаться, ожидал чего угодно, но то, что он видел сейчас, с рассказом сенсея совсем не вязалось.       И память тут же услужливо подкинула ему воспоминание об их первой встрече.       Он её видел, или видел вокруг тела плотный, смердящий налёт проклятой энергии — понять не удавалось. Она вихрилась вокруг хозяйки квартиры, в которую они минуту назад с энтузиазмом ломились, как ожиревший бордовый червь.       Точно. Именно тогда, взглянув в её глаза, Мегуми ощутил самый настоящий страх. Янтарь за поволокой остаточной энергии полыхал настоящим, густым безумием, словно секунда — и она бросится в битву, не деля пришедших на своих и чужих.       И можно было бы подумать, что он всё выдумал. Но тем же вечером, собравшись в кафе, они втроём обсуждали случившееся, и все, как один: что Нобара, что тугой на голову Итадори — с ним согласились. Каждый из них это видел, и оба перепугались не на шутку. — Масамичи-сан меня ждёт, — вдруг сказала она, взглянув на экран мобильного. — Господи, поверить не могу, что я снова здесь. Встретишь Сатору, передай ему, что я его ненавижу, — Акане беззлобно фыркнула и юркнула в щель между створками.       Мегуми какое-то время смотрел ей вслед, а после обернулся на кота. Хантен умильно мимикрировал под батон и жмурился от яркого солнца. Жёлтые его глаза, подсвеченные юрким лучом, напоминали две монетки. И тонкие нити зрачков — будто одна йена.       Он был совершенно обычным животным. Поглаживая пушистый мех на пятнистой спине, Мегуми не ощущал проклятой энергии. Кот как кот, с поправкой лишь на то, что был очень умён. — И что мне теперь, сторожить тебя тут?..       И тут же, как по заказу, двери с оглушительным треском распахнулись, являя миру свежего Итадори. Мегуми сощурился, приглядевшись, — за ним хмурой тенью маячила Нобара, и вот с ней, такой же сонный, он ощущал куда больше безмолвной связи. Всё ещё держа руку на кошачьей спине, Фушигуро вяло отсалютовал друзьям. — Хантен! — воскликнул Итадори. — Ого, ты чего тут делаешь, дружище?       Мегуми уступил ему бремя почёсывания за ушком и распрямился. Понаблюдал какое-то время, как доселе равнодушный ко всему кот с протяжным мяуканьем вьётся вокруг Юдзи (ощутил при этом призрачный укол обиды) и сообщил: — Канай вернулась.

***

      И всё-таки, судьба самая натуральная сука, думала Акане. С чувством юмора не менее скотским; она снова сидела в кресле напротив директора, разделённая с ним кедровым столом, и наблюдала, как он задумчиво тискает игрушку. На этот раз, что примечательно, не жёлтую — зелёную. На этом различия с их последней встречей заканчивались, поскольку выражение лица у обоих было ровно таким же, как два года назад: скучающая Акане и хмурый Яга. — Возвращаешься, значит, — резюмировал он. — Доучиться не надумала, а, Канай? — Не-а, — беспечно отозвалась Акане. Взглянула на директора с оценивающим прищуром. — Без диплома нынче работать не пускают? — Могут возникнуть проблемы… Ну, понимаешь, по части документов, — принялся объяснять Яга. Вид у него при этом был довольно кислый. — Несанкционированное устранение проклятий и всё такое. Особенно много путаницы будет, если станешь сильных духов изгонять и тех, что в нашем реестре. Отчёт-то, конечно, напишешь, но будет ли это так уж по правилам… Впрочем, — распрямился он. — это всё мирское. Решим.       Акане почти что обиженно вздохнула. — А я-то думала, вы меня сейчас обратно развернёте, Масамичи-сан… Надеялась.       Яга не ответил, только кривовато усмехнулся. Крупная смуглая ладонь снова опустилась на плюшевое чудище. Гладил он его, кажется, совершенно бездумно, потому как и бровью не повёл, когда от неосторожного движения кукла свалилась на пол. — Сатору за тебя поручился, — наконец сказал он, и Канай замерла. — И не просто так, а перед Старейшинами. Тебя, признаться, возвращать никто не хотел, и ты сама знаешь, почему… Так что, Канай… — Голос его понизился и предупреждающе завибрировал — всего на тон, но Акане тут же почувствовала себя не в своей тарелке. — Помни об этом, когда вдруг захочешь кого-то покалечить. Простым отстранением не отделаешься, и Годжо, как твой поручитель, тоже проблем хлебнёт. Надо оно тебе?       Дело дрянь. Знала бы она, что находится тут на птичьих правах, развернула бы Сатору прямо у двери собственной квартиры, хорошенько позаботившись о том, что дорогу он до неё позабудет. Не то чтобы ей правда хотелось кого-то калечить, просто… — Я вас поняла. Проблем не будет, даю слово. — Рад, что мы друг друга поняли. — И уже более расслабленным тоном сообщил: — В общем, будешь работать отсюда. Магов на нашей стороне никогда не было много — и сейчас это количество ощущается слишком остро. Ты нас действительно выручила. — Будет вам, — сконфуженно хмыкнула Акане. И добавила, повторяя вслух недавние мысли: — Если бы я знала, что Годжо мой поручитель, ни за что бы здесь не появилась, имейте в виду. Бесит… быть кому-то обязанной. И более того — теперь ещё нужно его не подвести. Не нравится мне всё это.       Не нравилось, и очень сильно. Всю жизнь Акане привыкла полагаться только на себя и делать всё то, чего хочется. Ни от кого не зависящая и никому не должная. И сейчас жизнь ломалась насильно — с хрустом вталкивалась в условия, по размеру ей явно не подходящие.       Но маленький козырь у неё всё же был. — Масамичи-сан, у меня будет условие, — усмехнулась она. — Положение у тебя не то, чтобы условия ставить, — Яга отзеркалил её усмешку, но махнул рукой: — Чего там? — Со мной будет жить мой кот.       Брови из-за тёмных очков взметнулись к линии роста волос. Масамичи-сан несколько секунд задумчиво барабанил пальцами по столешнице, после чего пожал плечами. — Будет гадить — самолично его вышвырну.       Когда Канай, фыркнув напоследок, ушла прочь, Яга какое-то время крутил большими пальцами сложенных ладоней и задумчиво поджимал губы. В комнате после визита девчонки повисло гнетущее напряжение — совсем такое, как описывали ему Нанами и Годжо.       Спина покрылась испариной, и он оттянул от шеи ворот формы. Щёлкнул ключ в ящике стола, и Масамичи достал оттуда тонкую папку.

ОТЧЁТ

по делу о пожаре в деревне Якитоханабира

      Он пробежался глазами по листкам, исписанным кратким пересказом произошедшего. Иероглифы и слова мелькали, как в ускоренной перемотке, и большая часть текста проносилась белым шумом. Масамичи цеплялся лишь за отдельные фразы: «…пожар унёс жизни всех жителей деревни…»       Дальше, дальше, дальше. «На месте были обнаружены существа… вскрытие показало, что все они являлись людьми… проклятая техника…»       Листок за листком. «…отчётливое присутствие проклятого духа…»       Всё не то. «…умышленное массовое убийство…»       Вот оно. «…единственная выжившая — Канай Акане, девочка двенадцати лет…»

***

Я тебе кое-кого покажу.

      В обители проклятого духа было светло. По углам не шептался полумрак, а странное бульканье из глубины тоннеля не пугало — даже успокаивало. Акане туда не заглядывала, подозревая, что наткнётся на нечто неприятное. Не цветы же в конце-концов Махито там выращивает.       Она по-хозяйски развалилась на плетёном гамаке, покачиваясь из стороны в сторону. Одолевала сладкая дрёма. Шёл второй получас ожидания, и Канай откровенно устала: посреди голой коричневой кладки делать было совершенно нечего. На груди распласталась книга. От Махито вообще можно было ждать чего угодно, но тяге к чтению она очень удивилась.       Проклятый дух пожимал плечами и говорил: «ничто не помогает так хорошо понять человечество, как искусство».       И потому чужое присутствие посреди пустоты она почуяла сразу и обернулась на шорох. — Это твой кое-кто? — спросила Акане, разглядывая скованного мальчишку в полосатой футболке.       Он жался к Махито, приобнявшего его за плечи, но испуганным не выглядел. В тёмном глазе, не прикрытом волосами, читался интерес — настолько явный, что Акане хмыкнула. Союзу проклятого духа и человеку удивляться не приходилось, но новое лицо заставило её спрыгнуть с гамака и приблизиться. — Здравствуй, — тихо поздоровался мальчик. — Ты тоже?.. — Тоже кто? — она широко ухмыльнулась. — Проклятие? О, не равняй меня с ним, умоляю. Я гораздо круче. — Дзюнпей, — пролился из полумрака медовый голос, — знакомься, это Акане.       Его обладатель сделал шаг вперёд, вылезая на свет. Внутри Канай что-то крупно дёрнулось, стоило снова увидеть безмятежное разноглазое лицо. Всегда так — оставаться спокойной рядом с Махито было невозможно. В горле застучала галька, не позволяя даже вдохнуть. Она просипела: — Махито… — и громко выдохнула. — Здравствуй, Акане, — Проклятие хихикнуло, схватилось за её плечо и прошептало, приблизив лицо к лицу почти вплотную: — А вот и наш гость.       Он всегда был таким. Взбалмошным, будто ребёнок, коим в сущности и являлся, совершенно бестактным и приставучим. Личное пространство как идею Махито очевидно отрицал — и лез, лез, лез, не спрашивая позволения; касался — постоянно.       Прикосновения Махито вызывали страх и вместе с тем, всякий раз, внутри Акане что-то трогательно замирало от странной, но искренней привязанности. — Человек? — Дзюнпей выразил большой интерес к природе проклятых духов… Лучше ведь показать, чем рассказать, правда? — лукаво улыбнулся Махито.       Акане смотрела на него, как заворожённая, на деле же пытаясь понять — с чего вдруг существо вроде Махито тратит своё время на людей, кроме неё? Лелеющий мир без человечества, он вдруг носится с этим забитым мальчишкой. Чего ради?       Она вновь взглянула на Дзюнпея. Парень глядел исподлобья и продолжал жаться к проклятию, будто утёнок к маме-утке. Кольнуло странное чувство — отнять, схватить, показать, кому на самом деле он принадлежит. Вид Махито, проявляющего нетипичную для себя заботу к кому-то другому, поднял в груди удушливую волну злости. — Что это всё значит? — звонко спросила она.       Махито ухмыльнулся — и она вскипела. — Могу же я, в конце-концов, завести друга, Акане? — елейно пропел дух. Будто знал, что творится в красной голове, и развлекался, эту злость распаляя. — Люди ведь так делают.       Ты не человек.       Хотелось сказать. Но Канай, поджав губы, смолчала. В худшем случае, этим бы она добилась небольшой драки, — но даже так новоявленный дружок Махито, скорее всего, помер бы среди руин под перезвон смеха двух раззадорившихся существ. — Ты маг? — подал голос Дзюнпей, очевидно чувствуя растущее напряжение. — То есть, можешь так же, как Махито? — Так же не могу. Могу по-другому.       Она не понимала, как ей относиться к человеческому щенку. Мальчишка вызывал в ней жалость одним лишь своим видом, а стоило ему открыть рот — и Акане совершенно потерялась, пытаясь понять, что же Махито в нём нашёл.       От неё очевидно ждали представления — и Акане с видом утомлённой звезды его дала. Вытянула руку, зажмурилась, запуская от локтя струи металла. Золото обволокло руку перчаткой, мягким бликом переливаясь в льющемся сквозь решётку свете. Острым когтем она коснулась мальчишеской щеки. Совсем слегка, на грани с тем, чтобы оцарапать, и улыбнулась. — А могу вот так.       Вторая рука облачилась в такую же перчатку — и золото поползло от кончиков пальцев, будто заполняя невидимую форму.       Спустя несколько секунд рядом с Акане возник второй Махито — полностью отлитый из золота, с тянущейся от живота металлической нитью, соединяющей его с Акане, будто пуповиной. Золотой Махито поднял руку, как марионетка, и помахал оригиналу. Тот по-детски весело захлопал в ладоши. — Правда, талант? — восхищённо обратился он к Дзюнпею. — Акане, правда, совсем не любит использовать свои способности. — Вперившись взглядом в жёлтые глаза, он прошептал: — И очень, очень зря.       Махито немного прошёлся вперёд. Вид у него был вдохновлённый — жди беды. — Знаешь, Дзюнпей… Я расскажу тебе одну историю, — он повернулся, но не к мальчишке, а прямо к Акане, и продолжил с улыбкой совершенно страшной: — Она о маленькой девочке и лепестке, тронутом огнём…