Я делаю вид: Предательство

После того, как я послала придурка, куда следует, и кинула теперь сама в черный список – неожиданно крышу сорвало у его девушки. Эта Алена написала мне, что я сошла с ума – но я-то как раз осталась в уме. Поэтому этот диагноз вернула ей самой. Будут еще всякие судить меня! Пусть думает о себе – это у ее парня свистит фляга. Пусть скажет спасибо, что я не переслала ей его вульгарные, пошлые сообщения. Но ей было мало! Не понимаю, что вообще двигало этой Аленой, но однажды она даже додумалась подкараулить меня возле универа. Я, наконец, закрыла сессию и чувствовала некое удовлетворение. Некоторые мысли, что медицина не так мне нравится, как я думала – это портило, но я их закидывала в сторону. Какая разница – ведь у меня получается. А еще предыдущим днем я отметила свой день рождения с Кариной и даже с Кириллом. С ней мне, в принципе, всегда хорошо, но неожиданно присутствие блондина не напрягало. Более того – он так искренне поддержал и похвалил меня за решение перестать жить вместе с деспотичной матерью. В голове записала – «Он нормальный чувак». И искренне радовалась, что с его группой все хорошо – а лето отправятся в турне по Европе. Так вот, настроение, в целом, было – терпимым. Но стоило увидеть возле ворот своего корпуса белую макушку – о, боже, она наконец сняла эти пакли, натуральное каре ей куда больше идет! – и я уже ощущаю здоровое негодование. Чего привязалась, господи! Я уже самоустранилась и вообще не претендую на ее парня-придурка. Не претендую звучит удобно – это как бы и правда, но не кричит о том факте, что хочу, чтоб он сам претендовал на эту роль. Как бы я его ни называла, как бы ни проклинала – но, как один человек рассказывал – мысли только о нем. Девушка втирает мне что-то за любовь, за подставы. Будто бы меня разыграла – ха-ха! При этом постоянно тыкает, что я дура, что ничего не понимаю и не вижу дальше своего носа. Я какая-то эгоистка, и вообще ей жалко Артема. Но что тут мол поделать – раз он выбрал меня. Она говорит – а мне за нее стыдно. Что за розыгрыш? Не верю ей напрочь – она мне никто. Даже сочувствую –Артем что, ей манипулирует, заставив убеждать меня, что между ними ничего нет?  А еще с отвращением – «Видимо, всерьез боится, что я покушусь на его деньги, Господи!» Иначе зачем еще натравливать на меня эту девушку? По какой еще причине не давать мне развод?  Отвечаю ей сухо, не перехожу к особым оскорблениям – мимо проходят одногруппники и преподаватели. Публичное выяснение отношений на повышенных тонах – это не ко мне. Тем более, с этой блондинкой лично мне и выяснять нечего. В конце концов, она уходит – ее ждет какой-то парень, прислонившись к мотоциклу. Кто это – друг ее? Не важно, но довольно симпатичный. Лучше б к нему пригляделась, потому что их отношения с Артемом – все же какая-то фигня. По крайней мере, мне так удобно думать.  По дороге домой, останавливаюсь лишь у нищей бабули – таких много в городе – всегда в теплых, старых платьях и косынками на головах. Смотрю – нет, не пьяница. Попросту бедная, опускает глаза – словно самой неловко просить милостыню. Почему-то останавливаюсь рядом с ней, хоть и помочь не могу – у меня никогда не бывает наличных. Мне бы сразу свалить, но уйти не могу. И почему-то спрашиваю: – Как так получилось? Мне действительно интересно – почему таких людей много, и старых, и молодых? Раньше из салона машины никогда их не видела, но как стоило перебраться на пешие прогулки и автобусы – постоянно встречаю. Неловко, подавленным голосом, слышу историю – о мизерной пенсии, о сыне, которого не берут на работу из-за инвалидности, об огромных квитанциях ЖКХ. Говорит, и ей стыдно. Будто ей должно быть стыдно за это. Будто бы ее вина в собственной старости, в болезни ребенка и даже за то, что они получают гроши. Но понять, в чем ее вина – я не могу. И поэтому утешить тоже не в силах – снимаю золотую цепочку с себя, оставляю ей и ухожу. Потом целыми днями смотрю дома видео похожих историй – ужасных, несправедливых. Для меня – новый мир. С отвращением вспоминаю, как с матерью смотрела только дешевые драмы – про тупых парней и девушек без чувства собственного достоинства. Стереотипные персонажи – возможно, частично реальны, но они далеко не весь этот мир.  На одном из просмотров меня отвлекает звон в дверь. Подхожу, смотрю, кто пришел – и замираю. Артем. Стою и решаю – как прореагировать? Что он хочет вообще? За разводом пришел? Я могу сделать вид, что меня просто нет дома – сердце бешено скачет и сопротивляется этому. Оно дико соскучилось, хочет к нему.  Но не надо зеркала, чтоб понять – я не готова к встрече – домашняя футболка до коленей, на ногах – носки. Я не накрашена, волосы просто собраны в пучок. Пожалуй, даже хабалистая Алена сейчас в сравнении со мной – леди.  Если впущу – дам возможность Артему увидеть меня…такой. Как он этим воспользуется? Новый повод для насмешек – по типу «королева что-то как-то сдала»?  А еще эта совковая квартира… Поводов не допустить встречи – для меня достаточно. Даже перевешивают очевидное, что я сама хочу его увидеть, даже если продолжит говорить дальше свои незрелые глупости. Лишь бы – со мной. Но решающим фактором становится понимание, что для меня самой, в принципе, это ненормально – избегать встречи. Я никогда подобного не делала, и не хочу начинать. Открываю резко дверь и смотрю на него – привычная черная футболка, привычные джинсы, подвернутые слегка внизу, черные оригинальные «Найки». Знакомые уже наизусть татуировки – я знаю их детально. Прямой взгляд из-под ниспадающий челки и, твою мать, улыбка с этими ямочками. Такой родной, красивый и привычный. Ну какой же он Алены, он – мой! Скрываю глупое восхищение и не менее жалкое любование суровым вопросом: – Как ты меня нашел? Артем не отвечает сразу, потому что тоже разглядывает меня. Еще бы – столько толком не виделись, а я встречаю его как растрепанное чучело. Наблюдаю за реакцией – но насмешки никакой нет. И это взгляд не как на просто бывшую или на знакомую в новом «образе», в нем даже изумления нет – он просто смотрит как мужчина на женщину.  – Не только ты умеешь следить, – наконец отвечает Артем, останавливая взгляд на уровне моих глаз. Автоматически хочу распустить волосы и расчесаться, но останавливаю себя – поздно, он уже увидел такой. – Молодец, – сухо хвалю и перехожу сразу к делу. – Я не собираюсь подавать на раздел имущества, не парься. Можем спокойно подать на развод без всего этого позора. – Какой развод, женщина? – со смехом отвечает он и показывает мне руку. – Я порядочный муж. – На его безымянном пальце снова кольцо. Чувствую легкую слабость от этого зрелища, но беру себя в руки: – Чего ты пришел? – Может, пропустишь?  Молчу и не двигаюсь – своим телом полностью загораживаю доступ в коридор. Скорее всего, Артем вообще не был в подобных старых квартирах. Неблагополучных – а я в ней живу. Его скрытое богатство – и местная беспардонная бедность? Я и сама выгляжу не важно, а эта совокупность просто добьет. Увидит, в какой обстановке живу после того, как меня прогнал.  Не хочу быть в его глазах жалкой. Даже, живя здесь, я такой себя не ощущаю – и ему не позволю считать меня такой. – Нет. – Уверена? – Он делает шаг, сокращая между нами пространство до минимума. Я чуть не задыхаюсь от такой близости – мне нравится. Но именно это пугает. – Да. – Невольно делаю шаг назад, но продолжаю удерживать взгляд. – Точно? – Снова подходит ближе. Так близко, что стоит мне шевельнутся – и я прикоснусь к нему.  И я хочу это сделать. – Детский сад, – ворчу, взволнованная его такой близостью. Напоминаю себе сурово – у нас все в прошлом, я ему почти что изменила, он меня не почти, а послал, нашел другую, и я его тоже в итоге послала. Не хэппи-энд, но достаточно реалистично. Но я чувствую безумную химию между нами, в этом узком коридоре – даже без каких-то прикосновений. Пожалуй, и в лучшие моменты наших отношений такое взаимное притяжение не ощущалось настолько сильно. Почему так? – Проходи. Только обувь сними, я не буду за тобой подметать. На слове «подметать» уголки его губ слегка поднимаются, но Артем быстро прячет эту улыбку. Не могу разобрать – это насмешка? Внутренне содрогаясь, но держу спину прямо, будто захожу не в комнату без ремонта, а на аудиенцию в залы дворца английской королевы. Встаю у окна и, кладя руки на грудь, смотрю снова за реакцией Артема. Он разглядывает мое жилье с интересом – но каким именно – мне не понятно. Садится на табуретку, покрытую антипыльной накидкой, видимо, хочет сказать свое мнение обо всем – но я не готова его слышать. Поэтому сразу начинаю разговор, не давая ему опомниться. – А че, где Аленку потерял? – Она вроде тебе все сказала. – Ты ее ко мне подослал? – Нет. Ее инициатива. Она классная. Меня передергивает от этого «классная», вспоминаю их фотографии, где они вдвоем, вспоминаю, как целовались на моих глазах, теперь еще и «классная». – Она классная, я гнилая, – огрызаюсь. – Че притащился вообще? Вали к своей идеальной. – У Алены есть парень. – Что? – Меня начинает душить смех, но быстро осекаюсь – тот мотоциклист, может, реально ее парень? А потом все равно язвительно и обидно смеюсь. – Она тебя что, бросила? О, мое мнение о ней повысилось. И ты, значит, пришел ко мне плакаться? Вспомнил, что где-то была стремная, да жена?  Придурок почему-то тоже смеется. – Капец, ты по-прежнему такая сумасшедшая. Марьяна, я рад, честно. У меня патологическая любовь к твоему безумию. – Сам ты безумный, псих недоделанный! – рявкаю, обрывая смех и общее неуместное веселье. Терпеть оскорбления в свой адрес – нет, не позволю. – Этого тоже не хватало, – кивает идиот, намекая на мою грубость. – Слушай, ты в облаках летала или где, когда Алена все рассказывала? – Пусть она тебе сказки рассказывает – не мне. – Мы с ней не встречались.  – Да-да. – Я это делал спе-ци-аль-но, ду-ра! – Он раздраженно поднимается и подходит ко мне. Не вплотную – но близко. В зеленых глазах отчетливо виднеется еле сдерживаемые эмоции. – То есть, я очень хотел влюбиться, но ни хрена. Столько хороших девушек – Алена, в том числе – а я максимум мог с ней целоваться на камеру, чтоб потом бесить тебя. Был уверен – увидишь. Но по-настоящему ни с какой другой не мог ничего – вообще ничего – это как насилие над собой. Потому что есть ты, идиотка, больная на голову, сумасшедшая. Я реально по ходу тронулся, потому что так повернут на тебе. – Он зол, но не на меня – на себя. – Даже сам не ожидал от себя, что опущусь до примитивной мести. Реально хотел, чтоб тебе было больно. Чтоб ты на себе все испытала – но по факту, я, блин все еще тебе верен. Хотя, если честно, ты вообще на хрен этого не заслужила после всего. Его дыхание прерывается – уже никому не смешно. В комнате повисла боль и взаимные обиды. Которые мы не в силах исправить, как и изменить прошлое. И это страшнее всего, хуже всего.  Я верю его словам сейчас, чувствую эту боль и непонимание, как с этим справиться. Хочу обнять его, успокоить, сказать, что все наладится. Но даже последнее не могу сделать из-за кома в горле.  – Марьяна, я так хочу быть с тобой, просто капец. Но я до сих пор не понимаю… Блин, просто почему? Я и не хочу знать ответ – противно, и в то же время хочу. Хотя даже не представляю, что он мог бы изменить. Я сдаюсь. Белый флаг. Когда уходила – держала лицо, когда наблюдала за поцелуем – тоже держалась, слушая Алену в ресторане – только внутренне умирала, но не внешне. А эти слова меня ломают. И я начинаю говорить со слова «прости», а потом меня прорывает. Это спутанная речь со скачущими промежутками времени. Но я просто уже несусь и не могу остановиться – фильмы про мужиков-изменников, постоянные наставления матери. Детство, которого не было. Накрученный страх предательства. Страх быть брошенной. Ужас – быть ненужной именно ему. Постоянная подготовка к роли жены богатого человека. Папа, который закрывал на все глаза. Снова мать – о том, что нет денег содержать меня. Измена Кирилла и даже измена отца Карины. Ощущение груза роли жены. Постоянный стресс – казаться идеальной. Походы на концерты, но только тайком. Слова Артема «что девушек много – найдется замена». И его отстраненное поведение, когда я сжимала в руке листок бумаги, где просила о помощи.  Нет единой причины – это просто ком.  Все разом, все вместе, несвязанные события – и есть причина. Но все-таки я остановилась тогда только мыслью о нем.  Говорю это все – и почти что рыдаю. Слезы льются из глаз – стекают по щекам, по шее. Не важно. Я впервые в сознательной жизни реву на глазах человека. И даже не могу думать сейчас – насколько это унизительно и жалко. Хотя это именно так.  Мой эмоциональный рассказ выжимает меня из себя все соки – я чувствую странное опустошение.  Хочу что-то добавить, но губы дрожат – такие соленые от слез и потрескавшиеся – потому что не покрыты бальзамом.  Вздыхаю глубоко и начинаю стирать мокрое лицо краем длинной футболки. Унылое положение вещей – мало того, что одета черт-те как, так и еще заплаканная. Не так, точно не так я хочу выглядеть в глазах любимого человека. Артем все это время молчал, ни разу не перебил, не пытался успокоить – просто слушал. Наверное, поражался с какой убогой связался. А я блин не умею связанно выражать свои чувства – поэтому тогда хотела перенести все на бумагу. – Это всё? – Спрашивает, но по голосу его не понятно совсем ничего.  Вытерев досуха лицо, смотрю прямо на него. Вроде успокоилась, по крайней мере, слезы все выплаканы. А горло больше не сжимает ком. – Нет, – вспоминаю. Смотрю прямо в глаза. – Ты меня ни разу не звал на свидания. Это было обидно. И в этот момент что-то меняется. Если до этого была атмосфера какого-то немыслимого трагизма и боли, то сейчас она резко сходит на нет – наверное, за своей ненадобностью. Это было нужным, но не может быть бесконечным.  – Свидания хотела со мной? – Артем подходит ко мне вплотную, прижимая к подоконнику. Я между его рук, не могу никуда сдвинуться – и, честно, не хочу.  – Да, – отвечаю уверенно и уже знаю, что сейчас произойдет.  Его губы мягко прикасаются к моим. Невыносимое чувство – до мурашек приятное, долгожданное. Такой нежный поцелуй – словно крылья бабочки по щеке. И в то же время – балансирование на краю пропасти. Потому что дальше – неизвестность. И мы оба сейчас в ней. С грузом новых открытий, с которыми не понятно, что делать. Да и делать ли что-то вообще? Может, это даже поцелуй-прощание. Но при этом признание, что нам не все равно. – Я люблю тебя. – Произношу тихо. Очень хочу, даже если на этом все закончится, чтоб эти слова были сказаны. Не как жалкое оправдание, когда были произнесены первый раз – а настоящее, искреннее признание. – Дура, – невнятно ругается Артем, зажимая зубами мою губу. – Я тебя тоже люблю.  Подхватывает меня выше – и садит на подоконник. Характер поцелуя резко меняется от нежного к страстному – какому-то жадному. Я обхватываю Артема ногами и прижимаю к себе, хаотично целуя губы, скулы, подбородок, шею. Он свободной рукой держит меня за волосы – заколка спадает – и они рассыпаются. Не отпуская мои губы, он уверенно снимает с меня трусики. «Прямо здесь? – кричат мои старые установки. – Тут же первый этаж, вас могут увидеть прохожие! Что тогда подумают люди»? Несмотря на это, я руками забираюсь под футболку Артема, касаюсь разгоряченной кожи – хочу чувствовать еще ближе. И он делает – максимально ближе. «Ты выглядишь не секси, очнись! Вспомни, как готовилась раньше! – гремят старые оковы. – Да посмотри, где вы находитесь! Тут сплошной анстисекс!» Никуда не смотрю, наоборот, закрываю глаза, когда чувствую его в себе. Резко, без привычной подготовки – не важно, я полностью влажная. Ощущая лопатками прохладное стекло, вцепляюсь в Артема, чтоб хоть как-то держать равновесие. Вцепляюсь зубами в его плечо, чтоб подавить в нем глубокий стон. Он не позволяет – наоборот, приподнимает мою голову и губами впивается в шею. Невероятно. – Твою мать! – разносится на всю квартиру моим срывающимся, хриплым голосом. Чем жестче движение, тем я громче кричу. Под конец – голос сорван, внутри приятная дрожь, в ногах – легкое напряжение. – На каком-то подоконнике! На обзор прохожих! – бормочу позже, принимая душ. – Не накрашенная! Лохматая! В повседневном белье! В домашней футболке! Но, черт побери, это было прекрасно. Незапланированно, чувственно, грубо, без подготовки – просто потому что хотели. Остальное – плевать. Когда выхожу, Артем уже полностью одет. Ощущение, что ничего такого близкого и безумного между нами сейчас не было.  Я понимаю сама, что сексом не решить проблем. Это было прекрасно, но ничего конкретного – не обещающе.  Артем смотрит на меня продолжительно, закуривая сигарету в открытую теперь форточку, и улыбается. – А я все думал, что ты так долго делаешь в ванне. Ты прекрасна. Да, я теперь в своем прежнем облике – летний, строгий сарафан. Легкий макияж. Волосы высушены феном и распущены за спиной ровной гладкой волной.  – А до этого была не очень? – Не знаю, что должно произойти, чтоб ты стала «не очень». У тебя врожденное – быть «очень» при любых обстоятельствах. – Это приятно слышать, а остальное – уже меньше. – Мне скоро нужно будет уехать, Марьяна. К отцу. По поводу работы. Я киваю, даже не подав вида, что расстроена. К чему? Думаю, он и не врет. Но, скорее всего, это последняя встреча. Иначе бы он… – Иди-ка сюда, леди. – Артем не дает додумать эту мысль. И для придания скорости, берет меня за руку и усаживает к себе на колени. Хочу обнять, но останавливаю себя – не позволю ему давать мне шансы из жалости, чтоб видел, как в нем нуждаюсь. – Смотри на меня. – Поднимаю глаза. – Пойдешь завтра со мной на свидание? Все, больше не могу сдерживаться – улыбаюсь. – Пойду. Резко смотрю в потолок – потому что на глаза снова набегают слезы. А сейчас так уже точно нельзя – тушь потечет. Артем целует меня в шею. – Расслабься. Я тоже этого хочу.  Я переплетаю наши пальцы и смотрю на его новые татуировки. – Что они значат для тебя? – Выбор. – Расскажи. И он рассказывает: – Боль. Невозможность быть с человеком, с которым хочешь. Потому что невозможно простить. Потому что сам вид человека напоминание о больном. Приходится отстраняться. Но без этого человека еще хуже – получается, бесконечный замкнутый круг, где постоянно плохо. Счастье – это не совсем простить, но принять. Со всеми ошибками, неидеальностью, но с надеждой на лучшее. Я многое не могу принимать в этом мире – да и не хочу. Ты – мое исключение из всех правил. Ты – это. – Накрывает мои пальцы правой рукой, где набито «happy». – Я выбрал быть счастливым.