Я делаю вид: Предательство

Январь. За 1 год и 1 месяц до настоящего времени   – Нормально тряпку выжимай, смотри, уже сколько луж оставила! – Она тяжелая! – Другие люди как-то справляются. Другие люди – это хоть кто, но не моя матушка, которая как будто бы сегодня сошла с ума. Я сама чувствовала себя, оказавшейся в параллельной вселенной, когда она заставила меня впервые за всю мою жизнь мыть полы в квартире.  Кому-то это занятие покажется пустяком, но я действительно ранее никогда не выполняла эту работу. Так же не видела, чтоб подобным занималась и сама матушка, потому что та стабильно вызывала клининговую службу.  Не скажу, что мыть полы – было супертяжелым делом или унизительным, но то, что у меня не получалось нормально выжимать половую тряпку – скорее, из-за отсутствия опыта. Но матушка подгоняла, заставляя нервничать, критиковала, что в итоге мне самой стало дурно и я возненавидела это занятие. – Тебе нравится происходящее? – назидательно спрашивала она, еще пытаясь снять меня на телефон, но я постоянно отворачивалась от камеры, и ей это надоело. – Нет. – А ты привыкай. Возможно, это станет твоей постоянной работой. Я раздраженно плюхнула пахнущую хлоркой тряпку обратно в ведро, еще больше наделав брызг, и поднялась с колен, смотря на матушку в упор. – Объясни, зачем? В том, что это было каким-то показательным заданием, из которого я должна была сделать какие-то выводы – сомневаться не приходилось. Но какие выводы нужны – я понятия не имела.  Вместо ответа матушка, расправив нежный розовый халат, подскочила ко мне и взяла мои руки в свои. – Нравятся как выглядят сейчас? – Нет. Это был чисто объективный ответ. От воды мои ладони слегка набухли, а от хлорки – покраснели. Можно думать, что угодно, но видоизменились они не в лучшую сторону – это факт. – Конечно, нет. Ведь у тебя такие ухоженные ручки. Такой аккуратный маникюр. Совсем не хотелось бы всё это портить. Но ты должна понимать, что если нет денег на клининг, то приборкой по дому будешь заниматься ты сама. – Но не ты, – усмехнулась я. – У нас денег нет или что? – Угадывать ее мысли и посылы мне не хотелось. Хотелось прямого ответа, к чему этот спектакль. – У нас? – хмыкнула матушка. – Речь о тебе – у тебя нет денег. Мы с папой любим тебя и ни в чем тебе не отказывали. Никогда. Курорты, лучшая школа, счет на карте – мы выполняли любые твои капризы, чтоб у тебя было всё самое лучшее. Но что будет после окончания школы, когда ты станешь совершеннолетней и самостоятельной? Ты начнешь думать об этом? Или мне всерьез начать готовить тебя к роли домашней кухарки или поломойки? Я готова и к этому, если ты решила все вложения в тебя пустить по ветру. Окончание школы уже давно стало моим персональным кошмаром. Матушка постоянно поднимала эту тему – если я не выйду замуж за обеспеченного человека, то ждет меня только самое страшное. Я слишком несамостоятельна, чтоб самой поддерживать уровень нынешней жизни, а если сойдусь с бедняком – то сразу поставлю на себе крест, так как матушкино сердце не выдержит подобного и ей придется вышвырнуть меня из дома к нему.  Но даже такой расклад она доводила до стадии крайнего дна, когда даже небогатый парень меня бросит, а сделает он это обязательно, мне придется вернуться к родителям. Они меня примут, ведь родной ребенок же, но стыдно за такую меня будет всем до окончания наших жизней. Мне не нравилось слушать подобное, просто пугало, но заставить замолчать матушку я тоже не могла – отчасти она была права.  Люди действительно расстаются, люди предают, люди изменяют и вообще не держат слова. Историй таких миллион, гораздо больше, чем со счастливым концом. Заинтересованный сегодня в тебе молодой парень – однажды потеряет свой интерес. На этом все заканчивается, и он идет покорять новые вершины, пока однажды ему не надоест и он не остановится на одной-единственной, просто чтоб быть хоть с кем-то. В каком возрасте это произойдет?  Почему-то вспомнился Дед. Матушка как чувствовала, потому что тут же заговорила о нем. – Так сложно принять приглашение и сходить в театр с Владимиром? – Мне не нравятся театры. Я там засыпаю, – холодно ответила я, унося ведро в ванную комнату. Пользы в мытье полов – от меня никакой, а веселить своими попытками матушку – я не намерена. – Ты и не должна их любить. Улыбайся, молчи и кивай.  – Не хо-чу, – по слогам произнесла я. – Ты сказала, что не будешь меня насильно заставлять быть с этим Дедом. – А я и не заставляю. Просто завтра будешь учиться стирать вручную. Сейчас стиральные машинки дорогие, и не факт, что она у тебя будет. С трудом сдерживая гнев, я прошла мимо матушки, смотрящей на меня с ехидной улыбкой, и вернулась в свою комнату. Хотелось бесконечно застыть в своем возрасте. Или хотя бы заставить Правительство принять закон для мужчин – если вступил в отношения с девушкой, то расставание или измена ей будет преследоваться по закону. Как бы славно тогда жилось – мир без предательств, утопия. Иначе всё остальное – долбанный Дед, который, возможно, никогда не оставит меня, и то только в силу своего возраста.  Но мне даже противно пойти с ним театр. Я могу, но внутри все бунтует против этого. Пытаясь углубиться в домашнее задание, я все время отвлекалась на свои уродские мысли и матушкины слова. Боже, у меня еще есть время пожить, еще несколько месяцев просто пожить, я хочу вытянуть из них максимум хорошего. В телефоне висело только одно сообщение – мой парень был в универе, а мне написал только фейк. Последних я всегда игнорировала – либо беспонтовая реклама, либо поехавшие фрики. Ничего продуктивного от людей, скрывающих себя, ждать не стоит. Я бы и эту отклонила заявку, не думая. Если бы была слепой. Если б мои глаза не увидели сообщения, прикрепленного к запросу на дружбу. Если б не видела имя человека, о котором шла речь. «Артем тебе изменяет». Артем мне изменяет. Я продолжала всматриваться в эти слова, желая, чтоб что-то произошло чудесное, и они после очередного моргания изменились на текст самой ненужной рекламы. Изменяет. Это сказал фейк, которым нет веры, но в этот раз верю. Я ждала этого – более того. То, что так и так бы произошло – случилось. А может, продолжалось уже некоторое время. Никаких разбитых розовых очков, я и не надевала на себя подобную безвкусицу. Изменяет. Как хорошо, что нет желания заорать и в слезах биться в истерике. Я помню подобные кадры из фильмов – они ужасны и унизительны. Я же просто сижу, не двигаясь. Ничего не хочу. Изменяет. Но на самом деле, мне больно. К этому можно быть готовой сколько угодно, но, когда это становится уже фактом – ни капли не все равно.  «Почему он так поступил?» «Чем она лучше?» Такие вопросы на автомате проскальзывают в голову, но не задерживаются – мне неинтересен и неважен ответ на них. Точно не сейчас. Я обездвижена и обезличена.  Но, мать вашу, сильная! Нахожу внутренние силы подойти к зеркалу. «Улыбайся!» – приказываю себе. Поначалу это сложно, мое лицо словно статичная маска с потухшим взглядом. «Улыбайся сейчас же»! Я все еще не нравлюсь себе, но уголки губ немного тянутся вверх. «Еще»!  Через минуту я вижу обычную себя. Я выгляжу прекрасно, глаза сухие, ни намека на слезы, улыбка уверенно держится на губах.  Мне изменил парень. Плевать, просто к черту его. Он никто и ничто, я знала это изначально. Никто – не существует для меня, ничто – не может задеть мои чувства. Хочу, чтоб Артем перестал существовать и в реальном мире, не только в моем. Но телефонный звонок от него рушит надежды на этот счет. И, видимо, рушит часть моей непоколебимости, которую я так старательно наращивала перед зеркалом, потому что я отвечаю на звонок и, не слушая его, шиплю в телефон: – Отвали на хер. Хочется тут же прервать связь, не слышать его голоса, спрятаться от воспоминаний – но так, в моем понимании, поступают незрелые, истеричные люди. К ним я себя относить не хочу, поэтому добавляю более вежливо: – Извини, ты что-то хотел? – Я тоже рад тебя слышать, – отстраненно ответил мне голос в трубке, который сейчас вызывал только негодование и сожаление. – Марьяна, у тебя там все в порядке? Я просто так звоню, соскучился. «Сдохни, тварь, предатель! Чего ты изображаешь-то?» – Все в порядке, благодарю. – Теперь я точно знаю, что нет. После пар я заеду за тобой и расскажешь, что произошло. – Стоп, не надо! – испугалась я. Легкая неуверенность, что я достойно выдержу встречу с ним. Лучше расставить точки над «и» сразу, сейчас же, без лишних эмоций. Я сильная, но не робот, и боюсь расплакаться, если увижу его. – Ты мне изменяешь. Мы расстались. Всего доброго. Я хотела тут же сбросить вызов, как странный звук остановил меня сделать это. Я приложила трубку обратно к уху – так и есть, Артем смеялся! Он просто смеялся надо мной, даже не пытаясь скрыть этого. – Ты больной извращенный ублюдок, – не выдержала я. – Чтоб тебе зубы выбили, дебил. Чтоб ты мог ржать только со вставной челюстью. Артем перестал смеяться, но по тону голоса было понятно, что настроение его по-прежнему было прекрасным. – Не ругайся, цветочек. Я подъеду прямо сейчас – можешь спуститься вниз через пятнадцать минут.  И первым сбросил вызов. Я тут же вспомнила разом с десяток матерных конструкций, потому что идиот меня просто вывел. Мало того, что изменил, так еще и ему весело, вообще делает вид, что подобное норма.  «Для него это и есть норма», – напомнила я себе, но пошла собираться. Отсиживаться дома, скидывая драматично вызовы – картина скорее забавная и убогая, чем трогательная. Тем более, Артем может заявиться в квартиру. Знакомство матушки с бывшим парнем-изменщиком – это уж точно за гранью разумного.  Ей я объяснила свой уход тем, что пошла за посылкой с новыми кремами для волос, но та выглядела незаинтересованной. Очередная мелодрама на экране ее волновала куда больше. А козел уже ждал меня внизу. Докуривал сигаретку и выглядел невозмутимым. Увидев меня, он стянул с головы капюшон, и легкий январский снежок стал утончённо-красиво падать на его темно-русые волосы. «Мило, но он ублюдок», – закрепила я в голове мысль, наоборот, натягивая капюшон на себя. Отношения снега и своих волос я считала абьюзивными со стороны первого. – Моя леди! – С бесячим позитивом встретил меня Артем и тут же прижал к себе. Не успела я опомниться, как его поцелуи уже покрывали мои губы и щеки. Это было совсем уже наглостью, но с агрессией к себе я понимала, что мне все еще это нравится. Поэтому быстро прекратила это безобразие, отпихнув его от себя. – Какая серьезная! – Веселился клоун с моего жеста. – Ну чего с тобой? Виделись буквально на днях, и все было классно. Хотела таким образом побыстрее встретиться? Это, конечно, необычно, но в твоем духе, я не удивлен. Чего? Псина возомнил, что я все придумала и кривлялась, чтоб выклянчить встречу с ним? Он попытался обнять меня снова, но я уже не давалась, потому что теперь меня трясло уже от злости. – Слушай ты, озабот, руки убери! – рявкнула я. – Я в курсе, что ты изменяешь, и мне даже плевать на это. – Ложь, конечно, но за которую мне не стыдно. Я хотела добавить про расставание, но Артем перебил: – Изменяю? А с кем? – Он сделал серьезное лицо, но было заметно, что его вся ситуация только веселит. Этим раздражал еще больше. Будто я ревнивая идиотка, поймавшая его на измене, в то время как он не считает себя обязанным хотя бы извиниться за содеянное.  – Мне неинтересно ее имя. Или их имена.  – Отстой. На твоем месте я бы поинтересовался, как зовут этих вымышленных девушек, которых ты сама и придумала. – Вымышленных? Мной вымышленных? – Я никогда в жизни не кричала людей, но сейчас была близка к этому. – Ты меня за идиотку совсем считаешь? – Ну а с чего ты вообще начала эту тему? – Артем показательно зевнул, делая вид, что я несу скучный бред.  Не хотела, но пришлось достать свой главный козырь – я вытащила из кармана куртки телефон и, найдя нужное сообщение, ткнула им дебилу в лицо. Артем прочел, но и после этого никак внешне не изменился. А уже с искренним удивлением смотрел на меня: – Ну и что это? – То это, – огрызнулась я. – Сам видишь – написано, что ты изменяешь мне. – Охренеть! Какой-то фейк написал это, а ты такая сразу «окей, верю»? – засмеялся он снова. – А почему бы мне не поверить? – А если мне такой же ноунейм напишет, что ты мне изменила? – Ты за кого меня принимаешь? – взбесилась я от мысли, что подобное сравнение вообще могло прийти ему в голову. – А ты меня за кого? – За того, кто ты есть. – А кто я есть? «Б-а-б-н-и-к», – повисло ядом на моем языке, но почему-то вслух я не хотела этого произносить.  Артем одной рукой притянул меня за рукав к себе, а другой, приподнял за подбородок. Теперь приходилось смотреть ему прямо в глаза, но я и не пыталась, как трусливый заяц, отвести взгляд. – Марьяна, я тебе не изменял, – уже абсолютно серьезным голосом сказал он. – И даже не хочу оправдываться сейчас за то, чего не делал. А тебе советую не слушать первых попавшихся уродов, кто такое пишет. Мне казалось, ты успела насмотреться, как люди врут на каждом шагу. А расставаться из-за каких-то сплетен – хочу верить, что ты так неудачно пошутила. Он смотрел на меня в ожидании какого-то ответа. Идеального ответа я не придумала, поэтому молчала, воспользовавшись тем, что прямого вопроса в его словах и не было. «Пусть окажется, что он правда не изменял», – отстраненно думала, теряя былую агрессию под его взглядом.  «Хочу верить ему, я дура». – А эта мысль, когда мы уже целовались. И я уже ни капли не пыталась изобразить сопротивление, прижатая к кирпичной стене подъезда. «Может, и не врет», – допустила я, а вслух сказала: – Мне нужно обратно. Я сказала, что вышла ненадолго. Еще поцелуй, и я, сдерживая себя и свое слово, направилась к двери подъезда. Спиной чувствовала взгляд Артема – он остался стоять, а не возвращался к машине. – Цветочек! – донеслось мне вслед. – Я говорила, – тут же отреагировала я, оборачиваясь и глядя на смертника с самой красивой улыбке в мире. – Не смей меня так называть, иначе… – Я люблю тебя. «Иначе, другими словами – это «нецензурное слово»».  Это чистая ложь. Я не верю. Но вижу логику – действительно, перед изменой и предательством, вначале звучат эти обезоруживающие слова. Чтоб потом было больнее. И вряд ли у меня уже получится обезопасить себя от этой боли. Зря Артем это сказал, мне только стало страшнее. Но я улыбаюсь.  Улыбаюсь ему в ответ на это широкой улыбкой, прячущей этот страх. А потом молча открываю дверь и захожу в подъезд.