Через бесконечность в невозможное

      Среди сотни тысяч слов, пролетающих сквозь его время и пространство, особенно заметными были те, до которых он не мог дотянуться, он хватался пальцами за них как мог, желая понять значение каждого, но суть расплывалась, а буквы превращались в иероглифы на мертвом языке. Внутренний голос подводил его, потому что тщетные попытки произнести хоть один звук оборачивались белым шумом. Это ощущалось как беспомощность, длящаяся веками, пустота разрасталась, и он терял чувство безопасности. Кто он, зачем он и где он вообще находится? Он отчаянно цеплялся за себя, как будто все его существо растворялось без остатка.       Однако стоило ему поддаться отчаянию, как что-то теплое и большое коснулось его сжатых рук, а затем и сердца. Он ощутил, как горячие длинные пальцы, наполненные щекочущей вибрацией, сжали его сердце, как плод персика. Но это не было больно, и яркий свет, словно магма, растекся в его груди, наполняя его теплом и новым ощущением, похожим на вкус к жизни, который он утратил. Кокон из тепла и света был впору ему, это было приятно и по-новому, и, кажется, то, что он так давно искал. Объятия начали сжимать, выводя его из состояния нирваны, а затем ему прилетела мощная пощечина, от которой он проснулся.       Знаете такие моменты, когда вам снится что-то совершенно невъебенное перед самым пробуждением, что ощущается как самая настоящая реальность, а потом случается что-то резкое и необычное, от чего ваш мозг как бы такой: «Ну все, нам пора, насмотрелись картинок — и хватит». Но вам не хватит, вы просыпаетесь и в ту же секунду забываете, о чем был этот сон, и остаетесь с остаточным будоражащим ощущением. Именно это и ощущал Арсений, когда продрал глаза, пытаясь ощутить целостность своего тела, да и вообще понять, где он находится.       Первое, что он почувствовал — это то, как сильно у него раскалывается голова. Возможно, он не оценил последствия рукоприкладства Шастуна. Сняв маску для сна, он скукожился, зимнее солнце совершенно его не щадило, прожигая сетчатку глаз. Арсений сделал попытку присесть, но тут же плюхнулся обратно, заворачиваясь в одеяло, как гусеница. Он решил, что вылупится попозже, а пока вылезать в холод собачий ему не хочется. Кровать напротив была пуста и заправлена, видимо, Сергей Борисович опять набирался практики у какой-нибудь дамы. Ничего нового, свободному человеку можно все.       Как-то, в начале своей дружбы, они решили напиться текилы прямо в комнате, а чтобы было еще веселее, решили пить каждый раз, когда кто-то начинает бегать в «Битве экстрасенсов», и нахуярились в слюни. Слово за слово, и вот они уже задевают тонкие струны души. Сережа обычно ничего не говорил про себя, а тут как будто перед Арсением оказался другой человек. — У меня нет соулмейта, и никогда не было за все пятнадцать световых лет. Иногда я думаю, что все так и задумано, вот такой я человек без пары и истории. Но я не сильно расстраиваюсь, я могу быть с кем угодно и когда угодно, без оглядки на обстоятельства. В этом тоже есть свои плюсы, Арсений Сергеевич. — Сережа замолк и посмотрел ему прямо в глаза с самой пустой, но при этом самой человечной его улыбкой. — Ну что, еще по одной? — Сережа вернулся к себе прежнему — веселому и поддатому.Больше они никогда об этом не говорили, и таким серьезным он его тоже больше не видел. Момент растворился в истории.       Из воспоминаний его выдернул звук скрежета в замке, дверь приоткрылась и в проеме показалась голова Матвиенко. Вспомнишь солнце — вот и лучик. — О, ты уже не спишь, — Сережа, заметив Арсения, выглядывающего из-под одеяла, перестал стараться быть тише и распахнул дверь на полную, а затем так же смачно ее захлопнул, разгоняя тем самым холодный воздух и пыль, танец которой было видно в солнечных лучах. — А ты опять не ночевал в комнате, — Попов нехотя откинул одеяло и сел на кровать, сразу съеживаясь. Надо бы быстрее одеться. — Я удивлен, что ты до сих пор никому не попался, хотя обошел, наверное, половину общаги! — Арсений наскоряк накинул хлопковые серые штаны и бесформенную футболку с надписью «go vegan eat pussy», которую ему подарил Сережа. — Для этого и нужны связи, пупсик, — Матвиенко подмигнул ему и стал всматриваться в лицо. — А это что за красота у тебя на лице? Ты подрался с бигфутом? Ты мне сразу скажи, я камеру достану и мы выйдем с тобой на охоту, а потом прославимся. — Это была не тирада, а непрекращающаяся подъебка. — Матвиеныч, ты не поверишь… — Арсений прикрыл глаза и надавил на них пальцами, растирая как можно сильнее. — Мы с Аленой давно никуда не ходили, и я предложил устроить легкое свидание, чтобы разбавить наши будни, и — кто бы мог подумать, да? — встретили в торговом центре Аленину подружку Иру и волочащегося при ней Шастуна. — Арсений надавил на глаза еще сильнее, видимо, стараясь так выйти из тела, чтобы не продолжать рассказ. — Слово за слово, и это свидание превратилось в двойное. Знаешь что самое интересное? Мы за все время и слова друг другу не сказали, хотя было что сказать на самом деле. В итоге мы просто пересеклись на выходе из туалета, я вспылил и не давал ему выйти, толкнул его с прохода, чтобы он отошел уже наконец, и перестарался. Он ебнулся прям на раковину. Я увидел ярость в его глазах и готовность мне вмазать, и знаешь, мне как будто сорвало резьбу. Я помню как мы возились на полу, а потом он мне оставил это, — Арсений показывает на гигантский след от ладони на своем лицею — А потом все как в тумане, я на каком-то автопилоте боднул его головой в челюсть и начал говорить вещи, которые мне не свойственны: что-то про хуи и отсосы. Кажется, я завуалированно предложил ему отсосать, — Попов нервно хихикнул. — Очнулся я только тогда, когда Алена уже тащила меня по улице. По ощущениям, я вышел победителем.       Арсений перестает тереть лицо и поднимает свои замученные глаза на Сережу, ожидая хоть какой-то реакции. Ожидание кажется мучительным, потому что у Сережи не дрогнул ни один мускул, пока он его слушал. Попов успел накрутить себе моток мыслей на тему того, что вот он позиционирует себя таким недоступным для чужих касаний и что в драки никогда не вступает, хоть и нарывается, а тут два в одном, еще и с этим гандоном Шастуном. — АХАХАХАХ, — Сережу начинает разрывать от смеха. — Хаха.. ха, — он еще пару раз выдыхает со смешками и вытирает выступившие слезы. — Ты меня убиваешь, Арсений, ты переступил через себя — это что-то необычное. — Рано или поздно это должно было случиться, хотя я надеялся, что никогда. — Арсений Сергеевич, в вас по-новой проснулся пубертат, потому что выглядит все именно так. Может, вам с вашим ненаглядным Шастуном потрахаться уже наконец, чтобы снять напряжение, а то из-за вас скоро лампочки начнет выбивать. Я, между прочим, видел порно, которое начиналось точно так же. — Матвиенко поиграл бровями. — Вечно ты все опошляешь… — Арсений глубоко вздохнул и плюхнулся обратно на подушку. Возможно, скоро он пожалеет и о том, что сказал, и о том, что сделал, но сначала ему нужно проснуться до конца и сделать так, чтобы перестала болеть голова. — Ну так если вам девушек своих не хватает, и вы все за друг друга цепляетесь, то что я еще могу тебе посоветовать, мой милый друг?       Вопрос на самом деле был риторический и в ответе не нуждался, да и в целом восприниматься серьезно не должен был. Однако это не остановило Попова от того, чтобы завестись и разозлиться не на шутку. Он заорал в сторону Матвиенко: «Да ты ахуел что ли мне такое предлагать, фу блять Серега», и выстрелил в него своей единственной подушкой, а затем и тапками. Матвиенко, жук изворотливый, вещами задет был не был, и поэтому вполне целехоньким сбежал из комнаты от греха подальше. Арсений нехотя встал с кровати, сгреб все, что успел использовать как оружие, и бросил на кровать. Его так размазало, что душ бы сейчас его добил и воскресил одновременно. Ментальная борьба со своей ленью закончилась победой душа, поэтому Попов на остатке своей маны направился именно туда со своими приблудами для тела и души.

***

      Кажется, в этот день Вселенная снизошла до жалости к нему. Арсений шел в душ в принятии, что он не сможет долго нежиться из-за лишних глаз, которые будут сверлить его до посинения, пока он не освободит кабинку для следующих, но, к его большому счастью, в душевой вообще никого не было. Он поставил ментальную свечку. Войдя в пустую душевую, он сразу расслабился, плечи чуть опустились, а пресс слегка округлился. Все струны в его теле размякли, а скоро размякнет и само тело. Арсений намеревался выжать из этого момента все соки и из себя весь дух. Иногда он задумывается о банях, о том, как его хорошенько отпарят дубовыми вениками и он размокнет на палате, пока у него не закружится голова. Пока этого не случилось, пока он только мечтает, поэтому вываривает из себя все дерьмо в душевой.       Попов выбрал себе самую дальнюю кабинку, на всякий случай перестраховываясь, сложил свои мыльные штучки и полотенце на скамейку и стал раздеваться. Снимать с себя особо было нечего — пижамные шорты да футболка, трусы он не носил и никогда не уважал в целом. Полотенце он повесил возле кабинки на крючок, а сам зашел внутрь, плотно зашторивая шторку, чтобы ни на один сантиметр не было видно, как он с упоением нюхает свои баночки. С водой пришлось повозиться. Краны в общаге давно не менялись и пережили пару потопов, поэтому горячая вода настраивалась особым образом: во-первых, надо было резко повернуть в сторону горячей, пока не польется кипяток, во-вторых, повернуть на четверть от середины на холодную, чтобы она немного остыла, а затем уже повернуть на середину, продолжая двигать по чуть-чуть то влево, то вправо, пока не получишь идеальный замес. Это было целое искусство и испытание. Наконец настроив воду, Арсений шагнул под струи и блаженно выдохнул, первые капли на лицо и тело ощущались, как живительная роса. Он постоял так немного и потянулся к своим баночкам. В руках оказался объемный тюбик с гелем для душа в цветной обертке — вкус соленой карамели. Его мало кто понимал в этом вопросе, но Арсений терпеть не мог все эти однотипные бутылки черного цвета со вкусом угля из задрипанной шашлычки в Ростовской области, которую держал дядя Ашот в третьем поколении, это было какое-то издевательство над сознанием и фантазией. А еще он был очень привередлив к запахам. Попов выдавил небольшое количество геля себя в руку и растер его между ладоней, чтобы слегка вспенить и выпустить аромат в воздух.       Приятная текстура геля коснулась кожи Арсения, и он не смог сдержать улыбку. Он начал с живота, провел обеими руками по бокам и бедрам, затем переместился на шею и плечи, растер сначала одну руку, потом вторую. Намыливать ноги он начал снизу, кожа на икрах покалывала ладони из-за того, что волоски начали отрастать. Останавливаясь на бедрах, он ощупал их, мышцы начали проступать активнее под кожей, значит, тренировки проходят не зря. Арсений делает на них особый упор, потому что до сего момента они всегда были больше по женскому типу — слегка мягкие и округлые, и это ему надоело. С мускулистыми бедрами у него будет больше сил пнуть какого-нибудь еблана, который будет до него доебываться в следующий раз. Проводя руками по внутренней стороне бедра, по самой нежной коже, он ненароком задевает член и тот отзывается на прикосновение, практически сразу наливается кровью, вены приобретают четкие очертания.       В последнее время Арсений живет в постоянном стрессе и напряжении из-за скорой сдачи курсовой по творчеству Уильяма Фолкнера, особенно по его главному произведению «Звук и ярость», которым он сам же себе усложнил жизнь, взяв такую узкую тему в освящении приема писателя с «потоком сознания», который он использовал одним из первых со времен «Короля Лира» Шекспира. Вообще-то ему грех жаловаться, на писательском курсе ему не было равных, если не считать враждующий с ними испокон веков сценарный курс, который пытается изо всех сил сравняться с ними. А вот если считать, то… Этот конченый придурок Шастун пересмотрел своей супергероики и решил, что хочет покорять мир кино своими бреднями. Любой здравомыслящий человек не будет такое воспринимать всерьез, Арсений тем более. Однако Шастун так хорошо справляется со своей учебой (к большому сожалению), что неоднократно мелькает в топе рейтинга студентов, чем несказанно бесит Арсения. Там же где-то на курсе шоураннеров он подобрал свою девушку Иру, которая отчего-то раздражала Попова ничуть не меньше. Она была хорошей подругой Алены, поэтому приходилось терпеть. Терпеть их обоих.       Ах, его прекрасная, нежная девушка Алена. Они сошлись так стремительно, будто сама судьба вела их за руки друг к другу (так и было). Соулмейтские надписи появились на их руках почти сразу, отчего их чувства лишь разгорелись с новой силой. Арсений не мог и мечтать о большем — он прославится как писатель, а она всегда будет его верной правой рукой в качестве редактора, его единственным спутником по жизни.       Голова Арсения тонула в воспоминаниях и мечтах, а руки сами заскользили по члену, размазывая остатки геля с въедливо сладким запахом карамели. Размашистыми движениями он оттягивает кожу, закрывая и снова раскрывая головку, давая струям воды щекотать щелку. Арсений не стал долго тянуть с действиями и перешел к активным толчкам в одной руке, а второй облокотился о кафель, хватая воспоминания. Растягивать процесс не было смысла, во-первых, потому что он на пределе, во-вторых, его выдержки сейчас на это не хватит, да и место было неподходящим для долгих прелюдий. Оргазм вот-вот должен был случиться, он заискрился у него внизу живота, плавно переходя к стволу члена. Арсений ощутил накрывающую его волну удовольствия, а вместе с ней в голове всплыл голос Сережи: «Может, вы уже потрахаетесь друг с другом, чтобы снять напряжение?», и лишь на долю секунды застывшее в своей тупизне лицо Шастуна, тогда у бара, когда он прижал его к стене.       Арсений спускает, не успев даже опомниться. Он облокачивается на стенку, утыкаясь лбом в холодный кафель, в голове зияющая пустота, такая же, как в его взгляде себе под ноги. Он стоит так минуты три, пока вода стекает по нему струями, унося следы произошедшего в дряхлые сточные трубы. Собравшись с силами и отлипнув от стены, Арсений молча выходит из кабинки, так же молча вытирается, одевается и уходит, не желая думать о случившемся.

***

      Еще в выходные они с Сережей договорились как-то провести время вместе, но пока шли курсовые недели все их развлечение сводилось к написанию текстов бок о бок. Из тихих мест у них был небольшой выбор: либо собственная комната, либо библиотека. Посиделки в комнате мало были похожи на полноценное время с другом, потому что это была просто рутина, в которой они иногда пересекались по вечерам, поэтому было принято решение засесть в библиотеке. Сережа удачно подгадал время, и они попали в самые тихие часы, когда на все помещение наберется человек пять от силы, а здание библиотеки было внушительных размеров. Когда в первый раз в нее заходишь, потом еще минут пятнадцать собираешь челюсть в пола. Огромное воздушное пространство с высокими потолками, которые лишь слегка осыпались от времени, лепниной на каждом углу, дубовые ретро-столы с теми самыми зелеными лампами и бесчисленное множество полок с книгами на любой вкус, которые простираются вверх аж до самого потолка, а когда смотришь вдаль, кажется, что они никогда не кончатся. Арсений влюбился в это место с первых минут в универе и за пару лет облюбовал его полностью, заодно застолбив себе самое вакантное место.       Они с Сережей направились как раз к нему, благо его никто не подумал занять. На месте они сразу зарылись в книжки, попутно что-то писали и разбавляли тишину уставшими вздохами, в которых проскальзывало тихое «бля» между строк. Где-то через час такой возни Матвиенко, с особо тяжких выдохом, облокотился на спинку стула, как-то подозрительно смотря в потолок и улыбаясь. Арсений поглядывал на него краем глаза, кожей ощущая какой-то подвох. «Долгое ожидание — лишние вопросы» — так решил Сережа и, моргнув пару раз, с хитровыебанной улыбкой уставился на Арсения. — Скажи сразу, что ты замышляешь ради моего и твоего блага, Матвиенко. — Да не нервничай ты так, Арсюша, мне всего лишь нужны в дар твои мозги и чтобы ты высказал свое мнение. Я тут написал один отрывок высокорейтингового характера для своего рассказа. Вставлять я его, конечно, не буду, но мнение услышать желаю, — Сережа прикрыл рот кипой бумаг так, чтобы остались видны одни глаза и поиграл бровями. Он сокращал пространство между ними, приближаясь все ближе. Это было психологическое давление. — Хорошо! Ладно! Только не виси над душой, пожалуйста, — Арсений выхватил из его рук стопку листов, встряхнул пару раз и уставился в текст:«…Увиденное стало для Макса шоком, он не ожидал, что столь откровенная картина будет предметом его волнения. Кажется, ему следовало ретироваться как можно скорее, но он застыл на месте как вкопанный. Шорох за спиной вывел его сознание из ступора, повадки загнанного в угол зверя взяли над ним верх. Спасение бегством было лучшим решением. В считанные секунды Макс оказался в своих покоях, голова гудела, руки сжимались в кулаки, а сердце норовило пробить грудную клетку. Нужно было успокоиться, и он не придумал ничего лучше, чем принять холодный душ.       Вода приятно обволакивала его кожу, скользя сотнями капель по литым мышцам. Он водил по телу руками, смывая остатки мыла. Мысли почти не беспокоили его, однако, как только он провел пальцами аккурат возле паха, в его памяти стали вспыхивать яркие картинки того, как Мария плавно изгибалась в наслаждении от пенистой ванны. Каждая вспышка становилось горячее предыдущей, и Максим не понимал: ему жарко от душа или от собственных мыслей. Разум потихоньку сдавал позиции, и руки потянулись за грехом. Он настойчиво обхватил свой орган… кхм… и размашистыми движениями провел вверх и… и вниз…». Арсений в ужасе остановился, осознавая, что он только что прочитал. Ему стало не по себе, голова начала гудеть и наливаться кровью от смущения. Он не мог поверить, что Матвиенко мог такое написать, но, что еще хуже, как он мог с такой точностью описать то, что происходило с ним на самом деле. Не мог же он залезть к Арсению в голову или подсмотреть за ним в душе, он точно знал, что был совершенно один.       За чехардой своих размышлений он не сразу заметил, что весь его ахуй отразился на лице. А Сережа это заметил. — Арсений, ты чего такой красный и удивленный? Как будто первый раз что-то подобное читаешь своим девственным сознанием. Может, узнал себя? — Матвиенко давил свои неприличные смешки в руку, чтобы их не заметили смотрящие и не выгнали раньше времени. — Иди ты! Я, в отличие от тебя, такой похабщиной не увлекаюсь. И вообще, возвращаемся к работе, а то у нас скоро время кончится, — Арсений взял паузу, делая вид, что больше не хочет касаться этого разговора, однако затем, уже тише и спокойнее, добавил: — Но я признаю, это написано весьма чувственно и реалистично, ты растешь. Продолжай в том же духе, — и мягко улыбнулся. — Спасибо! — Все, что ответил Сережа, и вернул улыбку в ответ. Остаток времени они просидели в тишине, лишь стук клавиш и звук росчерков ручки были слышны из их небольшого кружка по интересам. Так продолжалось еще около часа, затем они собрались и разошлись каждый на свои занятия.

***

      Стрелки часов перевалили за полночь, а Арсений все еще лежал в постели на пару с Аленой. Под ними, над ними и в их руках шуршали многочисленные листы с рукописями. Он постоянно что-то дописывал, зачеркивал и снова что-то писал, ловя мимолетные всплески вдохновения. Алена же структурировала всю его писанину, тщательно проверяла каждую криво написанную строчку и вносила свои коррективы, чтобы его хотя бы внятно поняли. Сдача уже не за горами, поэтому все его дни превратились в день сурка — такие, как этот, например.       Они действовали как слаженная команда, и Арсений чувствовал в этом правильный комфорт и опору. Он безумно ценил, что в первую очередь они партнеры и друзья, которые понимают друг друга без слов. В самые сложные моменты на этом держалась его последняя нервная клетка.       Попов заплыл в свои мысли так глубоко, что не сразу заметил, как рука Алены потянулась к его подбородку и мягким касанием развернула, чтобы они оказались лицом к лицу. — Может, сделаем перерыв? — Она подсела к нему еще ближе, так чтобы их лбы почти соприкоснулись, и поцеловала его в угол губ.       Арсений отложил листы и развернулся всем телом к Алене. Он взял ее лицо в ладони, поглаживая большими пальцами ее щеки, Алена слегка улыбнулась ему, вкладывая всю нежность в свой взгляд. Арсений потянулся за поцелуем. Поцелуй вышел простым и легким, он сам не заметил, как успокоился в нем, отпустив все свои загоны и раздумья на тему курсовой. Но, как ни странно, вместо игривого настроения Попова просто размазало по кровати от расслабления. Он отстранился и посмотрел в потолок: кажется, его заебанность была сильнее желания заняться любовью. — Все хорошо, — Алена прижалась к нему сбоку и положила руку на грудь, туда, где ему больше всего требовалось успокоение. Алена — умная и понимающая девушка, другую он бы и не выбрал. — Все хорошо, я все понимаю. Давай ты лучше отдохнешь, а я соберу листы и лягу рядом, мне все равно бы тоже перерыв не помешал. Хах. — Ты просто чудо, — Арсений приподнялся и сгреб все свои листы в кучу, сложив свою кипу на прикроватную тумбочку.       Они устроились в обнимку, поглаживая друг друга по спине кончиками пальцев. Попову хватило пары минут, и он заснул своим стандартным беспокойным сном.

***

      Он нервно ворочался в постели, сминая простыни до состояния половой тряпки. Телефон то оказывался в его руках, то исчезал, освещая лицо в темноте до состояния слепоты. На часах было два часа ночи. Антон пялился в потолок, потому что сон совершенно не хотел к нему возвращаться. Ему казалось, что его голова превратилась в чан с кашей. Вероятно, это все-таки последствия от удара — его синий бок и язык все еще давали о себе знать. Хуже всего, конечно, это та самая каша из мыслей, которые не переставая крутились у него в голове, особенно конченая фраза конченого Попова:«Что, ротик болит? Могу предложить хуй животворящий в качестве подорожника». Раздражение моментально захлестнуло его сознание и напрягло тело, Антон сжал ладонями простыни еще сильнее, еще чуть-чуть и дыры от ногтей останутся. Проблема была в том, что он не мог понять, из-за чего больше раздражен:из-за того, что не смог ответить и что Попов фактически взял над ним верх в тот момент, или банально от смущения из-за внезапной чужой наглости.       Его оглушающие мысли и метания на постели разбудили Иру. — Малыш, ты чего не спишь, кошмары снятся? — Ира протерла глаза ладошкой, приоткрывая один глаз чуть шире, чем второй. — Нет, все хорошо, просто навязчивые мысли, — Антон перекатился на бок, утыкаясь лбом в спину Ире, которая уже успела устроиться рядом с ним не маленькой, а такой уже средней ложкой. — Гребаный Попов, — пробубнил Шастун. — Что? — Кузнецова подняла голову. — Ничего, все нормально, давай спать.       Антон прижал ее крепче к себе, но забрался чуть глубже под одеяло, чтобы поудобнее устроиться, и так и заснул.