Второй шанс всё исправить

             Время шло, зима сменилась на весну, а потом и на лето. Состояние Эрика медленно ухудшалось. Доктор Вайс только грустно качал головой и сухо ронял, что донора по-прежнему нет. Из его уст это звучало довольно трагично, словно пациент каким-то образом виноват в отсутствии нужного органа для пересадки. Эрик сам залез в интернет и прочитал об этом. Теперь он знал, что недоговаривал врач.       Донорами были не просто умершие, ведь умереть можно и от старости. Выбирали молодых мужчин в возрасте до пятидесяти лет. И все они должны были умереть не просто так, а попасть в аварию или как-то ещё получить несовместимую с жизнью травму. Закон страны был суров и одинаков для всех, граждане имели медицинскую страховку и были обязаны после смерти в обязательном порядке предоставлять свои органы для трансплантации. Вот только таких оказывалось слишком мало, и люди годами ждали своей очереди. Многие не дожидались и умирали от болезней.       Эрик интереса ради нашёл и прошерстил сайты чёрного рынка. Незаконный бизнес, но люди хотели жить и ради этого были готовы на что угодно, даже на преступление. Но почки мало того, что стоили запредельно много, так на них был самый большой спрос и самое крошечное предложение. Он понял, что никогда не дождётся своей очереди. Вот что пытался донести до него доктор Вайс, вот почему сразу заговорил о родственниках.       Эрик больше не мог жить без лекарства. Он уже почти не выходил из дома и нуждался в постоянном уходе. Врач навещал его каждую неделю. Нанятая сиделка два раза в день делала уколы. Это в довесок к таблеткам. Ни о какой работе больше не могло быть речи. Он поступил умно: вовремя продал бизнес и жил на те миллионы, что успел заработать. Даже с его новыми потребностями ему хватало на несколько долгих жизней. Но это не жизнь, а жалкое существование.       Однажды доктор Вайс явился к нему без предупреждения и в приподнятом настроении. Он радостно сообщил, что в клинику приходил на ежегодное обследование альфа Энджел Айхенвальд, и что он — идеальный донор. Эрик понял, что Дэн выполнил свою часть обещания и поговорил с сыном. Уговорил его провериться, потому что наследственность никто не отменял, а его непутёвый отец страдает от острой почечной недостаточности и нуждается в пересадке органов. Что он наговорил сыну, как объяснил — останется тайной, но мужчина согласился и сдал все необходимые анализы. А врачи под шумок сделали парочку дополнительных, и их результат оказался положительным.       Но это оказалась самая лёгкая часть работы, потому что Дэн больше ничего не обещал. Лишь прислал ему после того разговора на телефон номер и приписал, что уговаривать Энджела в случае положительного ответа он должен сам. Его бывший парень не собирался идти против любимого сына и просить его пожертвовать орган для человека, который бросил их из-за своих дурацких амбиций и завышенного самомнения. Он мог лишь поговорить с Энджи и объяснить, что это очень важно, что этим он продлит жизнь другому человеку. А тот вправе согласиться или отказать. И никто не упрекнёт его, если он не захочет помочь. В конце концов, предоставлять в обязательном порядке свои органы для пересадки они должны были после смерти, а не при жизни.       Эрик немного воодушевился и пообещал врачу, что сам поговорит с потенциальным донором, но раз за разом откладывал телефон в сторону. Дни складывались в недели, а он не мог решиться. Было слишком стыдно просить о помощи того, кому сам когда-то отказал. Его нагнал тот самый эффект бумеранга, пришло время его возвращения обратно. Время отвечать и расплачиваться за ошибки прошлого и плохие поступки.       Всё это время он думал о Даниэле. Никто не мог запретить ему, вот он лежал в кровати под системами и вспоминал. Странно, но со временем воспоминания прояснялись, становились чётче. Теперь он помнил не только улыбку и смех своего омеги, но и их разговоры в школе, мечты о будущем. Эрик плакал, когда после особенно яркого сна вспомнил, что это он предложил Дэну встречаться, и сказал, что хочет в будущем, когда они окончат колледж и за ним университет, взять его замуж. Он первый начал строить планы совместной жизни, мечтать о семье и нескольких детишках. Чтобы обязательно были альфа и омежка.       Это он своими речами дал парню надежду, соблазнил, оплодотворил и безжалостно бросил. Как же он мог так поступить? Почему не понял, что рядом с ним истинная пара? Как он мог позже всё это забыть? Даниэль всё чаще снился ему по ночам, смотрел с мягким укором, грустно улыбался, отворачивался и уходил.       Иногда рядом с ним был удивительно похожий на него маленький мальчик. Миниатюрная копия с такими же красивыми глазами, волосами. Малыш никогда не улыбался. Больше молчал, смотрел волчонком, а если и говорил, то с его губ лился поток оскорблений. Эрик знал, что стоит ему прийти в дом бывшего парня, и этот поток станет реальным, выплеснется на него, захлестнёт с головой.       Опасаясь, что врач больше не выдержит затянувшегося ожидания и позвонит Энджелу первым, чем ошарашит ни о чём не подозревающего мужчину, он всё же решился на визит. Не на звонок, а на личную встречу. Надежды на согласие почти не осталось, но он подумал, что хоть посмотрит на сына в последний раз, пока ещё может ходить. В один из солнечных летних дней оделся потеплее, вызвал такси и назвал адрес Даниэля. Дверь открыл всё тот же наглый дворецкий.       — Я бы хотел поговорить с господином Энджелом, — повторил он свою просьбу почти полугодовой давности. — Но сначала я должен поговорить с господином Даниэлем. Если их нет дома, то я подожду, мне некуда торопиться.       Эрик уже понял, что отчаянно нуждается в его прощении. Он хотел сбросить с плеч тяжёлый груз вины, извиниться перед омегой, заслужить хоть один тёплый взгляд, а потом будь что будет! Но судьба распорядилась иначе.       Пока он беседовал с дворецким, возле дома притормозил роскошный спортивный автомобиль. Из него вышел высокий красивый альфа в дорогой одежде с глазами и улыбкой Даниэля. Было в нём что-то и от отца Эрика, и он тут же догадался, что это и есть его взрослый сын. Мужчина, который окинул его равнодушным взглядом и прошёл мимо, словно он урна или скамейка.       — Что тут у нас, Ханс? — спросил Энджи у слуги.       — Господин Энджел, этот мужчина приходит не в первый раз и требует встречи с вами! — выпалил дворецкий. Эрик подумал, что он соврал, потому что никто ничего не требовал. Он попросил и довольно вежливо. Но почему-то его сын поверил этому бете. — Господин Даниэль приказал не пускать его в дом!       — Кто вы и зачем меня ищете? — потребовал он ответа властным тоном. Эрик восхитился. Сын унаследовал его гены, его командный голос. Наверняка большой начальник.       — Меня зовут Эрик Кёниг, — ответил он. — А ищу по личному вопросу. Я могу войти?       Энджи окинул его подозрительным и недовольным взглядом. Но пожилой альфа в середине лета стоял перед ним в тёплом осеннем пальто. Да ещё и грузно опирался на трость, он не мог причинить ему вреда.       — Проходите, — коротко согласился сын и распахнул дверь. — Вам тяжело стоять и ходить, поэтому присядем в холле, там есть диван.       Эрик медленно прошёл мимо возмущённого дворецкого и послушно повернул в указанную сторону. Его сильно знобило, поэтому он не стал снимать пальто, даже запахнулся плотнее и поправил шарф. Энджи придержал его за локоть, помог сесть и присел рядом.       — Ваше лицо мне кого-то напоминает, но я не могу вспомнить… — начал он издалека, чтобы хоть как-то начать беседу с незнакомым визитёром.       — Ты видишь его ежедневно в зеркале, сын, — пробормотал скороговоркой Эрик. Лицо Энджи застыло восковой маской. С него разом схлынули все краски и эмоции, оставляя только неприступное равнодушие. Синие глаза полыхнули гневом.       — Явился! — с ненавистью прошипел он. — Решил ударить папочку ещё раз? Или теперь побьёшь меня? Нашёл подходящий повод или просто так мимо проходил и заглянул, чтобы кулаками помахать? Денег нам от тебя не надо. Мы не пропали без тебя такого необыкновенного и незаменимого. Проживём ещё долго и счастливо, знаешь ли. Так что зря притащился!       — Я пришёл просить тебя о помощи, — спокойно произнёс Эрик после того как выслушал его гневную тираду. Заслуженную, потому и не обиделся. — Понимаю, что не имею права, но другого выхода нет. У меня отказала левая почка, врач в клинике сказал, что ты — идеальный донор. Других биологических детей у меня нет.       — Неужели? — брови Энджи взлетели вверх, а потом также красиво вернулись на место. — С чего ты взял? Может, я вообще не твой сын, если вспомнить то, как ты ко мне относился. Поищи другого, деньги решают множество проблем, тебе ли не знать?       — Я видел тебя всего лишь раз! — горячо возразил Эрик.       — Поверь, этого хватило! — огрызнулся Энджи.       — Я точно знаю, что ты мой сын! — уверенно заявил он.       — Тогда почему я всю жизнь ношу другую фамилию и называю отцом не тебя, а? — слова Энджи прозвучали с горьким упрёком.       Услышать такое было больно и неприятно. Ему нечем было крыть, а сын злился. Его удерживало от решительных действий лишь то, что сидящий на диване мужчина на самом деле выглядел довольно больным и немощным, а то бы он точно врезал ему несколько раз за все папочкины страдания.       — Я виноват перед тобой, перед вами, — прошептал Эрик сквозь слёзы. — Вы не заслужили того, что я с вами сделал. Я прошу прощения за это. За ту жизнь, которую вы прожили без меня, а я — без вас.       — Не верю! Тебе нужна почка, мудак! — зло рыкнул Энджи и сверкнул белоснежными клыками. — Ради этого ты сейчас и на колени встанешь, и на пол ляжешь. Попрошу, и через лавочку перепрыгнешь. Что угодно за возможность прожить ещё несколько десятилетий.       — Все хотят жить, — согласился Эрик. — И я не исключение. Но с коленями ты погорячился, я едва могу ходить. Болезнь не позволяет двигаться.       — Но ты всё же набрался наглости и притащился сюда, — съязвил Энджи. — Заболел и решил подлечиться за мой счёт? А когда я болел, то ты не дал ни гроша, помнишь? Между прочим, врач сказал папочке, что это болезнь с твоей стороны, я задыхался! У Миллеров таких отклонений в здоровье не было.       Эрик тут же вспомнил своё детство. До десяти лет он болел дважды в год, что-то генетическое. Горло нещадно опухало, и папочка орал на отца, что нужны особые лекарства, чтобы остановить развитие инфекции. Они стоили целое состояние, но помогали, и с каждым годом он болел все слабее, пока однажды не пережил межсезонье и не понял, что отпустило. Без лекарства его ждала болезненная операция, ему что-то где-то в горле нужно было надрезать или отрезать, а она тоже стоила больших денег. Вот чем болел Энджи в тот раз, когда он приходил. Его ребёнок мучился, пока он воспитывал алчного, как ему думалось, омегу. Как же он выжил тогда? Очень просто. Его папочка-омега вышел замуж за миллиардера.       — Я не знал, — прошептал он. — Надеюсь, твои дети этого избежали?       Ответа он не получил. Сын не собирался рассказывать ему что-либо о себе. Он кипел от обиды. Столько лет прошло, а до сих пор не простил. Почему-то ему подумалось, что с отчимом его сыну жилось не сладко. И Эрик понял, что не дождётся пересадки. Не будет ему ни почки, ни долгих лет жизни.       — Знаешь что? — в глазах молодого мужчины сверкнула неприкрытая ненависть. — Хоть сдохни здесь или на пороге за дверью! Ты мог легко помочь нам с папочкой, но не стал. Не хотел нас, а мы бы просто вернули тебе деньги, когда смогли до них добраться. И пошли бы дальше каждый своей дорогой. Папочка очень старался, нам оставалось продержаться каких-то несколько жалких месяцев. Знаешь, как мы их провели? Папочка закрывал меня одного в квартире и просил сидеть тихо, чтобы соседи не услышали и не пожаловались. А сам шёл на ту работу, которую ему дали, чтобы заработать мне на хлеб и молоко. Потом нас выселили из неё в частный сектор, и я на несколько часов оставался один в большом доме. Мне было страшно, очень страшно. Потому что я был четырёхлетним мальчиком. Но ты наплевал на нас, унизил папочку, ударил его за то, что он даже не просил у тебя денег, а ты так подумал. А я тебе за это ещё и почку должен отдать? Не дождёшься! Я с радостью плюну на твою могилу, когда ты сдохнешь!       Он легко поднялся на ноги.       — Ханс! — дворецкий всё это время крутился рядом и делал вид, что вытирает несуществующую пыль с подоконников. Он в несколько шагов подбежал к молодому хозяину. — Проводи господина Кёнига на улицу и подожди, пока он сядет в такси! И больше никогда не открывай ему двери! Я не желаю его видеть!       — Постой! — протянул руку Эрик, чтобы задержать его ещё на мгновение. Но не прикоснулся, не посмел под презрительным взглядом. — Мне жаль, что так произошло. Мне жаль, что я не ценил то сокровище, что держал в руках. Я сожалею обо всех неблаговидных поступках, что совершил в жизни, и не только по отношению к вам. Уже не важно, простишь ли ты меня. Я умираю, а последнюю волю умирающего принято исполнять. В моей нет ничего сложного. Передай Дэну, — он замолчал на секунду, чтобы набрать в лёгкие воздуха, — передай своему папочке-омеге, что я приходил и просил у него прощения. Мне искренне жаль, что я причинил вам столько боли, что испортил вам жизнь.       Он задохнулся от подступивших слёз. Но Дэни хорошо воспитал сына. Мужчина не бросил его умирать на диване. Нет, он сходил за водой и протянул ему стакан. Эрик жадно выпил её. Самая вкусная вода в его жизни. Вода, поданная сыном из сострадания. Теперь и умереть не страшно.       — Энджи, ты знаешь, чем я болею, — попытался он. Хотел сделать то последнее хорошее, что ему ещё дозволено в этом доме. — Прошу, умоляю, позаботься о себе. Не ради меня, а ради тех, кого ты любишь. Сходи к врачу, пройди обследование ещё раз. Возможно, тебе уже сейчас нужно принимать какие-то лекарства. Для профилактики, чтобы заранее обезопасить себя.       Энджи ничего не ответил и ушёл в дом, а Эрику только и осталось дождаться приезда такси. Дворецкий не выгнал его на улицу, а позволил посидеть на диване те двадцать минут, что он ждал машину, а потом ещё и под руку довёл и придержал дверку пока он усаживался. Дома он первым делом набрал тот номер, с которого ему прислали телефон сына. Короткие гудки. Он набрал номер Энджи — снова гудки. Его заблокировали, чтобы он больше не мог им позвонить. Выбросили из своей жизни, как когда-то сделал он.       Эрик лёг обратно в кровать и позволил себе порефлексировать. Он снова вспомнил всё, что удалось восстановить в памяти, вспомнил своё отношение не только к Даниэлю, но и к другим людям и мысленно согласился с сыном, что он — редкостный мудак. Он не заслуживал их доброты и прощения. Всё, что он мог — это молиться, чтобы его сын и омега прожили как можно дольше и были счастливы.       Он молился и вспоминал, вспоминал и молился. Понял, что может сделать для своих любимых. Однажды пригласил на дом нотариуса и оформил завещание. Остался один и снова думал о сыне, любимом омеге, впустую потраченных годах и упущенных возможностях. О том, что в погоне за властью и положением в обществе потерял единственного человека, который его любил, и которого он был обязан оберегать и любить в ответ. Любить, заботиться о нём и их мальчике.       Эрик искал информацию в сети и узнал, что его сын замужем, у них с супругом трое прекрасных сыновей. Два альфы и омега — его внуки. И даже есть правнуки. Вот их фотографий он нигде не нашёл, не встретил и упоминаний имён и сожалел о том, что они никогда не узнают про родного дедушку.       Каждое утро он начинал с того, что просыпался, желал им здоровья и счастья, пусть они не слышат и не знают. Пусть его омеге плевать на истинного партнера, раз он тоже на него когда-то наплевал. Он надеялся, что однажды его всё-таки простят. Не важно, что он об этом не узнает. Лишь бы Даниэль был счастлив, лишь бы супруг не обижал его, любил, оберегал, заботился.       Через два года Эрик Кёниг тихо скончался в своём огромном доме. Рядом с ним сидел только пожилой врач-бета. Он подал пациенту стакан воды, услышал, как тот в последний раз прошептал два дорогих сердцу имени, принял последний вздох умирающего и закрыл ему глаза.       На кладбище не было никого, кроме священника и двух трудяг с лопатами, но Эрика похоронили по всем правилам, он заранее оплатил собственные похороны и скромный памятник. После юрист дождался возвращения семейства Айхенвальд из длительной поездки и зачитал им завещание господина Эрика Кёнига. Огромное состояние одинокого миллионера переходило Даниэлю и Энджелу. Или уже их детям, внукам, правнукам. Родным для него по крови.       Эрик уже не узнал, что Дэн отказался от денег в пользу сына. Что Энджел ни секунды не сомневался, взял фамилию отца и настоял, чтобы его сыновья-альфы сделали также. Он не мог тогда знать, что гнев сына в разговоре о фамилии не был пустым. Энджи не приходился родным ребёнком мужу папочки. Да, его усыновили, дали фамилию, содержание, воспитание, образование, но он не наследовал из миллиардов отчима ни гроша. Всё переходило их совместным с папочкой детям, а приёмыш только мог пользоваться семейным счётом. В случае смерти отчима он оставался нищим. Конечно, он принял посмертный подарок.       Энджел Кёниг узнал, где похоронен его отец, и приезжал к нему на могилу ежегодно. Привозил цветы и молча сидел какое-то время. Он сильно пожалел, что позволил гневу взять верх над здравым смыслом. Возможно, если бы он отдал отцу почку, то тот прожил бы ещё лет пятьдесят. Он бы обязательно помирился с ним, познакомил с внуками, взял его фамилию.       Возможно, он бы стал гордостью отца, его любимым сыном. Потому что жизнь обошлась с ним слишком жестоко. Он жил в роскоши, но его никто не любил. Только папочка омега, а спустя годы муж, дети, внуки. Отца-альфы у него не было, отчим почти не замечал пасынка и обрадовался, когда тот слез с его шеи и уехал с семьёй в доставшийся по наследству дом.