Гингема, Великая и ужасная

В пещере висела мгла, и лишь сполохи синего пламени разгоняли её. Гингема неистово вертелась вокруг котла, вопила заклинания каркающим голосом и хватала с полок колбы и банки. Взвизгивая, она выливала в котёл разноцветные жидкости, кидала жабьи глаза, поганки, кости и редчайший навоз единорога. В котле вспыхивали цветные вспышки, вонючая жижа пузырилась и пенилась. Лопаясь, пузыри выпускали то зелёный, то розовый газ. Гингема дико хохотала и била в бубен, как сумасшедшая, порождая под осклизлыми сводами эхо. Она топотала, высекая искры подошвами серебряных башмачков. Летучие мыши панически метались над её головой, бились о стены и падали в жижу, мгновенно сгорая. Гингема трясла седыми лохмами, вертелась, отплясывая дьявольский колдовской танец, и вместе с ней бесновались тени несчастных, оставшихся в её пещере навечно. Разом Гингема заткнулась и прыгнула вглубь пещеры, где на срезанном сталагмите под хрустальным куполом покоился изумруд из самого Изумрудного города. Перед ним колдунья на секунду застыла. Сколько труда ей стоило увести его из-под носа ушлого Фараманта! Адски расхохотавшись, Гингема подняла купол и выхватила изумруд. Она поскакала к котлу, завывая свирепое закланание. — Ну и чего ты собираешься делась? — скептически осведомился филин Гуамоколатокинт с высокого насеста. — Неужели ты считаешь, что Прем Кокус испугается этой штуковины? — Заткнись, чёртова курица! — зарычала Гингема, зажав изумруд в кулаке. Проклятый ком перьев сбил ей заклинание и настроение собрался изгадить. — Опять облажаешься, — буркнул филин, переминаясь с лапы на лапу. — Сколько раз уже такое было! Клацнув зубами, Гингема щёлкнула пальцами — вспышка синего пламени с грохотом врезалась в стену. Филин едва улизнул, а то бы обуглился вмиг. Фыркнув от запаха подпаленных перьев, Гингема вновь затянула злобную колдовскую песнь, переходя с убийственного фальцета на басовитое взрыкивание. Медленно она обогнула котёл, старательно пропевая древние фразы, сочинённые самим Гуррикапом. И на последней из них закинула изумруд в котёл. Жижа вспыхнула ярко-зелёным, из-под земли пошёл низкий зловещий гул. Пол под ногами ходил ходуном, но Гингема злорадно орала: — Работает! Снаружи поднимался холодный ветер. Деревья раскачивались, наклонялись к земле. Ветер усиливался, выл и ревел, вихрился смертоносными смерчами и нёсся всё дальше, разоряя Голубую страну. Нёсся к горам, нёсся за горы. Над закопчённым котлом Гингемы вставало подобие смерча. Серые завихрения пронизывали ярко-зелёные молнии, освещали зарницы. Жижа в котле текла по спирали, в центре которой проступали очертания незнакомого поселения. Странные домики на колёсах дрожали под натиском урагана, вокруг бегали перепуганные людишки. Деревья ломались и падали, убивали их — мелких и слабых против стихии. Один странный домик сдвинулся с места и с треском поднялся в воздух. — Летит! — взвыла Гингема и вне себя от восторга побежала прочь из пещеры. — Стой! — филин перепугался, что её унесёт. Но Гингеме на наго наплевать. Она выглянула наружу, и вихрь разметал её лохмы и драную чёрную мантию. Гингема почти ничего не увидела из-за пыли и услышала только бешеный рёв. Вихри уносили обломки, ветки, скамейку… Страшным ударом Гингему размазало по полу. Тёмная масса обрушилась и вмиг погребла. Кровавые брызги заляпали стены, кровь ручейками текла из-под разбитого домика на колёсах и подмачивала серебряные башмачки. Всё затихло. Ветер исчез, и рассеялись тучи. Солнце осветило обугленную ведьмину гору, навалы обломков, вывороченные с корнями деревья. Домик на колёсах валялся у входа в пещеру, и вокруг него беспокойно носился маленький пёс. Он звонко лаял, пытался подкопаться под домик… Дверь которого шевельнулась и отвалилась. Из-за двери выползла чумазая, растрёпанная девчонка в испачканном платье и с разбитой коленкой. Она шмыгала веснушчатым носом, пыталась отряхнуть пыль и улыбалась, глядя на собственные детские руки. Выбравшись из домика, девчонка спрыгнула в траву с остатков крылечка, быстро огляделась и протиснулась в пещеру. Пёсик за ней не бежал. Скуля, он отползал назад с поджатым хвостом. Филин бесшумно выскользнул из темноты и уселся на сталагмит. — Ну и ну! — он недовольно фыркнул, заметив девчонку. Та отбросила в сторону несколько досок и один за другим вытащила серебряные башмачки. Девчонка быстро расшнуровала и выкинула свои грубые, стоптанные ботинки и сунула ноги в сверкающую обувку. Башмачки пришлись ей точно впору, девчонка довольно разглядывала их, пританцовывала. — Не жмут? — осведомился филин с хитрым прищуром. Синее пламя едва не сожгло ему хвост — на стене осталось пятно чёрной копоти. — Заткнись, паршивая курица! — свирепо выругалась девчонка и тут же скорчила милую улыбку, как другие девчонки лет десяти. — Что ты задумала? — Гуамоколатокинт был явно напуган. — Мерзавец Гудвин обо всём пожалеет, — мило отозвалась девчонка. — И не только он, уж поверь! Маленький пёс испуганно прижимался к земле и скулил, прижав косматые острые ушки. Коричневая шерсть на спине встала дыбом. Девчонка присела возле него на корточки и погладила, а едва пёс поднял мордочку — пристально заглянула в глаза. — Ну что ж ты, Тотошка? — весело спросила девчонка, и пёс оживился, вскочил и весело запрыгал вокруг неё. Он радостно гавкал, будто хозяйка только вернулась из школы, или с прогулки. Но девчонка нахмурилась, схватившись за подбородок. — Ав-ав, Элли, где это мы? — осведомился Тотошка, едва девчонка взглянула на него во второй раз. — Ты даже не представляешь, какие приключения нас ждут! — радовалась девчонка и легко убегала всё дальше от зловещей пещеры, туда, где начинались поселения жевунов. Тотошка вприпрыжку бежал за ней и полаивал. Глупый щенок любил приключения. И только древний филин сидел в густой тени у входа в пещеру, щурил большие глаза и с укоризной качал головой. Вот это задумала старая ведьма! И какой только чёрт надоумил?