Лунное затмение

Я была словно бы под водой — звуки казались глухими и утробными, далёкими от меня. Я пыталась слушать, но не могла услышать, что происходит вокруг — как если бы я спала. Как если бы мне снился кошмар. Я помнила, что Дрим и Найтмер радовались и плакали, видя моё целое лицо без единого шрама, как обнимала меня поперёк пояса Мелисса, не боясь больше потревожить ожоги, которых уже не было. Тогда мы попрощались с Эланором и Мелиссой и ушли к Древу. В ушах шумела кровь — точнее, мне так казалось. Ведь на самом деле мне совершенно не обязательно сердце, чтобы жить. Это осознание… успокаивало. Странно, да. Успокаивало. Всё так, значит, я смогу остаться здесь, смогу быть рядом со своими друзьями, сколько бы лет ни прошло. Смогу их защищать. Но почему-то… Я вздохнула, откладывая карандаш на траву справа от меня. После нашего возвращения прошло уже две недели. И за всё это время я так и не смогла уйти дальше барьера вокруг Древа. Я вспоминала о костре, что пылал посреди деревни каждый вечер, и меня мутило. Я знала, знала, что это лишь выверты разума, и, чёрт возьми, я знала, что это пройдёт. Не может не пройти. Ведь это людям нужно ходить к специалистам, вправлять себе мозг на место или всю жизнь жить с ужасающими психологическими травмами. Людям, да. Эл уже говорил, что моё сознание постепенно перестраивается. На это намекало и то, что я способна иногда взглянуть на вещи за собственной спиной — туда, куда не смотрят глаза. Эл… Я знала, Шелтер проснулся. Окончательно. И первым, что он услышал от меня по пробуждению, были крики и вопли горящей в костре ведьмы. Интересно, если бы он тогда не помог мне — каким-то совершенно странным, непонятным образом, — смогла бы я пережить пытку? Выбралась бы из кострища? Я нервно постучала пальцами по крышке деревянной шкатулки, которую создал не так давно Дрим, чтобы положить туда мой рисунок. Она — шкатулка, то есть — была очень красивой, и я решила, что нечего ей просто так валяться: начала записывать тексты песен, какие помнила, и складывала их внутрь. Благо, бумагой меня снабдили особо щедрые. Если я и забывала что, то додумывала — рифму в паре мест подобрать не так уж и тяжело. А вот переписывать книги из прошлой жизни было гораздо сложнее. В итоге то же краткое содержание Гарри Поттера, которое я хотела использовать в качестве сказки, превратилось в фанфик — я плюнула на всё и начала писать своё, как и раньше, чтобы не трепать нервы. Вообще, в последнее время я не расстаюсь с карандашом, бумагой и этой шкатулкой. Пытаюсь заполнить день хоть чем-нибудь, чтобы не умереть со скуки и чтобы не вспоминать о том, что мне нужно показаться на глаза нашим друзьям — в конце концов, как-то не по-человечески заставлять отдуваться одних только близнецов. Они, кстати, старались проводить всё время рядом с Древом, как и я (разве что на прогулку в лес пару раз утаскивали, чтобы набрать ягод. А ещё тогда мы снова встретились с нашими лисичками, которые, как оказалось, очень соскучились по ласке и объятиям), но мне удалось уговорить их обозначить своё присутствие и успокоить жителей. Было одиноко. Страшно немного. Но я терпела. В конце концов, одна я не была — Ним бдела внутри Древа, и я волей-неволей ощущала её присутствие, как бы ни пыталась абстрагироваться от этого. — Да говори ты уже. — раздражённо нахмурилась я, чересчур резко открывая шкатулку, чтобы положить туда исписанный лист и достать новый. — Насмотреться не можешь? Ним в ответ усмехнулась — я не слышала этого, но почувствовала, будто по окружающей меня магии прошла рябь, словно круги по воде. — Ты на удивление язвительна для хранителя. — заметила Ним, снова пытаясь положить свои «метафорические» руки мне на плечи, но я дёрнулась и отклонилась. — Раз ты наконец приняла свою божественную суть, может, отринешь эту бессмысленную человеческую глупость? Я оскорблённо поджала губы. Вот как, значит? То есть на такие поучения левой девушке ей сил хватает, а как с сыновьями родными поговорить — так фиг там плавал, получается? — А мне казалось, тебе нравится «человеческая глупость». — передразнила я. — Твой герой-любовник не даст соврать. «Прости, Эл.» — вздохнула я про себя, когда Ним будто бы отдёрнула от меня руки, как если бы я её ударила. Да и ударила бы, будь такая возможность! — Разговор окончен. — категорично заявила я, почти не чувствуя неловкости из-за такой дерзости по отношению к духу, который прожил, возможно, раз в десять, а то и сто больше. — Сиди в своей кочерыжке сколько влезет, раз не хочешь с сыновьями общаться, то и ко мне не лезь! Я хлопнула крышкой шкатулки (ой-ёй!), пряча свои труды, вскочила на ноги и припустила с поляны, подальше от Древа. Прямо в сторону деревни. Только зайдя за деревья, я замедлила шаг. Ну и куда я понеслась? Разве смогу выйти к ним, смогу посмотреть в глаза людей и монстров?.. Я передёрнула плечами. В ход пошло всё: и моё изначально взвинченное состояние, и то, что Ним в принципе мне не симпатична от слова совсем, и это дебильное напоминание о том, что случилось. Вот и взъелась я, что поделать? Вздохнула. Обхватила плечи руками, облачёнными в перчатки — когда я пришла в себя, первым делом вернула уже ставшую родной одежду, хоть и сделала себе заметку когда-нибудь обновить несчастный гардероб, — и мотнула головой. Дом Эланора стоит на окраине. Судя по времени, Мелисса сейчас должна быть в школе, а сам Эланор… Если повезёт, будет дома. Стоит ли идти к нему? Я привычно потянулась к голове и потёрла рога, вспоминая о диадеме. Я не надела её — почему-то, стоило только мне прикоснуться к ней, она растаяла прямо в пространстве. Причём она не распалась на энергию, я бы почувствовала. Она была рядом, была у меня, но… где? Эланор вернул мне мою корону, рискуя здоровьем, а я её благополучно прошляпила. Благодаря этому, кстати, никто так и не узнал о его ночном путешествии — но, блин, как мне с ним говорить-то теперь? Я чувствовала огромную благодарность и такую же огромную вину, но почему-то не ощущала потери, как когда поняла, что диадема осталась лежать на земле, далеко от меня. Это было… странно. Так, ладно. Всё-таки… Всё-таки схожу к нему. Я совсем не подумала о том, что близнецы могут вернуться раньше, чем я. Могут увидеть, что меня нет. Что я пропала без предупреждения. Снова.

***

Новый дом Эланора был более крепким, красивым и практичным, чем старый. Он не казался заброшенным скоплением дров, что готово развалиться с минуты на минуту, в нём не было сквозняков, и в целом жить там можно было. Несмотря на то, что я дала Эланору много золота, он не стал требовать ещё — продолжал усердно работать, лишь изредка принимая мои подарки. Я не уверена, почему — в конце концов, алчность свойственна любому человеку, но Эланор… удивлял меня. Каждый раз удивлял. Судя по времени, Мелисса должна быть в школе. Не факт, что Эланор будет дома, но кто знает, вдруг мне повезёт? Я брела словно бы на ощупь — совсем не смотрела под ноги, разглядывая пробуждающиеся от зимнего сна деревья. Что-то совершенно очаровательное, безумно жизнеутверждающее было в этой весне. Может… Может, всё не так уж и плохо. Я остановилась напротив крепкой двери, зайдя на крыльцо, и вздохнула. Эланор — мой друг. Всё будет хорошо. Тем более, у меня есть вопросы, которые нужно задать… — Мистер Харви. — позвала я с улыбкой, постучав костяшками пальцев об деревянную поверхность. Прошло не так уж и много времени, когда дверь отворилась. Жёлтые глаза смотрели на меня из тьмы капюшона с привычной бесстрастностью. — Аврора? — в его голосе промелькнула тень удивления. — Заходи. Он посторонился, и я поспешно проскользнула в дом. Дверь тихо заперлась за моей спиной. — Ты… Почему ты пришла? — спросил Эланор, пока я разувалась. — Что-то произошло? «Да, произошло.» — Просто хотела поговорить. — я пожала плечами. Эланор промолчал и вдруг сдёрнул с себя капюшон. Действие вышло резким, но совершенно не агрессивным — будто бы мужчина спешил, чтобы не передумать. Его искажённое шрамами лицо не пугало меня. — Пойдём. — проговорил он тихо, направляясь в гостиную, где совсем недавно истекал кровью из-за того, что хотел вернуть мою диадему. Мы уселись в кресла напротив друг друга, стоящие недалеко от потухшего камина — я уверена, что он горел совсем недавно, но, вероятно, Эланор благоразумно потушил его магией ещё до того, как мы зашли в комнату. Я не стала долго молчать. — Я очень благодарна тебе, Эланор. За всё. — его лицо оставалось безразличным, словно маска, но в эмоциональном фоне промелькнуло тепло. — Ты многое для меня сделал. — Не больше, чем ты. — бледные тонкие губы тронула едва заметная улыбка, тут же угасшая. — Я рад, что мы встретились. Я пригладила белые волосы и вдруг скривилась, словно от боли. — Эл не говорил со мной с того момента. — призналась я. — Точнее, я… Я не звала его. — Тебе нужно прийти в себя. — заметил Эланор, обманчиво-расслаблено положив руки на подлокотники. — Дай своему разуму время. — У нас нет этого времени, Эланор. — я сцепила пальцы в замок. — Грядёт катастрофа. Я… Я замолкла, не зная, что на меня нашло. Почему я вдруг заговорила об этом? Я ведь не должна была… Жёлтые глаза спокойно блеснули в свету солнца, что просачивался сквозь окна. — Ты знаешь гораздо больше, чем должна. — он качнул головой. — Тебя гложат эти знания. Ты можешь не говорить мне, если боишься, что это неправильно. Всё хорошо. — Я и не думала, что ты настолько умный… — Эланор тихо хохотнул в ответ на мои слова. — Когда-нибудь я расскажу тебе. Когда всё… закончится. Эланор молчал, но я знала, что он не злится и не осуждает меня. Он просто… понимал. Я вдруг спохватилась, вспомнив, зачем вообще шла. — Эланор, ты… Ты не мог бы рассказать мне, что случилось в тот вечер, когда ты принёс мою… Мою диадему? Мужчина слегка дёрнулся, и я прикусила губу в беспокойстве. Не слишком хорошо с моей стороны спрашивать об этом, учитывая, каким в тот вечер передо мной предстал несгибаемый и безразличный ко всему Эланор, но выбора не было. — Я умею телепортироваться. — ответил он парой мгновений позже. Я приподняла брови. — Это умение неподвластно практически всем магам. Даже монстры в большинстве своём не способны на телепортацию. Никто не знает о том, что я… Он замолк, а я осторожно спросила: — Почему? — Потому что иначе меня бы устранили. — он невесело усмехнулся. — Санден не слишком жалует нашу семью. — Устранили?.. — В глазах многих я — убийца и преступник. — Эланор пожал плечами. — Да и тем более, я никогда не был верен деревне. А наш род давно мозолит глаза правительству. Староста тот ещё параноик и очень печётся о своей репутации, так что шанс подложить соломку горожанам не упустит. Он перевёл дух и продолжил. — Узнай Санден, что я умею телепортироваться, все мои мнимые «преступления» тут же окажутся подкреплены «доказательствами», и уже никто меня не спасёт. — Эланор скривился. — Даже сейчас он в шаге от того, чтобы избавиться от меня, пусть, может, и по-тихому. В конце концов, я один из немногих, кто смог пережить его жатву. — Жатву? Эланор прикрыл глаза. — Если узнаешь, тоже будешь в опасности. Точно этого хочешь? Я сжала руки в кулаки. — Я — хранительница. Он не посмеет мне навредить, а я должна знать всё о его скелетах в шкафу. — Аврора… — мужчина покачал головой. — Ты ведь пришла ко мне не за этим. — Секреты? — я сощурилась и вдруг беззлобно хмыкнула. — Око за око, верно? — Я доверяю тебе. — возразил Эланор. — И мне всё равно на то, что ты пока не готова рассказать мне о своих знаниях. Но это… Я не думаю, что это то, о чём должен поведать тебе я. Так. Что-то не так. Почему он юлит? — Ты не хочешь говорить… или не можешь? — поинтересовалась я наугад. Эланор вздрогнул. Вот чёрт. — Ты знаешь что-то о Сандене. — сказала я, видя, как замер маг. — Что-то ужасное, из-за чего он готов убить. Но не можешь рассказать. — Магическая клятва. — на выдохе произнёс он. — Я дал её отцу. — Отцу?! — громыхнула я в удивлении. Эланор вжался в кресло и побледнел. — Прости, бога ради! — тут же вскочила я и подлетела к нему. Не уверена, что конкретно произошло — может, действие этой несчастной клятвы, которое я своими вопросами спровоцировала, может, я нечаянно приложила его магией эмоций (а Эланор, напоминаю, тот ещё сухарь в плане чувств, так что это может ему психологически навредить), но маг выглядел болезненно. Он медленно моргнул и равно выдохнул. — Я не могу рассказать… — проговорил Эланор словно бы в забытье. — Но могу показать. — Да о чём ты? — я нахмурилась, применяя исцеляющую магию и пытаясь использовать её в качестве обезболивающего. — Я не смог спасти его. — ответил он невпопад и горько усмехнулся. — Это моя вина. — Эланор! — позвала я, вцепившись в его плечи и усиляя ток магии. Ну почему я не могу нормально поговорить?! Нет, надо что-то отчебучить! Идиотка! — Ты не вылечишь меня, как бы ни старалась. — он положил ладонь поверх моей руки. — Моё проклятье нерушимо. — У вас это семейное, что-ли, говорить так, чтобы я ничерта не поняла?! — беспомощно рыкнула я, не зная, о чём вообще он мне толдычит. Эланор глубоко вздохнул. Я вдруг заметила свечение и поспешно опустила голову. Над грудью Эланора зависло… Сердечко? Нет, это была душа. Она была почти белой, лишь с небольшим оттенком какого-то цвета, так сразу не разобрать (она была очень похожа на стандартные души других — там тоже не было ярко выделяющегося цвета. Я пару раз видела души жителей деревни, причём совершенно нечаянно и спонтанно. Видимо, какая-то особенность хранителей, я не уверена). Душа мерно светилась, слегка пульсируя, и всё бы ничего, но… В самой сердцевине души мерцало, переливаясь, что-то странное. Это была словно бы ужасная опухоль, поглощающая энергию и не оставляющая ничего после себя. Опухоль цвета, что преследовал меня в кошмарах. Грязно-бирюзовая тьма. Тёмная. Холодная. Холодная… Я ещё сильнее вцепилась в Эланора, чтобы не упасть. — Что… — в воцарившейся тишине мой голос прозвучал громом. — Что это?.. — Это я. — ответил он глухо. — Это… я. — Твою мать! — выругалась я, заметив, как дрогнула его душа. — Какого чёрта ты… — Взгляни. — Эланор согнулся в три прогибели и уткнулся лицом мне в плечо. — Взгляни, иначе ты ничего не узнаешь. — Да ты не в себе! — я постаралась отстраниться, но он хватанул за плечи уже меня. — Я же вижу, тебе плохо! Какое нахрен «взгляни», а вдруг тебя эта штука приложит насмерть, не подумал об этом?! — Прошу тебя. — прошептал Эланор, и я замерла. — Я хочу показать тебе не только то, что скрывает клятва. — Эланор… — Кто-то должен знать. Пожалуйста. — его широкая ладонь сжала ткань моей кофты почти до треска. — Позволь мне эту эгоистичную просьбу. Я пару секунд молчала. Легонько толкнула его назад, чтобы вновь взглянуть на душу. Она казалась одновременно прекрасной в своей ущербности и до ужаса, до ужаса отвратительной из-за разъедающей её Тьмы. — Проклятие, значит? — фыркнула я безрадостно. — Посмотрим, что же с тобой произошло. Повинуясь какому-то внутреннему ощущению, я протянула к душе руку, чувствуя себя так, словно уже делала это сотни и тысячи раз раньше. Как только мои пальцы, облачённые в перчатку, прикоснулись к мерцающей тусклым светом поверхности, всё померкло.

***

Когда-то давно в самом дальнем углу деревни росла поляна жёлтых цветов. То были не лютики, не хризантемы — нет, что-то иное таили в себе слабые ростки, напитанные природной магией. Однажды ночью маленький мальчик увидел, как поляна светится мягким жёлтым цветом, и на ней, совсем близко к людям, играют лесные духи самых разных форм и воплощений. Он считал жёлтый самым красивым цветом в этом мире. Конечно, ведь именно такого цвета были глаза его любимой сестры — она и сама казалась цветком, разве что розовым, таким хрупким и нежным, будто одно дуновение ветра способно её сорвать. Но мальчик никогда не обманывался насчёт своей сестры — она была сильной и смелой, гораздо сильнее его самого. Она хохотала и бросалась снежками, она ловила в саду холодных и склизких лягушек, она лежала в траве, пока на неё садились бабочки всех цветов радуги. Она была самим воплощением жизни. Именно она не давала потухнуть своим братьям, какая бы напасть с ними ни приключилась — огонь в ней никогда не потухал, и она с радостью делилась им с другими. Мальчик очень боялся, что однажды этот огонь закончится. Его звали Эланор — и он любил это имя, носил его с гордостью. Ведь оно было созвучно с именами его брата и сестры. Элис и Элдвин были рядом, всегда были рядом. Никакое несчастье не было способно их разлучить. Глаза Эланора, такие же синие и глубокие, как у брата, всегда смотрели на свою семью с теплотой. Их род брал свои корни от монстров — они были магами. Когда-то Харви были одной из главных семей в деревне, но… Почему-то сейчас их семья пришла в упадок. Впрочем, Эланору было всё равно. Какая разница, богаты они или уважаемы, если это бы значило вечное напряжение в светском обществе? Хотя, конечно, вся троица детей понимала, но отказывалась признать самим себе, что лучше бы они никогда не имели в себе даже крупицы магии. Потому что род Харви славился не только своей родословной, но и… Проклятьем. Когда Эланор впервые увидел свою душу, он думал, что умрёт. Потому что более ужасного зрелища не существовало. Чернь его души казалась мерзким шрамом, пересекающим всё его естество. Но Эланор благодарил высшие силы за то, что ни его брат, ни сестра не были подвержены проклятию — он один расплатился за их поколение. Родители, может, и знали, почему их ребёнок вынужден страдать. Знали, что же такого сотворили их предки. Но никогда не говорили. Эланор был живым, да, но взгляд у него всегда был темнее, чем у брата и сестры. Он пытался подружиться со сверстниками, он мог плакать и смеяться, он испытывал боль, и он понимал чувства других. Нет, точнее… Он ощущал их. Эланор был эмпатом. Это тоже было частью проклятья — ведь те чувства, что испытывали другие, проецировались в его душу, которая на тот момент ещё умела страдать. Позже Эланор узнает, что хранители Древа способны на нечто подобное, и тогда в нём всколыхнутся далёкие воспоминания, но… Точно ли он уверен, что это «позже» наступит? Эланор помнит время своей юности отчётливо. Тогда он познакомился с Даниэлем. Этот белобрысый дурак вечно вился рядом с его сестрой и смотрел такими влюблёнными и восхищёнными глазами, что у Эланора прямо-таки руки чесались подправить это смазливое лицо. И, главное, подправил. Даниэль был старше и сильнее физически, но Эланор всё равно высказал ему всё, что думает, и бросился с кулаками. Закономерно получил в ответ, зато сумел весьма болезненно приложить придурка магией. И вот казалось, что теперь-то он точно отстанет, но нет. Теперь он таскал Элис цветы. Тогда к недовольству Эланора присоединился и Элдвин, и они подкараулили юношу вдвоём. Тоже, правда, получили, но и сами накостыляли не хуже. И Даниэль начал дарить Элис сладости! Вот правда, Эланор думал, что этот идиот либо совсем безмозглый, либо просто издевается над ними тремя. А потом Элдвин, как более терпеливый и хитрый, принёс на хвосте весть, что, оказывается, Даниэль просто банально не знает, что Элис не любит сладкое, а потому все подарки скармливает братьям. Тогда мальчики вновь выловили Даниэля, но уже не для драки, а чтобы взмолиться и попросить включить, наконец, мозг. Что удивительно, напыщенный идиот послушался и стал таскать другие подарки, перед этим более тщательно узнав предпочтения Элис — для этого он весьма изобретательно пытал Эланора около часа, Элдвин же тактически отступил из-за каких-то надуманных дел. Эланор всей душой желал Даниэлю самых разных мук и страданий, но каждый раз помогал ему, когда тот просил. В конце концов, неприязнь Эланора не имела значения — ведь, кажется, Элис была счастлива. А для Эланора не было ничего важнее счастья его друзей и семьи. Он не заметил, когда вдруг начал сам звать Даниэля прогуляться или поиграть с ними, как если бы они действительно были близки. И, что самое удивительное, юноша никогда не отказывался, с удовольствием присоединяясь к ним. Они будто бы действительно… подружились. Даниэль был первым, кто оказался рядом, когда магия Эланора вышла из-под контроля. Тогда они гуляли по лесу и обсуждали что-то совершенно неважное — Эланор смеялся и перебирал руками любимые жёлтые цветы, когда его вдруг скрутило болью. Он не был уверен, что это такое — действие проклятия или всё-таки магический выброс, но тогда ему было не до этого. И не Элдвин, не Элис дотащили его, бьющегося в агонии и сопротивляющегося, до деревни — нет, это сделал тот, кто ещё совсем недавно был для Эланора практически врагом. Даниэль никогда не показывал Эланору шрам от удара магическим электричеством, что мальчик невольно ему оставил, но каким-то шестым чувством Эланор знал, что он сделал своему другу больно. Другу… С каждым годом Эланор постепенно терял свои чувства. Даже любовь к семье притупилась — проклятие прогрессировало, забирая его эмоции и пытаясь заменить на фальшивые, принадлежащие не ему. Возможно, в один момент Эланор бы опустел совсем, являясь лишь сосудом чужих эмоций, но его близкие не позволили ему. Эланор сходил с ума. Каждый день он задавал себе вопрос: «почему мне важны эти люди?» и впадал в приглушённое, едва заметное отчаяние, осознавая, что однажды не сможет на него ответить. Эланор больше не мог плакать так искренне и чисто, как когда-то в детстве. Эланор больше не мог. Он видел страх и боль в прекрасных глазах сестры, лишь бесстрастно прикрывая веки (нет, прошу, ты не должна грустить, я так хотел, чтобы ты была счастлива), слышал дрожь в голосе брата, безразлично отвечая на его вопросы (пожалуйста, не пугайся меня, я не желал этого, я ужасен, я безумно хочу вас любить), ощущал тяжёлый взгляд лучшего друга и никогда не поворачивался к нему (умоляю…) (…убей меня…) Каждый раз, когда отец возвращался домой, он выглядел всё мрачнее и мрачнее, но Эланору было уже всё равно. Он видел, как вздрагивают окружающие, когда его пустой взгляд останавливается на них, но… Это всё не имеет смысла. Совершенно случайно узнав правду о том, чем же всё-таки занимался отец, Эланор вдруг почувствовал… боль? Страх? Разочарование? Или, может, это была ненависть? Отец тогда действительно перепугался — схватил его за плечи и встряхнул, несмотря на свою слабость из-за возраста. Заглянул в синие глаза и прошептал заклинание. Лишь благодаря клятве Эланору удалось избежать жатвы. Но он не был благодарен. Теперь не только его чувства были в клетке, но и воспоминания. Он не мог никому сказать о том, что сотворили старейшины. Не мог сказать, какое чудовище на самом деле Староста. Не мог сказать, как на самом деле он хочет заставить своего отца испытать весь тот непроглядный кошмар, что он сделал с другими ради какой-то эфемерной цели, которую так и не удалось достичь, несмотря на все жертвы. Эланор видел, как обнимают отца его брат и сестра, как они радуются его возвращению, как улыбаются и тихо смеются — и молчал. Слова всегда были самым страшным оружием. Из-под корки льда Эланора достала новость о том, что Элис беременна. Он прекрасно помнит, что его душу, почерневшую и слабую, обуяли чувства — и он поддался им, потерял голову, опьянённый забытыми ощущениями. Они с Даниэлем снова подрались. До крови, до разбитых лиц, колотили друг друга, пока оба не свалились без сил — и тогда Эланор рассмеялся, поняв, что они вновь оказались на той самой поляне жёлтых цветов. А потом заплакал, понимая, что его чувства вновь уходят от него. Даниэль вновь был рядом. Ухмылялся безрадостно перекошенными, окровавленными губами, и гладил глупого, снова бесчувственного мальчишку по голове. — Ты обязан заботиться о них. — сказал Эланор шёпотом, когда огонь в нём окончательно угас, а слёзы закончились. — Ты обязан, потому что я больше этого не могу. — Можешь. — возразил Даниэль так же тихо. Задумался и хмыкнул. — Один я уж точно не справлюсь. Поможешь мне, друг? В первый раз за года Эланор вздрогнул всем телом. То ли от чужих слов, то ли от того, что его впервые в жизни настолько искренне назвали другом. — Помогу. И всё, кажется, начало налаживаться. Элис ждала ребёнка, её братья и теперь уже муж бегали, словно белки в колесе, отец прекратил уходить допоздна туда, откуда рисковал однажды не вернуться. А потом Элис заболела. Оказалось, проклятие было и в ней тоже, но проявило себя по-другому — оно медленно поедало её душу и набиралось сил все эти года, чтобы в один день ударить по ней так, чтобы она уже никогда не смогла оправиться. Элис медленно умирала, и никакие травы, никакие заклинания, никакие лекарства не могли побороть проклятие, живущее на протяжении веков. Обезумевший в желании найти спасение дочери, отец ушёл и больше не возвращался. Эланор видел глаза Даниэля и Элдвина. Видел, что они теперь такие же, как у него самого. Пустые. У них не было надежды. И он, уже привыкший к подобной пустоте в самом себе, действительно… испугался. Как если бы всё было, как раньше. Эланор отдал всего себя, чтобы вытащить своих родных из пучины отчаяния. Он делал всё, что мог — а мог он немного из-за своей эмоциональной инвалидности, вызванной проклятием. И когда он сам был готов опустить руки, Элис вновь отдала ему свой огонь. Она была в полузабытье, почти ничего не говорила и много спала, истязаемая болью, но всё равно продолжала улыбаться им всем, улыбаться ему. Элис ворчала, что Эланор всегда был таким — совсем не беспокоился о себе, посвящая себя другим. Эланор сворачивался калачиком под её рукой, прижимаясь к пылающему болезненным жаром телу, и думал о том, что Элис всё ещё самая сильная из них троих. А сам Эланор… Он всего лишь хотел посвятить свою жизнь чему-то большему, чем он сам. Умирающая Элис вселила в пустое сердце надежду, и Эланор передал эту надежду Даниэлю и Элдвину. Но теперь они надеялись на другое. Ведь им было понятно, что Элис не выживет, как бы они ни старались, какие бы целебные заклинания не изучали. И Элис действительно умерла. Разменяла свою жизнь на жизнь дочери. Лишь успела сказать имя — Мелисса. У маленькой девочки были розовые волосы матери, фисташковые глаза отца, умный и глубокий взгляд Элдвина, а душа… А душа у неё была Эланора. Он первый разглядел проклятие в её слабом, болезненном теле — и упал на колени, словно подкошенный. Почему даже она не может просто… жить?.. Сидя в окружении жёлтых цветов, Эланор не понимал, что течёт по его щекам — гнилые слёзы или чистые капли дождя. Он не смог бы заболеть, слишком сильна была его магия. Да и холод его не брал — ведь мороз внутри не сможет перебороть даже самая лютая зима. К нему пришёл Элдвин, схватил за грудки, поднял рывком и наорал. Эланор никогда не видел его таким разъярённым, а уж когда брат наотмашь ударил его по лицу, так вообще вознамерился выяснить, что за чертовщина, парой пинков по рёбрам. До драки на этот раз не дошло — Эланор сумел обуздать эмоции и выслушал Элдвина, который в весьма резких выражениях объяснял свою позицию и втолковывал, что будь Эланор хоть трижды проклятым, бросить Мелиссу они не могут. И это было правдой. Потеряв сестру, Эланор нашёл новый смысл жизни — в её дочери. Он заботился о маленькой девочке по мере скудных возможностей, рвал жилы, чтобы заработать больше денег, не позволял Даниэлю впасть в апатию и изучал магические трактаты, оставленные отцом. Эланор знал, откуда они, эти кровавые бумаги, и оттого ему было до ужаса мерзко брать их в руки, но он должен был себя пересилить. Так он изучил магию пространства. Это был редкий дар, и Эланору удалось освоить лишь телепортацию — дальше его потенциал фактически упёрся в потолок, хоть он и знал теорию, как свои пять пальцев. Тем не менее, одна эта способность позволила Эланору выполнять заказы гораздо быстрее и браться за самую разную работу. Он изнашивал своё тело, как душу — проклятие, но продолжал рваться вперёд с упрямостью носорога, и лишь Элдвин мог заставить его хоть иногда отдыхать. А потом Элдвина не стало. Он ушёл — как отец. И не вернулся — тоже как отец. Эланор и Даниэль остались одни, со своим маленьким розовласым солнышком, которое так хотелось оберегать. Эланор не проклинал брата, не молился высшим силам, чтобы они вернули его назад. Ведь, на самом деле, какой-то частью своей разрушающейся души он знал, что всё так и должно было случиться. У них просто не было счастливого финала. Не после того, как запятнал себя их род. Мелисса росла, а Эланор всё больше терял себя. Он боялся оставаться с девочкой один на один — ведь кто знает, что произойдёт, если проклятие взбрыкнёт, когда он, например, будет держать племянницу на руках? Даниэль старался держаться, и только за это Эланор уважал его с каждым днём сильнее. Потому что разделить опеку над своей дочерью с бесчувственным может либо храбрец, либо законченный безумец. А Эланор давно уже не боялся безумия так, как раньше. Единственное, чего в тот момент боялся Эланор — это он сам. Именно поэтому он забрал проклятие Мелиссы, усилив своё собственное. Даниэль не смог его остановить, хоть и знал, чем это закончится. У Мелиссы, на самом деле, оно было довольно слабым, но лишь сейчас — а ведь через года она станет такой же, как Эланор сейчас. Он не мог этого допустить. Он не смог лишить её проклятия полностью, но перенёс на себя большую его часть. И это значило одно. Эланор скоро умрёт. Он надеялся, что Мелисса не запомнит его существования и останется со своим отцом, не зная, что дядя отдал за неё свою жизнь. Но оказалось, что даже умереть судьба ему не позволит. В один весенний день они с Даниэлем взяли заказ на добычу нескольких медведей — уж чёрт его знает, зачем этому монстру-зельевару понадобились компоненты из туш этих зверей, но оплату он обещал большую. Поэтому Эланор не пошёл один, для подстраховки. Как же потом он ненавидел себя за эту трусость. Они оставили Мелиссу с соседкой — эта женщина в возрасте любила всех детей, словно своих, и была готова присмотреть за малышкой несколько часов. Медведей убили быстро — Эланор уже хотел приступить к разделке, чтобы забрать нужные ингредиенты, но вдруг его интуиция взвыла, и рука сама по себе дёрнулась. Разделочный нож, не глядя запущенный в сторону, вонзился аккурат в плечо человеческого мага, которого Эланор никогда раньше не видел. Незнакомец болезненно сощурился, но при этом ухмыльнулся. На его пальцах заплясал огонь. — Чёрт! — рыкнул Даниэль, выхватывая оружие. — Очень хорошая реакция. — фыркнул незнакомец. Эланор же нахмурился и исчез, появляясь у человека за спиной мгновением позже. Маг совершенно не удивился, когда ему в спину полетел нож — он воткнулся в магический щит и разлетелся на кусочки. Этот человек… Из деревни изгоев. Эланор не успел отстраниться, когда ему в лицо вдруг полетела струя огня. Даже несмотря на то, что ощущения уже давно были притуплены, он взвыл от боли, отскакивая. В нос ударил запах палёных волос и жжённого мяса. Лишь чудом не были задеты глаза. Эланор невольно применил к себе одно из лечебных заклинаний, стараясь остановить кровь, когда его вдруг дёрнуло назад. Раскрыв глаза, он увидел Даниэля, что с ошарашенным выражением лица оттаскивал его назад. Прямо перед их лицами пронёсся ещё один поток пламени, поджигая деревья. Незнакомец холодно расхохотался — он даже не пытался зажать рану в плече, вместо этого вновь зажигая огонь в своих руках. — Кто бы мог подумать, что такую тварь, как ты, будут защищать! — выплюнул он с нездоровой злостью. — Мне казалось, вся ваша мерзкая семейка издохла, а оно вот как… Договорить незнакомец не успел — несколько лезвий из ветра исполосовали его руку, пока он не успел выставить щит. Тем не менее, казалось, что магу абсолютно всё равно на боль — да что же это за чудовище? — Твой отец крупно нам задолжал. — оскалился незнакомец. — Так что расплатишься за него ты. Эланор вновь приложил его магией, но на этот раз совсем неоформленной, сырой — концентрация сбивалась из-за боли, не позволяя плести заклинания. А маг просто отклонил поток силы и снова атаковал, но на этот раз сильнее. У Эланора не вышло защититься, щиты просто не хотели ставиться, слетая один за одним. Единственное, что он мог сделать — это… Перед Эланором вдруг что-то промелькнуло, раздался крик, и он телепортировался, увлекая сквозь пространство и Даниэля, что так бездумно заслонил его собой. Они оказались на знакомой поляне жёлтых цветов — слегка прокатились по земле, оставляя за собой след, и затормозили. Эланор замер, но тут же вскочил, услышав болезненный вопль Даниэля. Повернув голову, он увидел его. Мясо слезало с костей, покорёженные клоки одежды прилипли к ошмёткам плоти, одного глаза просто не было, а ноги… Они были будто бы раздроблены. Кажется, напоследок маг успел ударить их чем-то, помимо пламени. Эланор слышал треск падающих деревьев вдалеке — сюда на полной скорости мчался пожар. Маг, скорее всего, не станет их преследовать, так как либо сам погиб в огне, либо решил, что они оба мертвы, но… Эланору было всё равно. Потому что его сердце пожирал ничем не замутнённый, первозданный ужас. — Д-Дани… эль… — прошептал он еле слышно, слушая вой своего лучшего друга. На собственные раны стало всё равно, они были совершенно не важны — потому что Даниэль умирал самой ужасной смертью, медленно угасая от боли. Эланор приблизился, пачкая в крови когда-то прекрасные жёлтые цветы, так похожие на глаза его сестры. — Даниэль… — он упал на колени рядом с мечущимся по земле телом. Его жалкая лечебная магия ничего не могла сделать, только-только затянувшиеся ожоги проступали снова, не способные исчезнуть. Эланор был абсолютно бессилен. С такими ранами не живут — это было очевидно. Даниэлю осталось всего десяток минут, может, даже меньше. Заслуживал ли он этих мучительных мгновений бесконечной боли? После всего хорошего, что он сделал?.. Эланор занёс охотничий нож. — Даниэль… — промолвили его губы беззвучно. На цветы с новой силой хлестнул фонтан крови. Эланор приподнял затихшее тело и обнял его, пачкая одежду. Даниэль был мёртв, но это не мешало Эланору говорить с ним, просить прощения и плакать — так по-живому плакать. Вокруг бушевал огонь пожара, не задевая проклятые жёлтые цветы, будто бы так и надо было. Может, то постарались лесные духи, может, сама магия Эланора — не имеет значения. В это мгновение он ничего не хотел сильнее, чем умереть так же, как и лучший друг — чтобы они заснули в обнимку в окружении цветов, в последний раз глядя глаза в глаза. Но Эланор был жив. И страшнее наказания для него не существовало. Он пришёл назад в деревню, словно в трансе. Люди кричали и пугались, видя изувеченное тело в его руках, видя его собственное лицо. Эланор не помнит, в какой момент к нему вдруг подскочили несколько стражников и постарались скрутить. Он, кажется, нечаянно ранил кого-то, инстинктивно отбиваясь и не желая отпускать Даниэля — он вцепился в мёртвого до треска, будто отпустив его, он потеряет и себя. С большим трудом, его всё-таки вырубили. Заперли в холодной камере, да и отпустили в итоге, ничего не доказав — потому что пожар, от которого предположительно пострадали они оба, шёл издалека. Выйдя на улицу, Эланор слышал эти шепотки, ощущал чужие чувства, почти мысли. «Убийца». Они считали, что он убил Даниэля. А ведь если бы они знали, что Эланор способен телепортироваться, они бы использовали это, как доказательство его вины. Вины в убийстве его единственного, его лучшего друга. И, сползая по стене в своём старом доме, Эланор широко раскрытыми глазами смотрел в своё собственное отражение в разбитом зеркале. А ведь это правда. Он действительно его убил. Эланору не хотелось ни смеяться, ни плакать, когда он увидел, как его когда-то синие глаза наливаются ядовито-жёлтым, словно те цветы, на которых Даниэль встретил свою смерть. Вот как, значит, ответила его магия. Эланор не улыбался, смотря в своё изувеченное лицо и невольно разглядывая в нём, ужасном и отталкивающем, лик любимой сестры. Эланор хотел умереть. В конце концов, он так сильно ненавидит жёлтый цвет… Внезапно дверь распахнулась, и в дом влетела запыхавшаяся женщина — соседка — и тут же метнулась к сидящему на полу Эланору. Ему стоило многих усилий не атаковать её сразу же — слишком шумной и внезапной она оказалась. Или, может, он бы и не стал нападать. Ведь ему уже всё равно. — Мистер Харви! — она говорила что-то ещё, но Эланор не разбирал, лишь шаря взглядом по её лицу, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. — Ваша племянница! Племянница? Племянница… Да, разумеется. Дочь Даниэля и Элис. Его драгоценность, его солнышко. Как только он мог подумать о том, чтобы умереть и оставить её одну? Он всё такой же трусливый эгоист. — Что с ней? — спросил он хрипло. — Боится. Вас нет уже несколько дней, она… Эланор не стал слушать дальше — нашёл плащ потемнее и накинул капюшон, натягивая его почти до носа. Незачем Мелиссе видеть его уродство. Мелисса… А ведь он думал о том, что тихо умрёт, не оставив после себя даже воспоминаний в её сердце. И теперь у неё остался только он. И у него — только она. Вот, как бывает… Подхватывая малышку на руки, облачённые в потёртые кожаные перчатки, Эланор смотрел в её глаза и не знал, как ему быть дальше. Но он разберётся. Точно разберётся. Ради них всех. Месяцы шли, складываясь в года, Мелисса росла и начинала задавать вопросы. Она спрашивала, кто её родители. Даже называла Эланора отцом пару раз, но он не позволял — не мог позволить опорочить память о Даниэле своей мерзкой сущностью. А однажды Мелисса, играя, сдёрнула с него капюшон, да так и застыла. Она выглядела действительно испуганной и поражённой, видя его лицо, и Эланор прекрасно её понимал. Но почему-то в его глухом сердце всколыхнулось что-то, похожее на горечь, когда девочка убежала. Что он должен сказать? Как успокоить? Как… Как?.. Мелисса решила всё за него — через некоторое просто подошла и вновь дёрнула его, застывшего изваянием, за капюшон, но уже специально. Эланор было попытался накинуть его обратно, но девочка не дала, взяв его руки в свои. Да, он бы мог спокойно вырвать ладони из её хватки, и закрыться, но… не стал. — Разве ты не боишься меня, Лисса?.. — Нет, дядя. — улыбнулась тогда ему Мелисса. — Прости, что убежала… И она обняла его. Будто бы не было этих ошмётков кожи и мяса, не было ужасающих шрамов и ожогов, не было его лица. Мелисса была такой же смелой, как мать. Она доказывала это ему много, много раз — пусть робость и была её вечным спутником, даже она не могла до конца сломать стержень Мелиссы. Эланор знал, что он не был образцовым опекуном. И он боялся сделать хуже, пусть и знал каким-то шестым чувством, что его малышка постепенно увядает. А потом пришла она. Аврора ворвалась в их жизнь ураганом, да так и осталась, закрепившись, будто дерево — корнями. Она была хранителем, но Эланор не испытывал к ней ненависти. Даже тогда, когда она рассказала о его брате. Эланор не видел причин злиться или переживать. Всё было в порядке. Аврора была одной из немногих, кого не пугал Эланор. Да, она считала его странным, может, переодически не понимала, но… Она не боялась его. Поэтому Эланор назвал её другом. Что-то в ней было таким похожим, но в то же время абсолютно отличающимся от призраков прошлого, что безмолвными тенями зависли над его покорёженной душой. Её братья тоже были такими — словно бы неземными, иными. Будто вышедшими из самых волшебных сказок, которые когда-то читала ему мать. Эланор не верил, что всё может быть настолько хорошо. Поэтому, когда он увидел Аврору, такую же искажённую и искалеченную, как он сам, Эланор почти не удивился. Вместо удивления в нём была пульсирующая, непроглядная ярость. И вновь изгои, и вновь огонь. И вновь боль. Эланор не давал себе отчёта, когда телепортировался туда, где ощущался отпечаток магии Авроры — её украденная диадема. Он лишь хотел… Чего он хотел? Отомстить? Забрать? Убить?.. От его руки пали те, кто пытался преградить ему путь. Эланор не обращал внимание, живы они или мертвы, переступая через затихшие тела. Его вела магия. Он нашёл диадему в одном из центральных зданий, сделанных из камня — свечи на стенах горели тёмно-фиолетовым пламенем, словно бы сгущая вокруг себя темноту, а резные колонны уходили в небо, хоть Эланор прекрасно видел снаружи, что в высоту этот дом был всего несколько жалких метров. Диадема Авроры лежала в центре какого-то странного рисунка на полу, а над ней стоял, склонившись, какой-то странный монстр — его облик будто бы колыхался на ветру, едва уловимо изменяясь каждое мгновение. — Он покарает тебя. — оскалился монстр, заметив захватчика краем глаза. Он не пытался защититься или даже двинуться — лишь стоял, даже не повернувшись, неотрывно глядя на диадему. — Она покарает тебя. Эланор замедлился. — Оно покарает тебя. — Бред. — возразил Эланор, нахмурившись. Ему вдруг стало… жутко? Глаза монстра сверкнули. В одно мгновение все те раны, которые успели нанести ему пытающиеся остановить его воины, расширились. Эланор застонал, падая на колено. На каменный пол полилась кровь, но она не застыла мерцающим пятном, а поползла вперёд, к рисунку. К диадеме. Что они, чёрт возьми, делают?.. — Бред? О нет, не бред. — монстр вздохнул. — Оно многолико, оно бесконечно, оно безгранично, оно всесильно. И оно пожелало жертву. Эланор не стал дослушивать фанатичный бред, вытянул руку — и корона притянулась к его ладони. Монстр яростно взвыл, напоследок кинув в телепортирующегося Эланора каким-то особо неприятным заклинанием, ещё сильнее усугубившим состояние тела. Вывалившись на пол своего нового дома, Эланор сжал в ладони диадему. Он справился. Он сумел. Он… Эланор вздохнул, почувствовав приближение ауры Авроры. Он поможет своему другу хотя бы сейчас — ведь в прошлый раз… Не смог.

***

Я пустым взглядом сверлила стену, отскочив от Эланора и присев прямо там, где стояла. О мой чёртов бог. — Эланор… — я взглянула на него и стиснула зубы. — Ты как? — Всё нормально. — выдохнул мужчина и сгорбился. Его душа, мигнув, исчезла. — Ты… видела? — Если ты о том, на что наложена клятва, то фактически нет. — разбито произнесла я. — А если о другом… Он замер. — Видела. Что мне теперь делать? Как говорить с ним? Как не сделать больнее? — Эланор… — он слегка вздрогнул, видимо, слишком погрузившись в свои мысли. — Я могу попробовать исцелить твои ожоги. Он поднял на меня пустой взгляд, и внутри меня всё сжалось. Увидев то, каким Эланор был в детстве, я не могла даже представить, насколько жестоким нужно быть, чтобы создать подобное проклятие. — Они — часть меня. — он качнул головой. — Спасибо за твою заботу, но… — Хорошо, я поняла. — я постаралась улыбнуться ему. Он не отреагировал. На негнущихся ногах я встала, сделала шаг вперёд и обняла его за плечи. Эланор на секунду затормозил и обнял меня в ответ, сомкнув руки в замок. — Ты действительно очень сильный. — фыркнула я. — Я бы на твоём месте не справилась. — Аврора… — Тш. Знаешь, что? Может, проклятие и было нерушимо, но я из кожи вон вылезу, пытаясь найти решение. — Что?.. — Несмотря на всё то, что ты тогда думал и чувствовал, в конце концов я увидела твой мыслеобраз. — я тепло улыбнулась, пусть Эланор этого и не видел. — После всего, ты не хочешь умирать, я права? Тишина. — Да. Я мягко похлопала его по спине, будто успокаивая. — Да, ты права.

***

Мы просидели ещё некоторое время, разговаривая сначала о всякой бредятине, а потом уже по существу — я рассказала о том, что диадема куда-то делась, пусть я её и чувствую, Эланор же сказал, что он тоже её ощущает рядом со мной, и поведал, что я, оказывается, создала себе пространственный карман. Пока я собирала глаза в кучу, Эланор рассказал о заклинаниях, которые так и не смог освоить, но изучил — по всей видимости, у меня потенциал пространственной магии был даже хлеще, чем у Дрима, который уже умудрился телепортироваться однажды. И диадема фактически со мной, но при этом достать её могу только я. На мой скромный вопрос, а какова вместимость сие кармана, Эланор пожал плечами и сказал, что тут только развивать его и развивать, а пока он может быть размером с рюкзак. Я, честно, хренела с такого рояля, но, в целом… Если у меня предрасположенность к пространственной магии, значит, я смогу открывать порталы в другие миры? Было бы, если честно, славно, так как яблоки я жрать не собираюсь — мало ли, что случится. А вот прыгать по мирам было бы славно… Если, конечно, я не умру до этого. Мы ещё немного поговорили на тему магии, Эланор пообещал научить нашу троицу всему, что получится в плане пространства, а я так невзначай выглянула в окошко и подорвалась. Мы сидели уже несколько часов! А ведь Дрим и Найтмер не знали, куда я пошла. Спешно попрощавшись и попросив передать Мелиссе привет, я на всей возможной скорости ломанулась к Древу, затормозив уже только у кромки долины, где оно располагалась. Выглянула из-за деревьев. Ага, стоят. Может, только недавно пришли? Мои надежды на благополучный исход моей собственной глупости и импульсивности истончались с каждым шагом, что я делала по направлению к близнецам. Тяжёлый взгляд Найтмера грозился прижать к земле, а погрустневшие глаза Дрима пробуждали внутри вину. — Привет… — поздоровались я тихо, когда окончательно подошла. Они не ответили. Прошло около двадцати секунд молчания — я успела мысленно словить пару инфарктов, — когда Найтмер, наконец, открыл рот. — Мы уж и не надеялись, что ты придёшь. — я слышала холод, но его голос дрожал будто от плохо сдерживаемой злости. — Как погуляла? — Найтмер, послушай… — Нет, это ты нас послушай. — он сделал шаг ко мне, а я — шаг назад. — Хоть раз в жизни — послушай! Ноги стали будто бы ватными от внезапного страха и боли, стиснувшей сердце. Эти эмоции в их взглядах… Это оказалось действительно больно. Почему? Я ведь так не хотела привязываться к кому-то вновь. Я ведь так не хотела причинять — и чувствовать — боль снова. Я… Я не ответила ему, не отводя взгляда от фиолетовой пропасти, в которой плясала бирюзовая грязь — и теперь я уже не была уверена, что мне кажется. Давай, Найтмер. — Я всегда была отвратительной сестрой. — прошептала я неслышимо, даже не зная, к кому обращаюсь. К своему настоящему брату, оставшемуся в далёком мире, которого я лишилась. Или к двум хранителям, которыми я постаралась заткнуть пустоту в душе. Найтмер приблизился и вдруг схватил меня за кофту, натягивая почти до треска ткани. Я не сопротивлялась — даже не зажмурилась, ожидая, что сейчас он поступит так, как всегда делал брат. «Я ненавижу тебя.» — прозвучал голос Арчила, звенящий от желания ударить меня. «Я знаю.» — ответила я мысленно. — «Потому что я заслужила это.» И ненависть, и злость, и разочарование — всё заслужила. Мне (не) жаль.