Полутона

      Пей, пей от сердца полноты,

Покуда чувства оживятся!

Ты с дьяволом самим на «ты».

Тебе ли пламени бояться?

***

      Розье избрали новым министром. Поместье утонуло в цветах.       До официальной передачи полномочий временным правительством и вступления в должность оставалось несколько дней, но каждый свободный угол зал и коридоров уже заняли лилии. Совы неустанно приносили все новые и новые букеты. Острые белые лепестки куда ни взгляни. Казалось, не осталось ни одной комнаты, которую бы не заполонил тонкий аромат цветов. В один из дней прозрачная ваза с кристальной водой и крепкими, сочными стеблями появилась даже в спальне Гермионы. Еще немного, и она начнет подозревать у себя аллергию на пыльцу. Отставив букет как можно дальше от кровати, она задалась вопросом, удостоились ли комнаты пожирателей таким же щедрым украшением? Хотя, едва ли лицо Снейпа могло сделаться еще более кислым, окажись на его прикроватной тумбочке свежая охапка.       Впрочем, она редко видела его, не в пример Розье. Ее острая, уверенная улыбка сияла на обложках газет. Пользуясь заклинанием-переводчиком, Гермиона то и дело читала статьи и интервью. Общественность провозгласила Адель «самым обольстительным Министром магии», и, нужно было признать, ораторского искусства той было не занимать: она изящно уходила от неудобных вопросов, хлестко бросала мысли о том, какое будущее было бы хорошим для Франции. Ее переливающееся, мурлыкающее и очаровательное в своей экспрессивности «Vive la France!» звучало из всех приемников.       Все ждали разрешения «Британского вопроса», и Розье дала понять, что закон об отмене экстрадиции станет первым принятым. Уже сейчас пропаганда не тратила ни одной свободной минуты, вылепливая из беглых пожирателей новый подходящий образ: в каждую захудалую газетенку уже просочилась идея о том, что те — не беглые преступники, а почти что жертвы репрессий. Розье так бесстрашно бросалась заявлениями, что Гермиона не могла не заподозрить активное использование очень определенного заклинания на других французских политиках. В конце концов, не могла же Розье рассчитывать только на свои очаровательные улыбки и до зубной боли идеально подобранные к костюмам шляпки? Но, вероятно, кому-то было достаточно и их. Случайная оброненная на пресс-конференции фраза итальянского министра разлетелась по всем газетам: «Если Адель Розье и станет диктатором, то, пожалуй, французам можно только позавидовать. Я уверен, это будет самая нежная диктатура»       Порой Гермиона теряла ощущение реальности, удивляясь, как все происходящее может вообще происходить. Конечно, политика послевоенной Британии показала ей, как ловко за короткий срок можно сделать нормой то, о чем никто не помыслил бы месяцы назад. Без всякого зазрения совести властям удавалось держать людей за последних идиотов. Будто бы так и надо: самые абсурдные и страшные вещи происходили как само собой разумеющееся. Теперь она могла лишь с усмешкой вспоминать время, когда тайно мечтала когда-нибудь стать министром. Это было явно не для нее — она не протянула бы и месяца.       Не ведающие ни сочувствия, ни жалости репрессивные машины обоих стран теперь шли в ногу, за тем лишь исключением, что французская, хотя бы, была направлена не на своих граждан. Если определение «врага» в Британии после войны было очень размыто, то Розье формулировала его предельно четко, хоть и тщательно завуалировано: врагом был Дамблдор. Что-то Гермионе это напоминало.              Самого Лорда она почти не видела: лишь изредка взгляд выхватывал темную высокую фигуру, удалявшуюся то в саду, то в коридорах, в сопровождении пожирателей, а порой и самой Розье. К Гермионе он больше не приходил, только иногда по утрам она обнаруживала вольготно устроившуюся в ее постели Араминту, хотя по вечерам всегда закрывала дверь.       Все поместье, кажется, тоже замерло в ожидании. Пожиратели маялись в нетерпении, как и сама Гермиона. Все валилось из рук, мысли едва могли остановиться на чем-то дольше, чем пару десятков минут. Ладони чесались, желая… уже хоть чего-то, пожалуй.       Долохов все чаще звал ее потренироваться — она, конечно, постоянно проигрывала, однако это занятие было единственным, что могло ее отвлечь. Кажется, даже залечивание синяков каждый вечер стало почти развлечением — иногда их было меньше, чем в прошлый день, и тогда Гермиона думала, что, быть может, у нее стало получаться лучше? Ей во что бы то ни стало хотелось победить его хоть однажды, и, вероятно, грандиозность цели немного отодвигала на задний план остальные свербящие мысли.       В день, когда Розье вступила в должность и приняла новый закон, в поместье было непривычно шумно: даже те пожиратели, что прежде выходили в город, пользуясь оборотным, не преминули наконец почувствовать себя свободными. То и дело раздавались звуки аппарации. Гермиону тоже захватила атмосфера предвкушения, и, собравшись с самого утра, она спустилась вниз. В мягком свете блестели пирамидки бокалов с шампанским, несколько пожирателей живо обсуждали что-то стоя у окна. На бархатном диване развалился Долохов, довольно потягивающий шампанское уже, должно быть, из третьей креманки — по крайней мере, две пустые стояли на столике. Снейп, сидевший в кресле, обводил помещение взглядом с крайне недовольным видом, будто бы его заставили следить за первокурсниками в Хогсмиде. До Гермионы донесся обрывок их разговора.       — Вот это женщина! — мечтательно протянул Долохов, скользнув взглядом по газете с известно чьим портретом. — Скажи?       Снейп проигнорировал его, лишь слегка приподнял бровь, что ничуть не смутило Долохова.       — Ты либо слепой, либо оклемался только выше пояса, — хохотнул он.       — Не имею привычки заглядываться на то, что Темный Лорд присмотрел для себя, — сухо ответил Снейп.       — Думаешь? Про нее он ничего не говорил, только… А, вот ты где! Мы тебя ждали.       — Зачем? — удивилась Гермиона и окончательно спустилась с лестницы, когда ее присутствие заметил Долохов. В один глоток допив оставшееся шампанское, он поднялся на ноги, кивком указав на входную дверь.       — Снейпу нужно купить новую палочку. А тебе показать, куда аппарировать. Ты ведь не была в магическом Париже? — объяснил он, когда они вышли в сад.       Гермиона покачала головой, глядя под ноги. Туфли скрипели по мелкой крошке. Спиной она чувствовала взгляд Снейпа, что замыкал их странную процессию.       — Бесподобный город. Помню, когда оказался в первый раз… — то ли от шампанского, то ли от нового закона, то ли от всего вместе Долохов был в крайней приподнятом настроении и пустился рассказывать байки, часть которых заставила Гермиону краснеть.       Наконец, они вышли за ворота и он достал палочку. Покосившись, Гермиона заметила, как Снейп положил руку на его плечо с видом вынужденной и обременительной необходимости. Ее собственную ладонь схватила широкая и теплая ладонь Долохова. Мгновение — и мир завертелся, тут же сменившись на совсем другой вид. По залитой солнцем улице гуляли люди, зачарованные подносы сновали между маленькими круглыми столиками, разнося кофе и тосты, всюду слышалась французская речь. Гермиона жадно втянула воздух: пахло нагревшейся брусчаткой, весенней влажностью, свежим хлебом и магическим табаком. Городом. Свободой.       Долохов убрал палочку в кобуру и осмотрелся.       — Ну, вот, собственно. Идешь с нами?       Перспектива посмотреть на то, как Снейп выбирает палочку в лавке была заманчивой, но весь его вид говорил о том, что присутствие Гермионы при этом вряд ли поспособствует налаживанию отношений. Она отрицательно мотнула головой.       — Нет, я погуляю… осмотрюсь.       — Ну, давай! — махнув рукой, Долохов развернулся и вальяжной походкой двинулся вниз по улице. Снейп, смерив Гермиону нечитаемым взглядом, последовал за ним. Она осталась одна и сперва будто бы даже не знала, чем себя занять — даром, что в голове надоедливым молоточком било напоминание о том, что действительно нужно было сделать. Оттягивая его, она разменяла несколько галеонов в банке, потопталась в книжной лавке и заказала кофе в одном из ресторанчиков, усевшись на террасе. Весенний ветер облизывал колени, вокруг переговаривались люди, в руке тлела сигарета. Рассматривая прохожих и то и дело поднося чашку к губам, Гермиона малодушно думала о том, что, может, стоит просто сходить в библиотеку, спокойно поискать какие-нибудь книги и вернуться в поместье?       В конце концов разозлившись на себя, спустя три четверти часа она поспешила в отдел совиной почты. Очередь за спиной услужливо не давала шанса переписать кривоватое нескладное письмо, и, положив на стойку несколько монет, Гермиона проводила взглядом сову, направившуюся к Чарли. Связаться сперва именно с ним отчего-то показалось самым простым вариантом: она была не готова к вероятному потоку вопросов от Джинни. Да и от него-то, по правде, тоже…       Вторая сова улетела к Пэнси, но, Гермиона подозревала, ответа не последует. Так и вышло: на следующий день ее ждало только одно письмо, доставленное из Румынии. Короткое «Удалось взять выходной на четверг. Пожалуйста, дождись и не пропадай. Буду в полдень у статуи» обрекло Гермиону на нервное заламывание пальцев в оставшиеся до встречи дни. Мысленно она успела пожалеть о своем решении, должно быть, с десяток раз: может, стоило все же вообще не писать? Что она скажет?       Совсем паршиво стало в среду, ее мысли сплошь занимали возможные сценарии грядущего дня. Не стоило ей соглашаться на тренировку в таком состоянии, но об этом Гермиона подумала только тогда, когда пропустила очередное заклинание. И если ей казалось, что день не мог стать хуже, то раздавшийся неподалеку низкий голос успешно ее в этом разуверил.       — Я уже было подумал, вы упражняетесь в магии. Но, видно, подметать газоны тебе все же интереснее.       Поднимаясь на ноги, Гермиона старалась не смотреть правее, зато укоризненный взгляд Долохова получила в полной мере: тот был явно недоволен тем, что она подставила его перед Лордом. Выпрямившись и отряхнув юбку, она приняла боевую стойку, но Долохов продолжать не собирался. Повинуясь взмаху бледной руки, он плавно перетек куда-то в сторону крыльца и вскоре совсем исчез. Выдохнув, Гермиона все же взглянула на Лорда, ее бровь сама собой изогнулась, когда она увидела усмешку на его губах.       — Ну, — произнес он, слегка разведя в стороны ладони, в которых не было палочки. — Нападай.              Она моргнула, пытаясь понять, не послышалось ли, но Лорд все стоял, едва заметно склонив голову в бок. Прищуренный взгляд скользнул по ее фигуре. Так не кстати вспомнился тот вечер, когда он решил проверить действие камня: тогда он тоже приказал ей действовать первой, оставив для себя почти что роль зрителя, с упоением наблюдавшего за ее смятением. Он наслаждался и совсем не скрывал этого, забавлялся так явно, лукаво смакуя каждое колебание ее эмоций. Тут уж был выбор: продолжать смотреть на его лицо, с каждой секундой ощущая, как глупо краска все больше и больше вползает в щеки, либо, действительно… она взмахнула палочкой в первый раз.       В сознании пронеслась невероятная мысль: еще год назад нечто подобное значило бы для нее скорую смерть. А теперь… Нет, она все еще боялась его. Его боялись все, но ее собственный страх поменялся — извратился — так смотришь на обрыв, точно зная, что подходить близко опасно, и все равно заигрываешь с удачей, азартно, дюйм за дюймом сокращая расстояние до края, а в мыслях: что будет, если упасть? И уже почти чувствуешь, как ухнуло бы сердце, как впилось бы иглами в позвоночник ощущение падения.       Лорд играючи уходил от ее атак, будто выпущенные заклинания были для него не более, чем подлетевшей бабочкой. Он ни разу не достал палочку, отражая вспышки лишь движением руки. Гермионе приходилось уворачиваться от своей же магии.       — Это не тянет даже на «слабо», — скривил он бледные губы.       — Вы поддаетесь и ничего не делаете, — Гермиона смахнула упавший на лицо локон. — Я так не могу.       — Хочешь, чтобы я не сдерживался? — лениво усмехнулся он. Щеки Гермионы почему-то вспыхнули.       Поджав губы, она крепче перехватила палочку, и, собравшись, выпустила вперед поток огня. Взмах его руки — переливчатый шар воды обрушился на пламя. Гермиона аппарировала левее от Лорда, палочка взметнулась вверх, сотворив стаю маленьких птиц, устремившихся к цели. Бледная ладонь выставила щит, и звук щебета перекрыл слабый гул: Гермиона успела превратить влагу под его ногами в лед. Не давая себе времени на похвалу, она запустила следующее заклинание, подметив, что теперь в его длинных пальцах оказалась палочка. Внезапно воспарив над землей, Лорд слегка развел руки в стороны — лед треснул и крошево взметнулось вверх, переливаясь в свете солнца тысячей кристаллов. Все они направились к ней. Прежде, чем она успела выставить щит, несколько осколков оцарапали щеку.       Наивно подбадривая себя тем, что он перестал позерствовать своей беспалочковой магией, Гермиона принялась двигаться. Скорость — едва ли не то главное, что позволяло выживать год назад. Она отпрыгивала, нагибалась и уклонялась от потока неизвестных заклинаний. Лорд творил магию завораживающе и легко, будто сам был ей. Красиво и страшно, как любоваться смертоносной стихией. Для него то было лишь забавой, развлечением — она видела это в его глазах.       Гермиона не могла представить, что чувствовал Гарри все разы, когда сталкивался с ним лицом к лицу. У него никогда не было шанса на то, чтобы это было лишь игрой. И никогда не будет.       Сектумсемпра слетела с губ будто бы против ее воли. Росчерк заклятия задел рукав Лорда. Он прищурился едва заметно.       Попятившись, Гермиона наколдовала туман, собираясь использовать слабую видимость для перемещения. Молочная дымка застелила всю поляну, но вдруг что-то переменилось в воздухе, будто натянулась невидимая струна. На секунду стало тихо, изматывающе тихо — как бывает перед грозой. Звук собственного дыхания показался оглушительным. Бежать будто бы не было смысла, но она все равно сделала еще один шаг, и тут же зашумело, заметалось, взревело: невероятной силы ветер прокатился вперед, яростно раздувая клоки тумана. Застонали и погнулись деревья, пыль и листья взметнулись с земли.       В центре всего этого стоял Он. Чудовищно сильный. Непостижимый. Черная мантия теряла свои очертания, превращаясь в расползающийся во все стороны от его фигуры мрак, он клубился, словно подавляя собой все вокруг. Казалось, мир замер — переменился сам состав воздуха, пропитанный Его мощью. Небо затянуло тучами. Гермиона замерла, не в силах оторвать взгляд.       Тьма вдруг приобрела форму темных лент, они извивались, будто бы живые, и находили начало в материале его мантии. Ленты метнулись к ней. Из ладони выпала палочка. Материя обвила ее руки, заставив завести их за спину и стянув узлом предплечья, мгновение — и ее потянуло вперед. Запнувшись, она потеряла равновесие и приземлилась на колени у его ног. С растрепавшимися волосами и высоко вздымающейся грудью, тяжело дыша взглянула вверх. Глаза Лорда полыхнули. Гермиона дернулась, безуспешно попытавшись освободить руки, отчего уголки его губ лишь сильнее изогнулись в ленивой усмешке. Линии челюсти коснулся кончик его палочки. Следуя по кости, он остановился под подбородком. Бледная рука двинулась выше, заставляя ее приподнять голову.       — Стоило бы тебя так и оставить, — проговорил он, скользнув взглядом по ее связанным рукам.       Она молчала. Его лицо не было близко — он смотрел сверху-вниз с высоты своего роста, и все же…       Мысли Гермионы прервало ощущение пощипывания на щеке. Он залечил царапину и отпрянул.