О специфических пристрастиях Фатуи

      Иль Дотторе любит всего две вещи, по мнению Панталоне: науку и секс. Но всё равно сложно сказать, что способно возбудить его сильнее: вид обнажённого распалённого любовника, находящегося в полной его власти, или вывернутую наизнанку очередную жертву его бесчеловечных экспериментов. Будь Панталоне хоть чуточку тупее, он злился бы или и вовсе ревновал, но у Регратора есть одно неоспоримое преимущество. — Панталоне, мне нужны деньги, — без предисловий и до боли привычно к нему врывается Иль Дотторе, распахивая дверь и приближаясь своей чуть прихрамывающей походкой. Вот оно. Вот главная причина неугасающего интереса их Доктора. Чтобы делать науку, кое-кому смертельно нужно финансирование.       Панталоне привычно сцепляет руки в замок, приторно улыбаясь с зажмуренными глазами, и может только ласково промурлыкать: — А где отчёт по предыдущим двум дотациям, а, Доктор? — Царица, неужели тебе действительно так нравится раскладывать эти бумажки по столу? — Зандик не дурак, и под мягкими ласковыми интонациями всегда распознаёт замершего хищника, так и ждущего момента, чтобы вцепиться в горло, раздирая Доктора на все задолженные отчётности.       Это их ритуал. До того, как они непосредственно перейдут к сексу, им обязательно нужно переброситься парочкой двусмысленных намёков, покусаться — иногда в переносном, но чаще в абсолютно буквальном смысле. Сегодня они на территории Панталоне, а, значит, и играть они будут по его правилам. Против ожидаемого, Иль Дотторе на удивление послушный, когда дело доходит до исполнения капризов самого Панталоне, и это неизменно пробуждает что-то тёмное под рёбрами. Эта удивительная покорность заводит больше чем что либо ещё. Банкир обожает, когда играют по его правилам. — Если угодно, тебя раскладывать на столе мне нравится ничуть не меньше, — добродушно и негромко смеётся Панталоне. Дотторе стоит достаточно близко, чтобы можно было без труда зацепить его за торчащий из выреза ремень портупеи, лишь вытянув руку. Очень хочется, но банкир перед этим проводит своими пальцами в перчатках по открытым участкам кожи в непосредственной близости от кожаной обвязки, пока только дразнясь. А после резко дёргает на себя. — Это обеспечит мне новый пакет финансирования? — по-деловому уточнил Дотторе из-под своей маски. Сегодня он на удивление серьёзен, и Панталоне так и хочется его подразнить подольше. — Нет уж, мой дорогой Доктор, тебе не отделаться так просто. С каждым новым задолженным отчётом требования для получения нового финансирования стремительно повышаются, — банкир игриво и немного издевательски проводит по чужим губам кончиком прекрасного пера.       Дотторе в своей привычной грубо-непочтительной манере внезапно хватает перо ртом, с громким хрустом перекусывая стержень с, собственно, пушистым и мохнатым кончиком. — Зандик! — распахивает глаза от негодования хозяин кабинета и только что испорченного дорогущего подаренного пера и без размаха отвешивает звонкую пощёчину своему непочтительному любовнику.       Иль Дотторе радуется собственной выходке, чуть отклоняясь назад, запрокидывая голову и громко сумасшедше хохоча, скаля зубы в ужасающей улыбке. О, выводить извечно очаровательно-дружелюбного Регратора из себя — ни с чем не сравнимое удовольствие. Дотторе не перестанет так делать даже после всех безумных и извращённых наказаний, на какие Панталоне большой выдумщик.       Банкир почти скрипит зубами, и Доктор наклоняется обратно, услужливо ухмыляясь и произносит, высовывая язык из широко распахнутого рта. — Ваше перо, мой господин банкир, — на высунутом розовом языке и впрямь красуется только что откушенная вершина пера, и Панталоне не отказывает себе в удовольствии схватить этот поганый язык пальцами, болезненно сжимая его вместе с остатком пера, прилипшего и не спешащего отваливаться. Визитёр болезненно дёргается, но из хватки своего постоянного любовника так просто не вырваться. — Ты только что остался без финансирования, Дотторе, и вымаливать моё прощение тебе придётся со всем имеющимся у тебя старанием, — хозяин кабинета умело возвращает себе лицо, но голос его теперь холоден как лёд и твёрд как стальное лезвие.       Зандика этим не испугать, и он только наклоняется ближе, поддевая клювом своей маски чужой изящный нос, почти мурлыча в предвкушении: — Возможно, тогда я могу начать заглаживать свою вину прямо сейчас? — Ах, я не могу не поощрить такой энтузиазм и послушание, — снова мило улыбается Панталоне, и жёстко, в противовес очаровательному выражению лица, бросает. — Раздевайся.       Дотторе пружинисто отталкивается от стола, выпрямляясь, и без лишнего пиетета начинает сбрасывать с себя одежду. В нём никогда нет ни малейшего любования собой, и это неизменно расстраивает Панталоне. Кажется, Доктор и вовсе не воспринимает собственное тело иначе чем инструмент, который, главное, должен отвечать всем техническим требованиям, а до внешности или кокетства ему дела нет. Ах, как было бы здорово, если бы Доктор по собственному желанию принимал завлекающие позы или красовался перед ним. Потому что, объективно говоря, Зандику есть чем похвастаться. У него красивая линия плеч и безумно аппетитная спина и ягодицы — вот они плюсы работы стоя. Что уж говорить про красивые узловатые пальцы и разбросанные тут и там шрамы, вылизывать которые — сплошное удовольствие, сравнимое только с тем, чтобы оставлять собственные.       Белый плащ с массивным перьевым воротником с грохотом оказывается на полу, и Панталоне думает, что обязательно выдерет парочку перьев из воротника, и это будет гораздо ценнее всех дорогущих перьев его бизнес-партнёров и воздыхателей. И его коллега будет общипанной вороной, ха!       И ему всё ещё удивительно, как ловко справляется со всем бесконечным количеством ремешков и застёжек Доктор. Сам бы Панталоне возился минут двадцать, а Дотторе разделывается со своей экипировкой за считанные минуты. — Портупею оставь, — приказывает Регратор, довольно складывая пальцы домиком перед лицом, пытаясь успокоить учащённо забившееся сердце. Ах, спать с Дотторе это как держать в голых руках целую банку белого фосфора, воспламеняющегося от соприкосновения с воздухом, источающего ядовитый газ при горении, липкого и прожигающего даже кости. Надо было видеть восторг Доктора, когда тот продемонстрировал всю убийственную мощь этого вещества, а потом всучил упаковку с ним в руки любовнику, безумно хохоча над чужой дрожью ужаса.       Панталоне чуть отодвигает кресло, чтобы им было удобнее, и неторопливо освобождает место на столешнице. С Дотторе станется испортить всё вокруг — плавали, знаем. Никакого уважения к окружающим и их трудам. — Забирайся, — постукивает пальцами по освободившемуся пространству банкир, наблюдая за запрыгивающим с противоположной стороны учёным. Ах, это и впрямь идеальный, с точностью выверенный механизм.       Панталоне не отказывает себе в удовольствии пробежаться пальцами по сухим жилистым икрам со старыми сетками шрамов, и тянет чужие колени на себя, продолжая командовать. — Ближе, Зандик. Не стесняйся. Нам стоит устроиться поудобнее, потому что твой урок будет долгим, — о, что он только придумал в этот раз! Это будет оч-чень любопытно.       Дотторе слушается, складывая губы в предвкушающей ухмылке — ах, этот негодник совершенно не умеет улыбаться, и это так трогательно — и приподнимает себя на отставленных назад руках, проскальзывая по столешнице почти вплотную.       Доктор так беззащитен перед ним, из одежды только портупея и маска, а бёдра Панталоне, так уж и быть, раскроет сам. Он не гордый, вертеть любовником ему очень нравится. — Ах, какая прелесть, мой милый Доктор, — чуть откидывается в кресле Регратор, оглядывая красивые, пусть и не слишком чётко очерченные линии сухих мышц. Дотторе — второй Предвестник, и ощущения от подчинения такой безусловной мощи просто невероятны. Дотторе тоже нравится, судя по проходящемуся по сухим губам поганому языку и уже вполне возбуждённому члену. В этом мерзком отродье нет ни капли стыда, и только это компенсирует нелюбовь Доктора к красованию. Кто ещё согласится на все безумные идеи банкира? Кто ещё будет с таким энтузиазмом безумца откликаться на все сумасшедшие авантюры в их постели? После Дотторе спать с кем-то ещё — пресно и бессмысленно. Они идеально подошли друг другу, и им так хорошо, как больше ни с кем, но ни один из них никогда в этом не сознается. — Моему терпению пришёл конец, мой милый Доктор. Я жду твоих отчётов уже почти пол года, и принести мне очередную мерзость как демонстрацию твоих успехов — не подходящий мне формат отчётности. Так что я решил немного помочь тебе с бумагами.       Панталоне опустил руки в перчатках на чужие обнажённые нежные бёдра и прошёлся от коленей вверх, наслаждаясь их плотной текстурой. Прошёлся пальцами по чётко обозначенным в таком положении натянутым паховым связкам, избегая особенно чувствительных мест. — Я уже не раз оговаривал свои требования, однако по какой-то неведомой причине ты продолжаешь их игнорировать. Я полагаю, это всё твоя забывчивость. Ты ведь так занят, у тебя столько проектов, — без малейшего пиетета банкир отвесил шлепок по правому бедру. Учёный дёрнулся и чуть ахнул, не ожидая удара. — Но я слишком мягкосердечен и слаб перед тобой, Зандик, поэтому решил самостоятельно записать основные тезисы и формулировки, которые ожидаю увидеть в официальной документации. Так у тебя больше не будет оправданий для нарушения поставленных мной условий, — шлепок опустился теперь уже на левое бедро. К чести Дотторе, в этот раз он уже почти не дёрнулся, только попытался развести ноги ещё шире, пытаясь избавиться от дискомфорта в опалённой ударом коже. Чужие перчатки по уму должны были смягчать удар, но, как-то по-особенному выделанные из тонкой кожи, они будто наоборот делали ощущения ещё острее. — Ты меня заинтриговал, Панталоне. Но должен заметить, что написание отчётов и активная научная работа мало совместимы. Либо одно, либо другое, — снова облизнулся Доктор, храбрясь для проформы. — Да неужели! Посмотрим, как ты запоёшь после нашей сегодняшней встречи, однако должен заметить, Иль Дотторе, что, после того, сколько денег я уже выделил на создание и модификацию твоих Срезов, уж один из них точно должен заняться приведением твоей документации в порядок, — Регратор с удовольствием мял чужие бёдра, разминая мышцы и разгоняя в них кровь, чтобы последующие их игры были ещё острее.       Бить ладонью из такого положения было не слишком удобно, но браться за что-либо ещё для разогрева было чревато. Для его задумки нужна чистая неповреждённая кожа, так что пришлось отхлестать бёдра руками, придавая им соблазнительный румяный оттенок красного, так изумительно смотрящийся на бледной коже его любовника. — Ах, Дотторе, иногда мне хочется запереть тебя у себя в покоях и слушать эти звуки бесконечно, — прокомментировал тяжёлое сбитое от обрушившегося потока ударов дыхание безумного гения Панталоне. Доктор откинулся назад, опускаясь на согнутые локти и откидывая голову назад, так, что стало возможным без особого труда заглянуть под маску. — Могу тебе записать их на пластинку, чтобы было что послушать одинокими вечерами, — оскалился Второй, пытаясь вдохнуть побольше воздуха, чтобы хоть немного отдышаться. — Ну уж нет! На место! — резко дёрнул за ремни портупеи банкир, возвращая своего любовника в прежнее положение. — Иногда думаю о том, каким мудрым решением было заставить тебя всё время носить портупею. Может, когда все уже привыкли, мне подарить тебе ещё и ошейник? Всё равно ты ведёшь себя как неосмотрительная брехливая шавка. — Подари, — раскрыл рот, чуть меняя эмоцию оскала Зандик, ничуть не оскорблённый чужими словами, и качнулся вперёд, с насмешкой выпаливая. — Он будет чудесно смотреться на твоей шее, Регратор. — Ах, Дотторе, мне всегда греет душу твоя забота обо мне, — наигранно-растроганно улыбнулся своей фирменной улыбкой девятый Предвестник. Время цапаться вместо предварительных ласк прошло. Теперь Доктор делал это лишь чтобы выпустить напряжение, и реагировать на это не стоило. Только контроль упустишь.       Панталоне огладил чужую грудь, возвращая партнёра в нужное положение, а потом опустил голову, проходясь языком по пылающим жаром разведённым ногам, слизывая чуть солоноватый привкус и ощущение трепещущих мышц. Ах, как хорошо. — Не будем миндальничать. В конце-концов, у меня на сегодня ещё много дел, — отстранился банкир, снова беря в руку сломанное подарочное перо. — Итак, Зандик, ответ должен включать в себя несколько основных пунктов: дату получения финансирования и сроки выполнения проекта, название проекта — обязательно на языке Снежной, обрати внимание, если ты опять напишешь его на языке Сумеру, вылетишь вместе со своим отчётом за дверь в ту же секунду — аннотация проекта, ожидаемые и полученные результаты, а также подробное перечисление статей расходов, — параллельно со словами Регратор нежно наглаживал пушистой боковиной уцелевшей части пера пошедшую мурашками чувствительную после порки кожу. — Пройдёмся подробнее по пунктам, мой сладкий. — Я отрежу тебе язык, если ты будешь так меня называть, — огрызнулся как можно более агрессивно Доктор, пытаясь звучать пугающе, а не возбуждённо-неудовлетворённо. Пушистое перо проскользило по паховой области, лаская член и яички в ответ на чужие слова, и пришлось прикусить губы, чтобы не заскулить. А вот дёрнувшиеся бёдра удержать не удалось. — Ты только грозишься, — легкомысленно отмахнулся банкир и без предупреждения опустил остро заточенное перо на кожу Дотторе, принимаясь выписывать на нём основные требования. — Лоне! — дёрнулся от неожиданной неприятной боли второй Предвестник, пытаясь отстраниться. Перо опасно хрустнуло от нажатия на кожу, вонзаясь сразу обоими своими гранями, так и норовя превратить их любовные игры в медицинские процедуры по извлечению обломков, и Регратор спохватился. — Прости-прости, Зандик, ты прав, эти дурацкие фазаньи перья безумная глупость, никуда не годятся. Ты слишком жёсткий для них, — рассмеялся банкир, выдвигая ящик стола и вытаскивая новое перо с ещё не тронутым металлическим наконечником. — Лучше? — заботливо поинтересовался Панталоне, принимаясь выцарапывать слова новым пером. Бёдра чувствительно дёрнулись, но Доктор судорожно кивнул, принимаясь обкусывать губы. Крепкость и надёжность стали этого пера Зандик знал сам. Потому что это было его перо. — Итак, пункт первый заявки «дата получения финансирования и сроки выполнения проекта». Точка, — Иль Дотторе ощутимо вздрогнул, из его груди вырвался едва слышный болезненный звук. — Дотторе, ты мне мешаешь, не двигайся, — банкир дотянулся до линейки и прошёлся ей по груди любовника, задевая напряжённые соски. Второй не выдержал и снова откинулся на локти, выгибаясь в пояснице и издавая первый вполне чёткий звук удовольствия, смешанного с острой болью. — Далее, пункт два, «название проекта — на языке Снежной».       Дотторе двигался от верха бедра к колену, и первый пункт вышел ощутимо болезненнее, чем второй, который учёный пережил гораздо легче. — Пункт три «Аннотация проекта», — Панталоне переместился на левое бедро, меняя направление текста от колена к подвздошной кости, заставляя жертву бюрократии дёргаться на пояснении этого пункта. — «объемом не более 2 страницы; в том числе кратко актуальность решения указанной научной проблемы и научная новизна».       Доктор перешёл на трогательные тонкие болезненные хрипы, поджимая пальцы ног и втягивая живот, но сдерживаясь от рывков. — Всё хорошо, я понимаю, что мои требования могут звучать жестоко и сложно, мой милый Зандик, но, поверь, это стандартные формулировки, и каждый может с ними справиться при написании отчёта, — не упустил шанса поёрничать Девятый. — Пункт четыре, «ожидаемые и полученные результаты». Также не забудь пункт «а также их значимость для всей Снежной, Царицы или меня лично как твоего спонсора». — Дотторе, хватит мять мне бумаги! — снова прошёлся по чужой груди линейкой Панталоне, заслышав характерный хруст бумаги, когда учёный окончательно откинулся на спину, хаотично шаря руками и поскуливая. — И лежи спокойно.       На этот комментарий Второй попытался сжать бёдрами сидящего между них хозяина кабинета, но раздосадованно зашипел от кусачей боли в истерзанных ногах и предупреждающе сжавшихся на коленях чужих руках. На многих царапинах от пера даже выступили капельки крови, которые банкир пообещал себе слизать, если Доктор не успеет их вытереть об него до того как они закончат. — Пункт пятый. Потерпи, мой хороший, это последний. «Финансовая отчётность», — старательно выцарапал снова на правом бедре Регратор, подчёркивая двумя прямыми линиями слово «отчётность». И приписал рядом, — «с выписками из банка, по пунктам».       Бёдра Иль Дотторе уже не прекращали двигаться от мелкой судорожной дрожи чрезмерного напряжения, скулёж перешёл в уже совсем не умилительные натужные хрипы. А сам учёный, натянутый как тетива лука и распятый на его столе, был лучшей наградой стараниям банкира. — Надеюсь, ты вобьёшь себе на подкорку эти несложные требования, мой сладкий Доктор. Иначе нам может потребоваться закрепление материала. Поверь, я с огромным удовольствием сделаю так, чтобы правила оформления отчётности по гранту навсегда остались шрамами-напоминаниями на твоих прекрасных бёдрах. Чтобы эти маленькие «шпаргалки» были всегда с тобой, если тебе вдруг захочется написать мне отчёт, — облизал напряжённый живот Панталоне, а потом ощутимо укусил за бок, оставляя там след от своих зубов. — Ах, этот чарующий вкус твоей покорности, — всё-таки принялся вылизывать и бёдра, а не только живот, Предвестник. Его руки в этот момент огладили чужие бока, пересчитывая рёбра, и поигрались с сосками. Второй Предвестник уже не мог ни секунды лежать спокойно, призывно разводя бёдра, выгибаясь в пояснице и пытаясь покрепче ухватиться пальцами за край стола у головы. — Лоне… Ордо Фавониус тебе в зад… — слабо просипел Дотторе, пытаясь отвлечь любовника от повторения очертаний вырезанных букв языком. — Ты невыносим, ненаглядный, — тихо рассмеялся банкир, поднимаясь поцелуями к паху, слизывая уже скопившуюся лужицу предэякулята и беря в рот головку, ловко сжимая чужие руки, попытавшиеся опуститься на тёмный затылок. — Дотторе, — предупреждающе с нажимом произнёс Панталоне, и загребущие руки вернулись обратно цепляться за кромку стола. — Иди сюда, — Доктора опять сграбастали за портупею, дёргая на себя.       Второй Предвестник попытался выпрямиться, и с трудом поднялся на дрожащих руках, проседающих от пробивающей его дрожи. Ах, какой соблазн был сбить сейчас с Зандика эту дурацкую клювастую маску, под которой тот наверняка беззвучно рыдал, но Регратор слишком уважал своего любовника. Сейчас неподходящий момент, Дотторе убьёт его за это. — Сладкий, ты же больше не будешь задерживать отчёты по финансированию? — сытым тоном уточнил Девятый, лаская член партнёра, но сжимая кольцо пальцев, стоило почувствовать приближающийся оргазм Доктора. — Да, — с мольбой проскулили ему в ответ, и Панталоне смилостивился, наконец, доводя любовника до разрядки. Это добило Дотторе, и тот растёкся по столу аморфной массой, свешивая руки с краю и раскидывая ноги вокруг хозяина кабинета.       О, Царица, какое невероятное зрелище! Моральное удовлетворение от их секса иногда бывало во сто крат ярче физического, добавляя пикантности их отношениями — если их общение, конечно, можно так квалифицировать. Со скрытой тоской Регратор окинул взглядом разворошенный стол, но предпочёл просто смириться с этим, считая мелкими побочными эффектами эмоциональности и отзывчивости партнёра.       Хорошее перо, к слову. Банкир покрутил его между пальцев и попытался повторить движения как при письме. Очень удобно! Пока не известно как пишет по пергаменту, а вот по коже пишет просто превосходно, сразу видно, кто создатель. Однако можно опробовать и на бумаге, выписав Дотторе чек. Он однозначно постарался сегодня. Краем сознания Панталоне тоскливо вздохнул от того, как очевидно и непринуждённо Зандик его спровоцировал, разводя на секс. Но было бы странно ожидать чего-то иного от человека — или не человека — которому почти полтысячи лет. И тем более такого умного человека.       Расхристанный любовник пошевелился, понемногу приходя в себя, и Девятый вернулся из своих размышлений. — Что на тебя вообще нашло? — сыто поинтересовался предыдущей их безумному сексу выходкой Панталоне, размазывая по животу Доктора его же сперму. — Парфюм прицепился мерзкий, раздражал, — равнодушно бросил учёный, вслепую подцепил валяющуюся с самого краю бумажку, повертел её перед глазами, пытаясь понять, может ли он ею вытереться. — Нужное? — так и не пришёл ни к какому выводу Дотторе, но нарываться на следующее наказание сразу же после предыдущего было бы глупо и необдуманно, особенно учитывая неясный статус финансирования. Ему и так предстоял не самый простой путь до своей лаборатории, где ещё предстояло переписать эти чёртовы надписи — и не кончить повторно. — Положи где взял, Зандик, — предупреждающе нажал на зудящие окровавленные росчерки пера Регратор. — Ладно-ладно, — небрежно отбросил документ всё ещё развалившийся на столе второй Предвестник, поднимая руки в успокаивающем жесте. — Что ж, пожалуй, за твои старания я даже выделю тебе кое-какие средства для исследований, — снова вернулся к своей милой улыбке Панталоне, стряхивая сытую меланхоличность. — Но! часть их них обязательно должна пойти на то, чтобы спровоцировать мужскую лактацию. Мы друг друга поняли? — Надеюсь, мой господин, — Дотторе зашипел в ответ на очередное весомое нажатие на кровоточащие порезы, сопровождающееся фальшивыми извинениями. Панталоне нравилось «мой господин» из уст любовника. А вот слово «банкир» там всегда было лишним, — согласится выступить испытуемым? — О нет, мой славный Доктор. Презентацию своего продукта Вы обязаны будете произвести на себе. А теперь свободен, мне надо работать.

***

      Креативность и небанальность любовника в некоторые дни Дотторе больше проклинал, чем превозносил. Так было и сегодня, пока он, раздражённо шипя, натягивал на себя брюки под насмешливыми изредка бросаемыми быстрыми взглядами Панталоне. Всю внутреннюю сторону бёдер жгло, а при малейшей попытке напрячь мышцы надписи пером отзывались острой резью. Чёртов Панталоне с его заскоками. Не то что бы Зандику не нравилось, но как теперь тащиться через Резиденцию до лаборатории всё ещё оставалось серьёзным вопросом. — Кстати, отличное перо, спасибо за него, Зандик, — помахал опробованным и на бумаге тем самым пером банкир. — К твоим услугам, — осклабился Доктор, вразвалочку добираясь до двери и выходя в коридор через приёмную. Слава Царице, секретарь был уже бывалым, и на чужое дефиле враскорячку отреагировал только вежливым прощанием, не отрывая глаз от бумаг. Дотторе же вежливо промолчал, чтобы не сорваться и не вспороть брюхо раздражающему насекомому на волне воодушевления после отличного секса. Жаль, что Панталоне слишком его ценил и уже пообещал все кары мира за очередного утраченного секретаря. Впрочем, дела не ждали, и уж ему точно есть чем таким же воодушевляющим заняться у себя.       Всё же добравшись до своего рабочего места, Доктор принялся гонять Срезов и редких сотрудников, готовясь начать подготавливаться к разработке очередного больного запроса Панталоне. Почему-то тому всегда нужно было что-то сумасшедшее. Нет бы какие-то яды, средства усиления, рецепты могущества, или что-то ещё…       Работа спорилась, и за ней Зандик просидел почти до следующего утра, не прерываясь всю ночь. Мышцы сладко тянуло после вчерашнего секса, и Дотторе довольно потянулся, чтобы тут же зашипеть при попытке встать со стула. Чёртова работа Панталоне была, как всегда, изумительна и безупречна, и, как хороший вкус, раскрывалась со временем.       Учёный с трудом поднялся со стула и по стенке принялся ковылять до заживляющих мазей, которыми простодушно забыл намазаться сразу. К иссечённой после их встреч спине или ягодицам он уже привык, а вот бёдра недооценил… Промашка вышла, слишком уж было хорошо, вот ему и размягчило мозги, попытался оправдаться перед собой Дотторе.       Порезы уже принялись понемногу заживать, как и все не-магические раны, быстро закрывавшиеся на теле Доктора, и в голову пришла мысль, что эти в буквальном смысле вымученные тезисы хорошо бы переписать.       В лаборатории ничего больше крохотного и неудобного для этих целей медицинского зеркальца не нашлось, и пришлось всё-таки ползти — иначе это не назвать — до личных апартаментов, проклиная всё на свете — и строение их неидеальных тел, и ненавистного Панталоне, и необъятность Резиденции Фатуи.       Иными словами, утро Доктора начиналось с того, что он, пытаясь как можно меньше напрягать мышцы и изворачиваясь перед зеркалом, силился прочитать кривые поехавшие из-за эластичности кожи надписи, продолжая по кругу проклинать криворукого Панталоне, строение их неидеальных тел и — просто для профилактики — необъятность Резиденции Фатуи. — Еби тебя архонты во все щели, Панталоне, — прорычал Зандик, мучаясь от совершенно неуместного, но такого предсказуемого возбуждения. Коварство девятого Предвестника не знало границ, поэтому ни одна преграда не могла выстоять перед ним. Вопрос времени, когда не выстоит и Иль Дотторе.