Город криминала

Сквозь сон до ушей доносится голос и обрывки фраз, будто из под толщи воды. Голова гудела, а сонные глаза еле разлеплялись. Пролежал бы так ещё несколько часов, поспав, но открывшаяся в комнату дверь заставила вздрогнуть.       — Поднимайся, уже десять, — послышался бодрый голос Руслана, а потом тяжесть его тела на краю кровати, — Даня. Спорить желания не было. Кашин, недовольно пробубнив себе под нос, нехотя поднялся, приняв сидячее положение. Головой встряхивает, потирая сонные глаза, сидя с опущенной вниз головой. Создавалось впечатление, что пил вчера сам Данила, но никак не Руслан. Тот вообще бодренький, словно выспался на всю жизнь вперёд. Остаётся такому только завидовать.       — Ну зачем?, — страдальчески тянет рыжий, ломая брови к переносице, чуть ли не хныча как ребенок маленький.       — Если ты не забыл, то нам сегодня ехать обратно в Питер, — слегка усмехается, пялясь в экран ноутбука, — а вообще, надо бы с симками разобраться и уже с новых позвонить Славе. Поднимайся, сукин сын. Парень по ноге чужой хлопает, разворачиваясь и привлекая к себе его внимание. Смотрит пристально, усмехаясь тихо, но после головой качает, решая оставить Даню в покое и дать проснуться.       — Да заебёшь же...       — И тебе доброе утро.

***

Парни заворачивают в один из магазинов. Народу прям ну очень много, оно и понятно – выходной, вот все и повыходили из своих квартир. Кашин решает взять всё в свои руки, пока Руслан с пустой банкой энергетика разбирается, выбрасывая ее в урну. Всё самое важное и нужное они купили, осталось только перекусить чего-нибудь да в дорогу собираться. Хотелось бы приехать к вечеру, а не к утру.       — Пойдем прогуляемся, — неожиданное предложение вдруг доходит до ушей Кашина, и он с лёгким недоумением короткий взгляд на Руслана кидает, — размяться надо перед дорогой, у меня очко отваливается каждый раз сидеть по несколько часов в кресле. Оба усмехаются, но всё-таки на прогулку по улочкам направляются. Рюкзаки со всем купленным были оставлены в машине, а парни побрели куда-то вперёд, глядя себе под ноги. Время близилось к обеду, к часу, и народу было достаточно: все куда-то шли, разговаривали по телефону, стояли на светофорах в ожидании зелёного света, чтобы перейти дорогу. Данила крутил головой, смотрел по сторонам, внимательно рассматривая всё, что его окружало. Завораживало. Когда же в жизни ещё выпадет возможность вот так просто прогуляться по Москве, никуда не торопясь? У Руслана снова в одной руке банка энергетика, а во второй – наполовину стлевшая сигарета. И, если честно, то сам парень привлекал внимание куда больше, чем всё вокруг. Наверное, странно вот так пялиться на своего друга и думать о том, что находит в нём нечто родное; о том, как много всего они пережили; о том, что их связывает. Можно сколько угодно проклинать свою жизнь и весь мир вокруг, но именно тому моменту их встречи Даня выделил отдельное место где-то глубоко в сердце, и ни о чём не жалеет. Постепенно в голове всплыла сегодняшняя ночь. Найти Руслана в подобном состоянии было сродни с открытием чего-то нового – таким он не видел его никогда. Конечно, парень догадывался, что послужило тому причиной, и так хотелось спросить, дать возможность выговориться, позволить эмоциям выйти наружу, а не оставлять лежать тяжким грузом на плечах, но было слишком неудобно спрашивать вот так напрямую. Будто бы сейчас совсем не время. Да и Руслан, судя по его виду и поведению, не намеревался заводить эту тему. Это то, в чем не хотелось копаться, и то, что Кашину удалось застать – дурацкое стечение обстоятельств.       — Смотри, — из мыслей выдёргивает голос шатена, а сам парень указывает пальцем на какой-то рисунок на стене под мостом, который остался незакрашенным по чистой случайности, — мы когда пиздюками были, много где на стенах маркерами рисовали: на домах, на столбах, бывало даже на тачках чужих. На лице расцветает слабая ностальгическая улыбка, а шатен оглядывается по сторонам, будто пытаясь найти что-то ещё. Татуированный палец тычет куда-то ниже, на стену, а взгляд цепляется за криво выведенными буквами черным маркером «crazy mega herr». Кашин смеется, прикрывая рот ладонью, пока Руслан в параллель этому рассказывает историю происхождения этой надписи и самого такого прозвища. А потом, спустя время, замолкает, вздыхая тихо, словно пытаясь подобрать слова, чтобы сказать что-то ещё, вспомнить. Даня не торопит, лишь молчит в ожидании, смотря на Тушенцова. Но тот больше не издает ни звука, а их путь продолжается дальше, вскоре находя новую тему для разговора, нейтральную. Разговоры были обо всём и ни о чём одновременно: школьные годы, какие-то глупые шутки совершенно не в тему, чем занимались и кем когда-то хотели стать. Все это имело некую лёгкость и непринуждённость, было приятно просто поговорить, отвлечься, отдохнуть. Руслан даже иногда рассказывал о каких-то здешних местах, где он когда-то проводил время со своей компанией; или просто случаи, связанные с тем или иным местом. Слушать его было интересно, он разговаривал так, будто вербовал не только своим видом, но и спокойным баритоном и тихими хриплыми усмешками. На секунду казалось даже, будто сейчас они, как старые друзья, которые не виделись несколько лет, обсуждают свою жизнь порознь. Хотелось, чтобы именно так все и было, ну или как минимум оставалось. За все это время Руслан успел настолько природниться и внедриться в жизнь, что существование в дальнейшем без его присутствия не представлялось возможным.       — Когда я уезжал, обещал себе, что не вернусь сюда никогда, — продолжает, когда уже идут обратно к машине, Данила уже привык давно к таким резким речам товарища, — меня здесь не ждёт никто, и мне не к кому приезжать, — кривится, открывая дверь и садясь за руль. Пока ещё день и организм не вымотан – сидеть за рулём Руслан спокойно может. Сам настоял, хоть его и отговаривали.       — У тебя никогда не было привязки к своему родному городу?, — он встречается с мимолетным взглядом, понимая, что задал слишком очевидный вопрос, — я имею ввиду поначалу. Когда только уехал, никогда не хотелось вернуться?       — Я здесь чужим был всегда, — проворачивает ключ зажигания, выезжая со стоянки, — Невкусный город. Слова застряли в горле, не собираясь быть озвученными. Повисает тишина, но она совсем не давит. Их жизненные ситуации отличались: если у одного была любовь и приятная ностальгия по временам, проведённым в родной Казани, то у второго полная противоположность – ненависть к месту, к людям, с которыми он прожил бок о бок несколько лет. Они друг друга не понимают, но даже так с уважением относятся к чужим чувствам, не смея вставлять свои пять копеек и спорить. Руслан даже в какой-то степени завидовал. Завидовал хорошим отношениям с роднёй, с друзьями, приятным воспоминаниям о родине. Хотелось бы прожить все те эмоции, понять, каково это. Но судьба распорядилась по другому, и Руслан никогда не понимал за что. Ему всегда казалось, что он расплачивается за чужие грехи. Наверное, в прошлой жизни он слишком провинился перед всем человечеством, настолько, что теперь ему приходится расплачиваться за это с самого детства. Ну или за грехи своего папаши. Нет, он нытиком не был никогда, но кто сказал, что подобное нельзя прокручивать в голове каждый раз и анализировать? Его заморочки — это его заморочки, и других они касаться не должны. С самого детства он был один. Всегда решал не только собственные, но и чужие проблемы, которые могли резко и неожиданно свалиться на голову. Отца он с рождения не видел, а мать только и делала, как пропивала все деньги, сливала на наркотики и какие-то свои развлечения. Бедность — то, что преследовало Руслана всю его жизнь, начиная с самого рождения. Другого в своей "семье" он не видел, по другому не умел жить и не знал, что у него могло быть всё иначе. Хорошим отношениям с родней он мог только бесконечно завидовать, каждый раз, засыпая, представлять себя на месте кого-то другого, например Артёма из параллельного класса, у которого отец в органах работает, а матушка юрист. Представлять, что дома его действительно ждут, любят и интересуются о его жизни. Что на столе ждет вкусный обед, а родительница с интересом расспрашивает о проведенном дне в школе, об оценках, о лучшем друге и как у него дела и как зовут девочку, которая нравится. Однако, реальность была жестокой, и не такой, какой хотелось бы ее видеть; после школы дома его ждали пустые бутылки в коридоре, шприцы, что валялись в ванной комнате под раковиной, капли крови на полу и стенах от недавней поножовщины матери с очередным ее собутыльником и опалённые ложки на столе. От всего этого хотелось убежать, спрятаться, проснуться и, в конце концов, понять, что это был лишь кошмар. Но кошмаром была его жизнь. Были мысли податься в какой-нибудь монастырь, уверовать, ходить на молитвы по утрам и ставить свечку, каждый раз прося одного и того же. Но, к сожалению или счастью, в бога Руслан не верил, ведь если бы он действительно был, разве игнорировал бесконечные чуть ли не слёзные просьбы, обращённые к высшим силам? Зависть. Тогда-то Тушенцов и пообещал себе, что никогда не будет на месте своей матери; что обязательно выберется из всего этого дерьма и будет жить как человек, а не существовать. Не променяет близких на минутные слабости, не заставит чувствовать кого-то не нужным рядом с собой. Хотелось доказать самому себе, что он чего-то стоит в этой жизни. Только вот добился ли он того? Деньги нельзя было назвать лёгкими, точно так же, как и легальными. Руки по локоть были запачканы чужой и собственной кровью, а стрелка изо дня в день колебалась от жизни к смерти. Каждый день, как день сурка. Но он ведь сам выбрал такой путь? Может быть, другого выбора у него и не было, но, если быть честным, он и не особо пытался найти. А, быть может, просто удачно подвернулся повод свалить из родного гнезда и пуститься во все тяжкие. Обещал ведь себе, что ошибки матери совершать не будет, только вот не заметил, как уже по уши погряз в кое-чем похуже. Знакомство с Серёгой в какой-то момент вытащило из ямы, дав возможность выдохнуть. Но знал бы он, что это лишь начало. Но он даже не отпирался, когда чудом оказался в одной компании с Колей, впоследствии заменившая семью, которой никогда не было.

***

В квартире полная тишина, в которой слышно лишь жужжание старого холодильника на кухне. Горела яркая лампа, освещая маленькую комнатку. Запястье плотно обвивали крепкие пальцы, а бинт больно сдавливал кожу, отчего с губ слетало еле слышное шипение.       — Не делай так больше. Карие глаза, что до этого смотрели в окно, на темный двор, стыдливо опускаются вниз, теперь же рассматривая свои ноги в ссадинах и синяках. Он не отвечает, но знает, что этого и не требуется. Стыдно за себя, стыдно жить с ощущением, что ты балласт для других, но изменить свою жизнь ты не в состоянии. Не получается, хоть убейся. Да и убиться тоже не получается, все настолько плохо, как оказалось.       — Извини, я это…       — Да не нужны твои извинения, —хриплый голос раздается с едва заметной усталостью, и Руслан не находит в себе смелости поднять глаза, — я же понимаю всё и вижу, не слепой. Лучше иной раз поплакать и выговориться, чем позволять мыслям жрать тебя. Ты же знаешь, я рядом. Тушенцов лишь жмурится и всхлипывает, прикусив губу, сжимая руку в кулак. Он сидит на кухонном стуле и мелко подрагивает. Чувство вины мешается с чувством усталости и благодарности к этому человеку, который стал ближе всех на свете.       — Не будешь?       — Обещаю.

***

Глаза с трудом раскрываются, а взгляд пытается сфокусироваться на одной точке в потолке. В горле пересохло, в ушах гул, а руку неприятно сводит судорога. Тёмные брови сводятся к переносице, а тело, с огромно приложенными усилиями, принимает сидячее положение. Нет, ему точно не приснилось – в дверь действительно постучали. Ноги касаются холодного пола, а по коже бегут мурашки. Всему виной открытое в комнате настежь окно. На пороге она. Растерянная, смущенная и зажатая. Молчит. Они играют в некие гляделки несколько секунд, а после нервы начинают сдавать.       — Что тебе надо?       — Мне больше некуда пойти. Женский тихий голосок отдаётся эхом не только в голове, но и в подъезде. На дворе всё ещё глубокая ночь, лишь изредка слышны завывания ветра. Тяжелый вздох срывается с губ, но парень отходит в сторону, открывая проход в свою квартиру. Та неторопливо перешагивает порог, мнётся с ноги на ногу и разувается, все ещё стоя на месте.       — Я жду объяснений. В квартире темно. Свет не был включен ни в одной из комнат, лишь лампа светильника, что тускло светила в углу комнаты, давала еле заметное освещение. Хватало вполне и уличного фонаря, чтобы не споткнуться или не врезаться в стену в потёмках.       — Наверное, странно просить у тебя помощи спустя столько времени, но..., — девушка мнётся, сидя на кухонном стуле, то ли подбирая слова, то ли пытаясь не вывалить всё за раз, — мне больше не к кому обратиться. Мы, всё-таки, не чужие.       — Были.       — Были..., — вторит, на что получает лишь слабую усмешку.       — Мне вытягивать из тебя по слову? Если ты пришла поплакать о своей тяжелой жизни, то проваливай, я не мамка, чтоб сопли твои вытирать. Об этом мы с тобой говорили ещё давно, и мои слова неизменны. Все до единого. Окурок вылетает через открытое окно, а слабый огонёк постепенно затухает в процессе падения с восьмого этажа на землю. Снова молчание, и Руслан мысленно считает до пяти, чтобы не выставить незваного гостя за дверь. В сердце неприятно кольнуло от осознания. Они не виделись, кажется, около двух лет. Откуда у нее адрес? Почему она резко вспомнила? Неужели в жизни всё настолько плохо, что приходится рыться в архивах своих старых знакомых, чтобы найти куда податься? Вопросов была уйма, но задавать ни один из них не хотелось из-за перспективы невзначай продолжить диалог, а этого сейчас хотелось меньше всего. Да и не сейчас тоже, если уж на то пошло.       — Извини, — неожиданно тихо отдается голос в голове, заставляющий затаить дыхание и застыть на месте, — я понимаю, что много чего случилось тогда, мы оба были не правы, но мы ведь можем...       — Не можем, — девушке договорить не удается, Руслан просто не позволяет закончить фразу, перебивая в наглую, и даже не чувствует за это угрызения совести. В квартире снова тишина. За окном шумят моторы машин, свист ветра и фонарный столб, что находился практически под самым окном. Хотелось спать. А ещё хотелось как можно быстрее закончить разговор и забыть об этом, будто ничего и не было. Вообще ничего.       — Руслан, прошу..., — голос ее дрожит, и это отчётливо слышится, но шатен не оборачивается. Лишь челюсть сжимает, пропуская воздух через зубы, опираясь о подоконник. Он не хотел проигрывать, но прекрасно знал ее и то, какой она человек. Знал, что это не закончится. Боль в голове усилилась, в мыслях маячили картинки из прошлого, как только карие глаза встретились с чужой парой уставших, заплаканных.