Сад голубых пионов

      Первый снег выпадает под самое рождество, кружится и тает, едва долетая до еще теплой земли. Пиона провожает его задумчивым взглядом, пытается разглядеть скрытые белесой дымкой облака и высматривает замысловатые узоры из мелких снежинок. Она лежит на коленях у Люциуса, читающего книгу, вычерчивает пальцами в воздухе формулы заклинаний и бормочет себе под нос. Пиона, признаться, удивляется, как Люциус может одновременно читать и слушать ее, однако он с поразительной точностью вставляет ответы и замечания в ее монолог.       Дети вместе с Нарциссой отправляются в путешествие по Парижу, потому что Блэк очень хочет показать им какой-то магазин сладостей, так что Люциус и Пиона впервые за долгое время оказываются предоставлены себе и друг другу. Это очень напоминает Пионе их путешествия в Хогвартс, так что она даже зачаровывает качели, чтобы они раскачивались сами собой.       – Ты помнишь, как мы познакомились? – Пиона щелкает пальцами, и окружающий их купол лопается.       Снежинки больше не тают, оседают на волосах, щеках и кончике носа, и Пиона не смахивает их, позволяя капелькам воды катиться до подбородка.       – Ты болтала без умолку и не давала мне читать, – Люциус усмехается, закрывается от Пионы книгой и, пожевав губы, продолжает, – я потом всю ночь думал, как вообще можно столько болтать.       Пиона вспыхивает мгновенно, подскакивает, едва не врезаясь лбом в злополучную книгу, и застывает с раскрытым ртом. Люциус смотрит на нее сверкающими глазами и улыбается так широко, что у нее невольно все слова испаряются, так что остается только разъяренно дышать.       – Ничего я не болтушка, – выдыхает Пиона, кажется, целую вечность спустя, – и ты сам ко мне подсел, между прочим.       Люциус насмешливо фыркает и вздергивает бровь, но молчит, позволяя Пионе высказаться до конца. Пиона, впрочем, хочет сказать, что прекрасно сидела и в одиночестве, однако язык не ворочается, и она со вздохом утыкается Люциусу в плечо. Позабытая книга остается лежать рядом, а уже через пару мгновений Пиона перекидывает ногу через бедра Люциуса и усаживается на него сверху.       – Я и заговорила-то с тобой лишь потому, что от тишины звенело в ушах.       Пиона пожимает плечами, закидывает руки Люциусу на шею и прижимается так тесно, что грудью, кажется, чувствует биение его сердца.       – До моего прихода ты сидела одна, – Люциус жмурится, тянется к ее бедрам, и Пиона предупреждающе цокает.       – Молчать с кем-то и в одиночестве – совершенно разные вещи, – наставительно заключает Пиона и склоняет голову набок, почти касаясь виском плеча Люциуса.       Он снова тянет к ней руки, и Пиона ведет пальцами, связывая его незримой веревкой. Зачарованный снег ложится на его светлые волосы причудливой шапкой, и Пиона смахивает ее небрежным движением. Люциус смотрит на нее почти так же, как в детстве: спокойно и чуточку снисходительно, будто вовсе не он оказывается связанный заклинанием на качелях, и оттого нечто внутри Пионы разгорается ярче. Она облизывает разом пересохшие губы, ведет подбородком, смахивая упавшую на глаза челку и пытается придумать, что бы такого сделать, чтобы Люциус перестал улыбаться.       Пиона вспоминает их последнюю поездку в Хогвартс-экспрессе, когда Люциус обнимал ее так, будто видит последний раз в жизни, и заговорщицки улыбается. План вырисовывается в мыслях сам по себе, и Пиона снова облизывается, опускаясь так низко, чтобы почти касаться губами прохладной кожи.       Пионе чудится, будто от прикосновений на ее собственной коже расцветает пожар, а Люциус точно назло все продолжает снисходительно улыбаться. Пиона знает, что все идет по его плану, потому что Люциус постоянно продумывает все наперед, и оттого нечто внутри кричит и бунтует. Однако Пиона не может заставить себя встать и уйти, нарушив сценарий, путается пальцами в волосах Люциуса и рассерженно дергает, заставляя запрокинуть голову.       Когда она прижимается губами к шее, тело Люциуса дергается, и он шумно сглатывает. Пиона победно усмехается, чувствуя, как напрягаются его привязанные к спинке качелей руки, проводит по ним кончиками пальцев почти невесомо и нарочито небрежно ерзает, усаживаясь удобнее. Пионе нравится эта пытка, потому что нечто внутри нее горит и рушится, и она почти слышит, как сгорают деревянные перекрытия ее старого дома.       Это выходит так просто – как сжечь ее старые платья и облачиться в мантии из шелка и бархата, – и Пиона утробно урчит, удовлетворенная собственной шалостью.       Она вовсе не замечает, когда контроль заклинания ослабевает, а с ним ослабевают и путы, и Люциус рывком перехватывает ее, укладывает на спину и нависает, все еще самодовольный и чуточку снисходительный. Снег продолжает кружиться над его головой, но Пиона больше не видит его, завороженная совсем другим зрелищем.       Люциус смотрит на нее так, будто Пиона проигрывает и побеждает одновременно, подминает ее под себя и вдруг аккуратно касается лба в ласковом поцелуе. Ладонью он зачесывает ее волосы, целует висок и уходящий на шею шрам, а затем утыкается лбом в сгиб шеи и выдыхает, оставляя на коже ожоги мурашек.       – Что ты думал обо мне в нашу первую встречу? – выдыхает Пиона, поддаваясь внезапному любопытству.       Говорить ей на самом деле совершенно не хочется, но Пиона все равно замирает, дожидаясь ответа. Люциус медлит, размеренно дышит ей в шею и то и дело оставляет на коже невесомые поцелуи, от которых все внутри будто в узел завязывается.       Пиона готова аппарировать в спальню прямо сейчас, но продолжает лежать, глядя на снег и попадающую в поле зрения белобрысую макушку Люциуса. В какой-то момент она замечает, что гладит его по затылку, хихикает и прижимается щекой к волосам.       – Я думал, что ты удивительно бестолковая, раз не знаешь элементарных вещей.       Люциус смеется ей в шею, и Пиона щипает его за бок, запрокидывает голову и громко смеется. Она вовсе не признается, что с самого начала считала Люциуса удивительным, однако он, кажется, и так знает.       Люциус смотрит на нее чуточку снисходительно и тоже не признается, как тяжело ему было отпустить ее в их последнюю перед расставанием в целую жизнь.