Сад голубых пионов

      От рисования рунической формулы Пиона отрывается только тогда, когда подкравшаяся незаметно Нарцисса трогает ее за плечо и кашляет у самого уха. Последние линии смазываются, запущенный магический поток обрывается, тянет паленым и жжет кончики пальцев, но Пиона делает вид, что не происходит вовсе ничего странного. Она поднимает на Нарциссу глаза, откладывает перо в сторону и проводит над вспыхнувшим пергаментом раскрытой ладонью, обращая его в пепел всего за мгновение.       – Ты умеешь играть в волшебные шахматы? – Нарцисса склоняется над ней деловито, придерживает упавшие с плеча волосы и хмурится так, будто обвиняет Пиону во всех смертных грехах.       Нарцисса гостит у них уже несколько дней, и Пионе странно от мысли, что формально они обе – бывшая и нынешняя – хозяйки этого дома. Нарцисса и впрямь ведет себя по-хозяйски, ходит, где только заблагорассудится, и говорит, что ни за что в жизни не выйдет в пионовый сад.       – Я пробовала в школе, но так и не разобралась в правилах, – Пиона пожимает плечами и припоминает еще одну деталь, – еще мне не нравилось, как бьются фигуры, я старалась сохранить их все и из-за этого постоянно проигрывала.       Пиона помнит, как, надувшись, сгребала фигурки в охапку под хохот Люциуса, и оттого легкий румянец наползает на щеки. В воздухе все еще витает неприятный запах горелых чернил, так что она предпринимает самую что ни на есть дурацкую попытку сменить тему – встает и распахивает окно. В нос бьет сладкий запах пионов, ветер треплет волосы и забирается в рукава, а лицо Нарциссы неприятно искривляется всего на мгновение.       – Пешки созданы для того, чтобы жертвовать ими, – Нарцисса вздергивает подбородок, но Пиона все равно слышит скованность в ее голосе.       – Или однажды одна из них станет ферзем, – Пиона лукаво жмурится и переводит взгляд на любопытную мордашку Малены, заглядывающей в приоткрытую дверь. – Привет, моя дорогая! Как прошла ваша прогулка?       Пиона раскрывает руки, и Малена бросается в ее объятия, заливисто хохоча. Малена тараторит без устали, запинается и проглатывает слова, так что временами понять ее решительно невозможно, и Пиона подхватывает ее, прижимает к себе и приглаживает растрепавшиеся светлые вихры.       – Мама! Тео сказал, что научит меня шахматам! – Малена избегает слов с буквой «р», потому что совершенно не способна ее выговаривать.       Иногда Пионе кажется, что ее дочь похожа на маленького птенца или слепого котенка, едва переставляющего трясущиеся лапки, а потом Малена начинает лупить Гарри найденной где-то палкой, и образ ее превращается в свирепую пуму. Пиона думает, что это решительно ненормально – любить кого-то так сильно, целует Малену в мягкую щечку и качает головой укоризненно, не в силах спрятать улыбку:       – Играть, дорогая. Теодор научит тебя играть в шахматы.       – Ига-а-ать! – тянет Малена, икает от натуги и утыкается носом ей в шею.       Отношения между ней и мальчишками странные, но никто из взрослых старается в них не лезть. Малена, впрочем, похожа на маленького одинокого воина, отвергнутого собратьями, но сохранившего честь, и Пиона этим страшно гордится. Гарри относится к сестре безразлично-нейтрально, иногда демонстративно не обращает на нее внимания, но всегда украдкой проверяет, не потерялась ли она, не поранилась ли ненароком. Драко же упрямо игнорирует самое ее существование, предпочитая зваться единственным сыном и наследником рода Малфой, фыркает и задирает нос.       Теодор же, словно данное обещание оказывается высечено в его разуме, проводит с Маленой времени столько, что прозвище «женишок» приклеивается к нему практически намертво.       – Ты поэтому спрашивала меня про волшебные шахматы? – Пиона хихикает, оборачивается к Нарциссе и пытается заговорщицки двигать бровями. – Подслушиваешь детские разговорчики?       Нарцисса отводит глаза и разводит руками, но на лице ее все равно расплывается чуточку ехидная улыбка. Пиона чувствует, как Малена возится у нее на руках, цепляет пальцами волосы и прижимается к шрамам горячей кожей, и оттого, наверное, в груди расползается чувство, похожее на грохот осеннего моря.       – Тетя Цисса сказала, что ты не можешь, – Малена вскидывает голову, сдает Нарциссу с потрохами и ведет носом, точно вынюхивает по-собачьи.       – Тетя Цисса не знает, о чем говорит, – Пиона клонит голову набок и закатывает глаза, когда Нарцисса взмахом палочки захлопывает окно и задергивает тонкие полупрозрачные занавески.       – Тетя Цисса сказала, что знает о тебе все, – Малена хмурится, хлопает по-детски огромными глазами и прижимается к щеке Пионы горячей щекой, – я тоже хочу все знать о тебе, мам.       Малена вся целиком – осеннее шумное море, бушующее, переливающееся от серого в синий и покрытое мелкими белесыми барашками на волнах. Пиона качает ее на руках и выслушивает сбивчивые рассказы, расцеловывает румяные щеки и отпускает, стоит лишь завозиться. Пиона обещает Малене, что расскажет все на свете, когда та подрастет, а пока сочиняет сказки о принцессах и принцах и выводит в воздухе заклинание призрачных светлячков.       – Папочка! – Малена бросается к двери до того, как та открывается, словно слышит спрятанные под толстым ковром шаги.       Люциус удивленно моргает, бесконечное мгновение удивленно глядя на распахнувшую руки Малену, а затем лицо его проясняется, и расплывается улыбка на тонких губах. Люциус поднимает Малену на руки, целует в кончик аккуратного носика и перехватывает поудобнее, усаживая, точно принцессу. Пиона, признаться, ей даже немного завидует, потому что ее собственный папа никогда, кажется, не носил ее на руках.       – Пап, Тео сказал, что научит меня, – Малена запинается, оглядывается на Пиону и жует губы, – ига-а-ть в шахматы.       Малена тянет слово по слогам, все равно не может выговорить заветную букву, но глядит н Люциуса так, будто только что своими руками сорвала с неба звезду. Люциус в ответ смотрит на нее решительно так же, и Пионе завистливо чудится, что сейчас эти двое не замечают вокруг совсем никого.       – Ах вот как, – Люциус убирает с лица Малены светлые пряди и бросает короткий взгляд на Пиону, – только не плачь над сломанными фигурами, ладно?       – Почему я должна плакать? – Малена тоже оглядывается, непонимающе хмурится, и Люциус щелкает ее по лбу. – Их же потом починят.       Пиона чувствует жар, подкативший к щекам, фыркает и складывает на груди руки, только теперь замечает, что Нарцисса исчезла, и закатывает глаза. Она тоже, пожалуй, не замечает никого больше, и оттого серо-синее море поет в ушах свои осенние песни.