Сад голубых пионов

      Драко подсаживается рядом медленно, будто боится спугнуть. Залезает на диван, на котором Пиона читает найденную в библиотеке Люциуса любопытную книгу, разглаживает складки на шортах и выпрямляется, становясь похожим на маленького джентльмена. Он сидит удивительно прямо, складывает на коленках ладошки и смотрит ровно перед собой, будто это такая игра, в которой надо оставаться незаметным до последней секунды. Пиона косится на него, но услужливо делает вид, что читает, хотя любопытство поднимается у нее в груди щекотным смешком.       Их молчаливое соседство продолжается какое-то время, а потом Драко наклоняется, резко падает на Пиону и переводит на нее взгляд огромных пронзительно-голубых глаз.       – Ты моя мамочка?       Будь Гарри здесь, он бы шипел рассерженной кошкой и уже бежал отбивать Пиону в честном бою. Но они в этой комнате только вдвоем, и Пионе отчего-то кажется, что в ближайшее время их никто не найдет.       – Нет? – Пиона клонит голову набок и закрывает книгу. – У тебя есть другая.       Она не знает, отчего ее голос звучит вопросительно, точно Пиона оправдывается. Драко смотрит на нее снизу вверх, прижимается к боку виском и протяжно вздыхает.       – Я не помню, как она выглядит.       В одном из коридоров висит портрет Нарциссы, на котором она высокомерно улыбается, слегка задрав подбородок. Пиона долго смотрит на него, разглядывает заострившиеся черты и думает, что такую бы ее ни за что не узнала.       Драко – ребенок Нарциссы и Люциуса, и Пиона одновременно хочет обнять его и выставить прочь.       – Будет несправедливо, если у тебя станет две мамы, – тянет Пиона, выводит слова, как ведущую партию скрипки, – так Гарри сказал.       Она откладывает в сторону книгу, откидывается на спинку и давит порыв зарыться в светлые волосы Драко. Этот ребенок совсем не похож на дракона, но отчего-то Пиона легко может представить его запертым в драконьем яйце. Нарцисса говорит ей, что Блэки произошли от драконов, но Драко – Малфой и не может выбраться из скорлупы в одиночку.       – Гарри дурак, – бурчит Драко, умилительно дуя губы.       – Вы ведь дружите?       Пиона не удерживается, убирает волосы с его лба, и Драко тянется за ее рукой, впитывает ласку, как губка. Волосы у него светлые-светлые, почти белые, глаза пронзительно-голубые, а на бледном лице пробиваются несколько поцелованных солнцем веснушек. Пиона думает, что Драко похож на красивую куклу, и треплет его волосы, разбавляя идеальный образ капелькой озорства.       – Это не делает его умным, – Драко задирает нос совсем как Нарцисса.       Он фырчит по-звериному, сдерживая смешки, и Пиона, совсем осмелев, принимается гладить его по макушке.       – Твоя мама тоже считает меня глупой, – признается Пиона, понижая голос до заговорщицкого шепота, – а я ее – лучшей подругой.       Драко поднимает на нее глаза, смотрит недоверчиво и выворачивается из-под руки. Садится ровно, приглаживает волосы, спохватившись, укладывает на коленях ладошки. Пиона следит за его действиями завороженно, невольно сама приосанивается и поправляет съехавший воротник. Отросшие волосы закрывают шрам до самой ключицы, но ей все равно неуютно от мысли, что кто-то может увидеть.       Детям, думает Пиона, не стоит смотреть на увечья, и на всякий случай приписывает к этой категории еще и Люциуса.       – Но я ведь тебе не очень-то нравлюсь? – спрашивает Пиона, ощущая болезненный укол оттого, что Драко на нее больше не смотрит.       – Вы нравитесь моему отцу, – тон его меняется на высокопарный, совсем не детский, и в комнате словно холодеет на пару градусов, – этого достаточно. Вам совсем не обязательно быть моей мамой.       Болезненный ком сжимается в животе, и Пиона вздыхает. Она должна ответить что-нибудь правильное, но мать для чужих детей из нее препаршивая. В школе Пиона считала, что ей нравится возиться с детишками, но теперь думает, что все они – куда сложнее, чем взрослые.       Драко – птенец, закрывшийся в скорлупе, ковырять которую опасно для окружающих, и Пиона, фыркнув, тянется к его волосам. Ворошит прическу, приводя в совершеннейший беспорядок и злобно шипя, и Драко тянется за ее руками, пытаясь остановить. Налет важности слетает с его лица, спина расслабляется, но смех все равно звучит сдавленно, напоминая писк едва-едва вылупившегося птенца.       – Гарри – сын моей младшей сестры и зовет меня мамой только из прихоти, – объясняет Пиона, сгребая барахтающегося Драко в охапку, – а ты – мой дракон, и прихотей у тебя может быть больше. Устроит такой вариант?       Она целует Драко в лоб, будто он в самом деле ее ребенок, прижимает к себе и упоенно разглядывает покрасневшие щеки. В одно мгновение он успокаивается, замирает у нее на руках, а затем быстро-быстро кивает всего один раз.