Сад голубых пионов

      Желтое солнце приятно греет макушку, пробивается сквозь листья причудливыми теневыми узорами и будто бы вьется, собираясь в извилистую чешую. Сеть раскидывается по траве, задевает деревья и ползет на голые пальцы, и Пиона повыше закатывает рукава широкой рубашки, позволяя связать себя по рукам и ногам. Облака плетут хороводы на ярко-розовом небе, падают и застревают в детских зубах пушистой сахарной ватой, а еще ложатся на воду, прячась от назойливых уток неверной размеренной рябью.       Пиона стягивает с носа очки, прозорливо оглядывается и наконец замечает пристроившегося на аттракцион Гарри, задорно машущего рукой.       Жесткая рука ложится ей на плечо, и Пиона неожиданно вздрагивает, вырванная из сети насильно. Гарри радостно кричит и машет рукой, и она позволительно шевелит пальцами, позволяя племяннику прокатиться и одному. Оборачиваться не хочется, но рука все еще лежит на плече, и Пиона натягивает на лицо улыбку, впрочем, тут же упавшую под ноги на истоптанную пыльную землю.       – Не ожидал тебя здесь увидеть, – Люциус приветливо улыбается, так что Пиона делает вид, что не видит залегшие под его глазами усталые тени.       Пиона оглядывает нарушителя спокойствия придирчивым взглядом, сканирует с головы до ног и только там наконец-то замечает единственную причину, по которой Люциус может здесь оказаться. Причину не слишком правдоподобную, но других Пиона не ищет, позволяя себе запутаться окончательно.       – То же самое могу сказать и тебе, – Пиона кривит губы в улыбке, а взгляд ее сам собой прикипает к светловолосому мальчику.       Он примерно одного возраста с Гарри, любопытно сверкает голубыми глазами по сторонам, но улыбаться себе не позволяет, плотно сжимает тонкие бледные губы. Пиона давит желание потрепать мальчика по идеально уложенным волосам и наконец поднимает глаза на Люциуса, путаясь в пустоте его тяжелого взгляда. Пиона готова поспорить, что ее собственный – точно такой же, и оттого отвратительно щемит в груди и набирается подобно яду во рту густая слюна.       О, Пиона читает газеты, знает, что Люциус смог оправдаться и не сесть за решетку, однако понятия не имеет, чего ему это стоит. Впрочем, расспрашивать она вовсе не собирается, оборачивается на крик Гарри и присаживается на корточки, позволяя племяннику повиснуть на шее.       – Не слишком ли быстро? – Пиона задыхается от нахлынувших чувств, прячет лицо в чернявой макушке и думает, что прямо сейчас ей нужно исчезнуть.       Вот только Гарри замечает другого ребенка, и внимание его стремительно переключается, полностью сосредотачиваясь на новом потенциальном приятеле.       – Пр-р-ривет! – рычит Гарри, демонстрируя, что у него получается сложный звук, и упирает руки в бока. – Я Гарри, а тебя как зовут?       Пиона не спеша поднимается, фыркает и качает головой, вспоминая с тоской времена, когда Гарри мог говорить только «мама» и «мама».       Светловолосый ребенок задирает голову в поисках одобрения, крепче хватает Люциуса за ладонь, и, едва получив в ответ молчаливый кивок, совершенно по-взрослому протягивает раскрытую руку:       – Меня зовут Драко Малфой.       Пиона прекрасно помнит, что запрещала Гарри общаться с незнакомцами, но познакомились – значит стали друзьями. Пиона не вмешивается, потому что глаза обоих мальчишек сверкают ничем не прикрытым восторгом.       – Пойдем во-он на ту горку, – Гарри берет в оборот нового друга, тянет его за рукав, и тот отпускает отцовскую руку, – мама, а ты жди меня прямо здесь.       Раскрыв рот, словно собирается еще что-то сказать, Гарри глядит на Люциуса, но молчит, разворачивается и тянет Драко на самую дальнюю горку. Пиона, складывая на груди руки, насмешливо жмурит глаза, но послушно находит лавочку поближе к деревьям и приглашающе кивает на соседнее место.       – Ишь раскомадовался, стоило говорить научиться.       – Это ведь Гарри Поттер? – Люциус смотрит на предложенное место дольше положенного, но все же садится, убедившись, что лавочка более-менее чистая. – Почему он…       Пиона, пожалуй, смотрит ему в глаза слишком пристально, и Люциус осекается, но взгляд не отводит. Они смотрят друг на друга пронзительно, но первой моргает Пиона, вскидывает, принимая поражение, руки и бросает короткий взгляд на болтающих о чем-то беспечных мальчишек.       В голове проносится быстрая мысль, что они пока не знают, что не могут быть друг другу друзьями, и Пиона отмахивается от нее, усмехаясь. Люциуса она все еще считает своим почти единственным другом, и это чувство не вытравить из Пионы никаким непростительным заклинанием.       – Почему он зовет меня мамой? – Пиона дополняет так и не прозвучавший вопрос и запрокидывает назад голову. – О, это просто. Потому что я его мать.       Лицо Люциуса удивленно вытягивается, и нечто в груди Пионы приятно жмется, жмурится по-кошачьи. Она вытягивает ноги вперед, закидывает руки на спинку лавочки и едва уловимо касается чужого плеча. Пиона не спрашивает, где Нарцисса и что вообще забыл волшебный аристократ в маггловском детском парке черт знает где, разглядывает небо сквозь узорные листья и не убирает руку. Пальцы ее касаются легкой рубашки из чистого шелка, скользят, и нечто внутри давит и кружится, точно дурман опускается на голову.       Они сидят молча какое-то время – расслабленная слишком сильно Пиона и собранный, натянутый Люциус. Пиона ощущает на себе цепкий пристальный взгляд, ведет плечами, но ни волосы не поправляет, ни съехавший воротник. Люциус смотрит на ее шрамы, и Пиона позволяет смотреть, а потом вздрагивает, вспоминая, и цепляет на лицо очки с лиловыми стеклами.