Сад голубых пионов

      Пиона дирижирует волшебной палочкой, развешивая по квартире рождественские украшения, изображает из себя искусного музыканта и даже напевает под нос смутно знакомую песню, которую слышит на улице. Пушистая елка тянется к потолку, так что совсем нет места для яркой звезды, на шторах мерцают гирлянды, а Гарри радостно хлопает в ладоши. Он сидит на ковре, и вокруг него тоже летают игрушки, машут крыльями белоснежные бабочки и топочут под ногами солдатики. Пиона не помнит, чтобы могла делать такое в три года, и восторженно жмурится, когда на верхушке чуть уменьшившейся елки вспыхивает золотая звезда.       – Мама! – радостно восклицает Гарри, привлекая ее внимание, и Пиона тоже восторженно хлопает.       Обидчивое «я не твоя мать» она вертит на языке, но проглатывает, убеждая себя, что это в честь праздника.       Пиона треплет Гарри по вихрастой макушке, и он громко хохочет, показывая пальцем, куда маршируют солдатики. Те таскают к подножию елки коробки с игрушками, строят башни и создают всамделишный замок, разве что рва с крокодилами не хватает. Пиона хихикает, машет палочкой, и узор на ковре меняет форму, обращается быстрой рекой, из которой выпрыгивают, обдавая их ворохом брызг, острозубые злые русалки.       Зазевавшийся солдатик падает в реку, забавно взмахнув руками, и стая русалок тут же окружает его, клацает зубами и наваливается сверху, мешая всплыть. Гарри мычит, вытягивая вперед указательный палец, хватает Пиону за подол юбки, и она закатывает глаза, но машет палочкой и все прекращает. Игрушечные солдатики падают на пол с выставленных одна на другую коробок, белые бабочки складывают вырезанные из бумаги крылья, а река и вовсе исчезает, снова обращаясь темно-синим узором на ворсистом ковре.       – Мама, мама! – Гарри всхлипывает, подбирает солдатика и прижимает к себе, баюкая на руках.       На игрушке нет ни единой царапины, но Пиона все равно послушно протягивает раскрытую ладонь, дожидается, пока Гарри, сомневаясь, вложит солдатика в ее руку, и дует на него серебристыми искрами. Другой рукой она треплет волосы Гарри, а тот завороженно смотрит, как оседают на дереве волшебные блестки. Деревянный солдатик встает в строй к остальным охраняющим замок игрушкам, и вид его теперь самый что ни на есть боевой. Слегка заговорщицки щурясь, Пиона наколдовывает ему боевые шрамы, расчерчивающие спину и туловище, и ставит во главе всего войска.       – Он теперь самый сильный, – поясняет Пиона, когда Гарри дергает ее за рукав, – поэтому самый главный.       – Мама! – радостно соглашается Гарри и падает лицом ей на ноги.       Пиона протяжно вздыхает, возводя глаза к потолку, и долго смотрит на сверкающую золотую звезду. Елка будто покачивает зелеными ветками в такт ее мыслям, оглушающе пахнет хвоей и домом, и Пиона на мгновение жмурится, выбрасывая из головы лишние мысли. Сидение на одном месте выводит ее из себя, будто Пиона в самом деле может что-нибудь сделать, однако решительности ее хватает только на то, чтобы мотаться из одного городка в другой и обратно. Пиона с Гарри переезжает с места на место, прячет племянника от людей и шипит рассерженной кошкой, когда кто-то пытается с ним подружиться. Это опасно, стучит у Пионы в висках, потому что волшебник Гарри может покалечить неволшебных детей, и она никак не может выбросить из головы висящего на дереве мальчишку, который всего-то отобрал у Гарри совочек в песочнице.       Пиона касается ладонью вихрастой макушки, и Гарри хохочет, утыкаясь лбом ей в колени. Он стучит кулачками по полу и ей по ногам, дергает ножками и пускает в ход зубы, неразборчиво что-то мыча. Настроение Гарри меняется словно бы по щелчку чьих-то пальцев, и вот уже вместо смеха он бьется в истерике, пытаясь дотянуться до разрисованного шрамами деревянного человечка.       Жгучее раздражение поднимается в горле, и Пиона поднимается на ноги, а Гарри тем временем хватает солдатика за ноги и, грозно рыча, бьет его по полу. Голова несчастной игрушки отлетает Пионе под ноги, и она наклоняется, чтобы подобрать ее, а Гарри тем временем бьет ее по плечу зажатым в пальчиках телом.       Удар выходит совсем не болезненным, но Пиона рассерженно жмурится, отбирает у Гарри игрушку и сжигает ее на ладони. Покрытый шрамами деревянный солдатик обращается горсткой черного пепла, и Гарри, пристально за ним наблюдающий, открывает рот, набирая побольше воздуха, и начинает реветь.       – Мама-а-а-а-а!!!       Гарри почти визжит, и Пиона давит желание зажать ладонями уши. Раздражение окончательно вскипает в груди, и она сжимает кулак, перемалывая пальцами пепел. Неудачливого солдатика она спасает и казнит собственными руками, и теперь вязкая липкая жалость подкатывает к горлу, мешая дышать. Пиона стоит посреди гостиной, смотрит под ноги, а Гарри все кричит и кричит, бьется в истерике, и лицо его красное, будто рыжие волосы Лили.       Пиона напоминает себе, что Лили мертвая, а она нет, взмахом волшебной палочки «выключает звук», точно щелкает пультом от телевизора, и смотрит в темные от слез глаза Гарри.       – Хватит так меня называть, – зло обрубает Пиона, и истерика мигом заканчивается, – я не твоя мать.       Гарри сидит на ковре под наряженной рождественской елкой, смотрит на Пиону огромными глазами, полными слез, и начинает икать. Краска сходит с его лица, и мальчишка обиженно фыркает, поднимается на ноги, шатаясь и растопыривая в стороны руки, шагает к Пионе и утыкается лбом в ее ногу, сминая пальцами юбку.