Сад голубых пионов

      Лето кажется Пионе проклятьем, от жары сводит зубы, и взмокшие волосы прилипают к вискам, а еще Лили таскает ее по магазинам, никак не желая успокаиваться. Они выбирают подарки для Гарри, и Пиона несколько раз пытается возразить, что свой первый день рождения он все равно не запомнит, вот только сестра упрямо тащит ее дальше, выбирает какую-то совершенно бессмысленную ерунду и утверждает, что праздник этот вовсе не для ребенка – он для всех остальных.       На многочисленные похороны Пиона не ходит, путается в малознакомых именах и больше не появляется на собраниях Ордена Феникса. Феникс, думает Пиона, бессмертный, а все эти дети прячутся под толщей земли, раскапывают могилы собственным сбитыми пальцами и отдают право забросать их землей кому-то другому. Пиону тошнит от мыслей о смерти, в ушах появляется звон, но она никогда не пытается отговорить Лили от участия в этой бессмыслице.       Потому что Лили защищает ее – Пиону – от ночных кошмаров, гладит пальцами ее волосы и говорит, что скоро все непременно будет в порядке. Сестре Пиона не верит, слушает краем уха, но прикосновениями наслаждается, позволяя себе на мгновение перенестись в далекое-далекое детство.       Пиона представляет, что Лили – это успокаивающая ее после магического выброса мама, которая верит, что ее старшая дочь тоже колдунья. Мама, которая лучше всех знает своих детей. Лили – мама для Гарри, маленького комка радости с травяными глазами, и Пиона играет с ним, заталкивая за тонкий уродливый шрам ядовитую зависть.       Что подарить племяннику на первый день рождения, Пиона совершенно не может придумать. У мальчишки столько игрушек, что ломится шкаф, из одежды он вырастает быстрее, чем ему ее покупают, а больше ничего не приходит на ум. Питер украдкой предлагает сварить несколько заковыристых зелий, и Пиона даже достает из чемодана котел, но так и застывает перед ним, не решаясь даже огонь развести. Под пальцами у нее мерцают разноцветные вспышки, такие яркие, что страшно слепит глаза, и Пиона жмурится, а когда смотрит на Гарри, тот снова смеется так счастливо, что хочется плакать.       Иногда Пионе чудится, будто этого ребенка она решительно ненавидит, а потом он заглядывает в глаза доверчиво, больно тянет ручонками волосы, и это чувство она тоже прячет за шрам.       За столом они сидят так, будто в самом деле забывают, что происходит вокруг, болтают о какой-то ерунде вроде подарков и детских какашек, и Гарри, как самый главный на этом празднике жизни, ест торт маленькой детской ложечкой. На улице жарко – привычная для конца июля погода, и Пиона желчно думает, что не желает находиться ни внутри этого дома, ни снаружи.       Больше всего на свете Пиона хочет оказаться нигде, улечься на большие качели и слушать стрекот кузнечиков.       – Давай, Пиона, теперь твоя очередь, – Питер толкает ее в плечо, и Пиона вздрагивает, теряя окутавшее ее задумчивое умиротворение.       В реальном мире оказаться нигде решительно невозможно, Пиона напоминает себе об этом несколько раз, меряя Питера осуждающим взглядом, достает подарок и вручает его неловко и быстро. Пиона так и не придумывает, что подарить, и оттого покупает какую-то ерунду и надеется, что Лили не решит открывать коробку при всех.       Только теперь Пиона неожиданно вспоминает, что свой собственный день рождения она пропустила, совершенно не обратив внимание на поздравления и маленький тортик с аккуратной свечой-фейерверком. Несколько сочувственных взглядов скрещиваются на ней всего на мгновение, а затем праздник возвращается в привычное русло.       И только вечером, когда слишком долгий летний день наконец обращается ночью, Лили налетает на Пиону с объятиями. Молчание их сливается с тенью, и они продолжают стоять, молча прижавшись друг к другу посреди коридора, пока Пиона не издает неловкий смешок. Лили, отстраняясь, заправляет ее волосы за уши, так что кажется, что это она старшая, и Пиона, кажется, впервые позволяет ей коснуться шрама подушечкой пальца.       Страх клекочет в груди, воет по-птичьи, но Пиона разве что голову набок склоняет, сильнее открывая шею, но в то же время закрывая волосами висок. Лили водит по ее лицу самым кончиком пальца, и от ее прикосновений странно тепло. Они не говорят друг другу ни слова, неотрывно смотрят в глаза и будто мысли читают, путаясь в чужих ощущениях. В это тепло хочется окунуться, утонуть с головой, но в конце концов ночь разделяет их, разводит по разные стороны, и деревянная дверь глухо захлопывается, отрезая одну сестру от другой.       Валяясь в кровати, Пиона сверлит глазами потолок, то и дело поглядывает на черное небо и плывущие слишком уж быстро серые облака за окном. Пиона крутит в руках лоскутное одеяло, которое Лили давным-давно откопала на чердаке их старого дома, и думает, что, пожалуй, лучшего подарка для Гарри она все равно не придумает.