Фея моих снов

Как она могла, и посмела… так обмануть его, одним легким взмахом ажурно-хрупких крыльев? Он еще не видел их так дразняще близко — давнее желание протянуть руку и коснуться прозрачной красоты смешалось со страхом помять и повредить… смехотворно тонкую и ненадежную конструкцию. У его созданий все гораздо прочнее, устойчивее и функциональнее. Но она прекрасно смогла навеять жалкими крылышками предательский сонный морок, мерцающий и переливающийся в облаке невесомых золотых блесток, трепещущих, как часто бьющееся сердце. Убаюкать в сладком тепле своих объятий счастливым сном, издевательски ускользнувшим по пробуждении. Украсть и унести с собой в Магикс его сокровище… сокровища — пленительное и обжигающее воплощение чистого света валинорских Древ… и себя. И умереть… почти. Это очень трудно исправить — он и не предполагал, что настолько. Подобные занятия не интересовали его непредставимо давно… или никогда. Восстанавливать поврежденную плоть, снимать боль и не давать гною и воспалению проникнуть в рану, разрастись и убить тело губительным жаром лихорадки… зачем? Ни одно жалкое покалеченное хроа не стоило и намного меньших усилий и не представляло ценности, пока. Мелькор выдохнул сквозь стиснутые зубы и на миг прикрыл глаза, стараясь справиться с досадливым раздражением. Резкое движение может все испортить… совсем. От непривычных и слишком, непривычно больших усилий дрожали пальцы — противно похожей на слабость мелкой дрожью. Все оказалось не так просто, как сказала Лилис — фее могло не хватить сил исцелить саму себя, если сразу снять заклинание. Наверняка не хватило бы. Кровотечение и затрудненное дыхание опасно ослабило тело — проклятая ведьма слишком глубоко рассекла ее горло, — а долгий магический сон в подземелье Облачной башни — дух. Там совсем нечем… восстановить и подпитать проклятые светлые силы. Впрочем, как и здесь. С этим придется что-то делать… но на этот раз она никуда не уйдет и не улетит. А останется в Ангбанде — добровольно или нет. Добровольно… ей просто некуда и незачем бежать — Прародительницы уничтожили ее любимый и привычный мир, превратив Магикс в опасное… для таких светлых фей, как она, царство тьмы. Только здесь Лилис и ее сестры никогда не смогут до нее добраться и довершить то, чему он помешал. Получается, их… стоит поблагодарить? Она опять будет злиться на него — кричать кажущееся ей ужасным и оскорбительным и бросаться колючими цветочками… так странно и трогательно, когда придет в себя? Флора не знает, что такое настоящие злоба и ненависть — ведьмы показали ей их едкую черноту, тяжело ранив дух и тело, но не научили мучить и уничтожать. Желать чужих мучений и смерти и наслаждаться ими — приобщаясь к тьме, с которой борешься ее же оружием. Глупо… одну из двух основополагающих сущностей мироздания нельзя изгнать и уничтожить, тем более так. Почти все это умеют, и светлые тоже, когда муки и смерть врага заслужены — сжечь заживо убийцу своих детей и без всякой жалости слушать его предсмертные вопли, с шевелящимся где-то тайно и глубоко совсем не светлым удовольствием. Которое, по мнению авторов учебников для глупых фей, внушил им он, или кто-то на него похожий в их мире, ага, да. И убийцу лично под руку с ножом толкнул. А иначе все были бы хорошими, и все сладко, светло и радостно — надо же как-то объяснить вечное несовершенство мира… миров. И почему никогда не бывает всем хорошо. Кто-то простит и стерпит многое, прежде чем перейти за грань милосердия, а кто-то совсем нет, но только не она. И порождения Древней Тьмы никогда не научат Флору этому, даже если захотят. И он бы не сумел, ее можно только сломать или убить, разрушив хрупкую оболочку. Но не осквернить ласковый теплый свет, не слепяще яркий, не способный и не желающий обжигать. Он улетит в ее любимые сады лучшего мира неискаженным… если ничего не получится, почти готов был улететь. Мелькор глубоко вздохнул, собирая остатки терпения, и осторожно приложил перепачканную в засохшей крови ладонь к полузатянувшейся ране. Разорванные края сошлись вместе, хотя и не крепко, рубец уже почти не сочился — сковавший ткани холод остановил кровотечение. Ровно на нужную глубину — слишком глубокая заморозка останавливала дыхание, а недостаточная не помогала. Уловить единственное подходящее состояние было невероятно трудно — труднее, чем что-либо другое до сих пор. Столь бредового, извращенного и глубоко чуждого их сути применения его умения еще не находили, и хочется верить, не найдут и впредь. Проклятую Лилис он убьет первой, когда все закончится, как хотел еще много веков назад, в прошлый раз. Не только за то, что он не забыл, и за чуть не прервавшуюся жизнь глупой феи, но и за эти вот мучения. Фее природы… и всего, чему здесь нет места, было так тяжело в Ангбанде, что она решилась на не вполне светлый поступок, едва коварные ведьмы поманили ее видением цветов и полей Линфеи. И выполнили обещание — в последний момент обмануть фею, оставив в Средиземье, настолько в их духе, что даже странно. Чтобы он нашёл ее и убил, или сделал с воровкой что-то гораздо худшее — по мнению Белладонны, он должен был поступить именно так, и никак иначе. Но тогда ведьмы вряд ли смогли бы сполна насладиться зрелищем, а в попавшем в их власть Магиксе Флора страдала от их рук и у них на глазах. Прародительницам пришлось пожертвовать одним развлечением ради другого, гораздо более желанного. И даже без всяких подвохов сдержать слово, впервые за долгое время, или просто впервые. Не разрушать Магикс и не убивать ее родных они же не обещали, а только помочь вернуться домой. Прямо в их дрожащие от звериного нетерпения руки — это они с радостью. Разве ты не хотел, чтобы Линфея сгорела дотла, а гадкая фея рыдала от боли и страха, пока ледяные стрелы не пронзят ее грудь? Поклянись, что нет… Даже если и хотел когда-то, или думал, что хочет… зачем об этом вспоминать, какая теперь разница? Ее свет был… и есть, хотя уже еле чувствуется, как пламя гаснущего факела, ласковым и совсем не жгучим, и согревал, как ничто в этом мире не может согреть, давно забытым и невозможным. Свет Эру навек проклят для него… но она другая — не дитя Илуватара, и так… И он сделал гораздо больше, чем мог, и хотел, чтобы он не погас. Да, он наказал бы ее, если бы поймал после побега с сильмариллами, но не как они… Такое не пришло бы ему в голову даже в пылу гнева, а если и пришло, то там бы и осталось — она слишком хрупкая и… не важно какая, чтобы… Показанную Белладонной картинку не хотелось ни вспоминать, ни тем более воссоздавать в деталях — пропитанные ярко-красной свежей кровью платье и даже волосы (откуда ее столько, она же не была ранена?), и мертвенно бледное лицо. Последняя искра жизни покидала бедную фею, трепеща огоньком гаснущей свечи — и покинула бы, не реши Белладонна ее сохранить, вморозив в ледяной кристалл. И из-за мерзавки Лилис — она еще почувствует свой проклятый нож в предназначенном для иных удовольствий месте — все вновь стало почти также плохо. Попадись Флора ему тогда, ни к чему думать и считать, сколько лет назад — слишком много… Воображение услужливо нарисовало ужас и отчаяние в широко распахнутых зеленых глазах, и поднятые в трогательно бесполезном защитном жесте руки. Кажется, она до сих пор всерьез верит, что он может ее съесть, если сильно разозлится. Он бы… нет, не убил ее, конечно, и не съел, и ни один орк или другая темная тварь никогда и близко к ней не подойдет. Он сам ее убьет, если что. Стоило… привязать ее к кровати, крепко и надолго, и испробовать все то, чем он до сих пор избегал заниматься с застенчивой феей. Если уж она заливалась краской и прятала глаза от самого безобидного. И потом запереть в комнате, надолго, но не настолько, чтобы она совсем зачахла без своей природной магии. Прекрасное наказание — негодница бы помучилась, и ничего… такого, на что не хочется смотреть, с ней не случилось бы. Мелькор взглянул на уже ровно дышащую фею — страдальческое выражение покинуло бледное лицо, сменившись маской смертельной усталости. Прекрасные золотисто-медовые волосы — очистить их от крови тоже оказалось нелегким и совсем не приятным делом — рассыпались по блестящему розовому шелку ее любимой дурацкой подушки и нежно-зеленому покрывалу. Знакомо пахнущие цветами шелково-мягкие пряди наконец захотелось пропустить между пальцами и поднести к лицу. Впервые за долгие часы, или дни, что он с ней возился — раньше и мыслей таких не было. Значит, все уже хорошо? Осталось снять заклинание мертвого сна, и… Ты легко разбудишь ее, если хочешь. Но лучше не надо. Делать то, что тебе хочется, можно и так. А то девка опять начнёт страдать, плакать и захочет сбежать — кажется, ты ей не нравишься. Проклятые ведьмы всегда умели говорить гадости и портить настроение, лучше, чем кто бы то ни было. Он, конечно, не собирался так поступать, глупо и унизительно помимо всего прочего, но… Он разбудит ее чуть позже. У нее пока совсем нет сил, и без чистой неискаженной природы — леса, травы и дурацких цветочков… чего еще Флора там любит, не обойтись. Придётся отнести ее туда и подождать, пока девчонке не станет лучше… Отвратительно.

***

— Бел… Айси… — Лилис чуть замялась, вспомнив, что новое имя нравится сестре гораздо больше настоящего, — зачем ждать и испытывать судьбу, к чему эта бессмысленная игра? Давай покончим с ними прямо сейчас, тихо и незаметно, я… Тонкие пальцы мастерицы иллюзий чуть заметно подрагивали — не остро-хищные, как у сестры, а аккуратно скругленные на концах фиолетовые ногти неслышно постукивали по темно-зеленому камню подлокотника. Прежде на возвышающемся над амфитеатром учебных парт троне — места директора и ее заместительниц располагались под потолком, в похожей на череп чудовищной птицы с длинным клювом и огромным костяным гребнем нише — сидели Гриффин, Эдилтруд и Заратустра. Главную аудиторию, кафетерий и комнаты учениц построили в годы их заточения в Обсидиане, и теперь перестроенная под школу Облачная башня узнала и приняла истинных хозяек. Кроваво-красные витражи огромных окон, венчающие декоративные колонны горгульи и черепа, и отделанные в зелено-фиолетовых тонах темные коридоры… Неплохо, за дизайнерский вкус предательнице можно сказать спасибо — они и сами не сделали бы лучше. И за воспитание преемниц тоже… хорошие были девочки, красивые, и главное — еще такие живые и юные. Лилис на мгновение отвлеклась от животрепещущей проблемы и довольно прищурилась, наматывая на палец роскошную каштановую прядь. — Ты ничего не понимаешь, Лилис, ну тебя! — Белладонна раздраженно нахмурилась, отмахиваясь от нее, как от докучливого насекомого. — Всегда была такой скучной. Это будет весело, и так прекрасно — дать им собрать все силы, и покончить со всеми и сразу раз и навсегда. Чтобы ничего и никого не осталось. Или все-таки не добить… кого-нибудь и на этот раз. Я подумаю. — Ну зачем… — В очередной раз поняв бесполезность их вечного спора, Лилис замолчала, поджав губы. Насчет «скучной» Белладонна могла бы и прикусить язык, помня о совсем еще недавнем — изуродовавшие ослепительно-белую кожу ледяной ведьмы кровоподтеки пока не зажили, а желто-лиловые синяки под глазами лишь с помощью магии скрыла густая подводка. — Когда все враги перебиты, бесповоротно и окончательно, становится скучно. Впереди вечность — и ничего интересного, — не унималась Белладонна, с почти прежней легкостью закинув ногу на ногу. Знакомый, слегка (или нет) сумасшедший огонек все ярче разгорался в холодных голубых глазах. — Всегда надо дать кому-нибудь уползти, еле живому, израненному и потерявшему родных и любимых. Дать окрепнуть и собрать силы… для еще одной, столь же обреченной попытки! «А вдруг какая-то из них в конце концов удастся? Неужели никак не найти других дел и развлечений в подвластном тебе мире? Может быть… поискать новые?» Хотя нет, не стоит ничего искать, и в Волшебном Измерении есть чем заняться. Они уже нашли один, когда сами были молоды, как и Магикс. И Мелькор чуть не убил их из-за… даже говорить не хочется, из-за чего. Эта мерзавка и лицемерка соврала ему, в лучших традициях того, чему они же ее и научили. А Гриффин с феей и магом заточили в Обсидиане. Лилис не сказала вслух уже неоднократно звучавшее из ее уст и не находившее поддержки. Ни к чему зря сотрясать воздух и раздражаться, она просто устроит все по-своему. На этот раз. И даже Белладонна не станет возражать — все пройдет почти так, как она хочет. — Тише, ты так кричишь, что мой барьер может не выдержать. — Лилис поджала губы, кивая на почтительно склонившего голову Саладина. Их старый заклятый друг сидел в первом ряду у подножия трона, тяжело опираясь на посох. — И пусть! — Белладонна по привычке резко встряхнула головой и схватилась за лоб, морщась от пронзившей голову и шею раскаленной стрелой боли. — Он прекрасно все знает или догадывается. И что мы ему позволим… благоразумно отступить в нужный момент. Как он всегда делает, потому что, как он учит своих курсантов, все битвы выиграть невозможно! — Ледяная ведьма издевательски расхохоталась. — Впрочем, даже если он вдруг решит… встать с колен, это ничего не изменит. Тем хуже для него, вот и все! И не только для него — кое-кто убьет для нас собственного сына. Как же ему не везет с этим… — Белладонна закашлялась, и замолчала, переводя дыхание, — а потом… — Нас? — нервно спросила Тхарма, так же, как и Белладонна, стараясь не делать резких движений. Повелительница бурь обожала все затеи старшей сестры, самозабвенно погружаясь в горячку битв, но свежие травмы или неприятные воспоминания заставили проявить несвойственное благоразумие. — Это было бы крайне досадно. — Лилис поднялась на ноги, гибко потягиваясь. Сестры удивленно переглянулись от ее небрежного спокойствия, словно речь шла о сущем пустяке. — Но нет. Наоборот. А потом… Увидите, к чему портить сюрприз? — Он не сможет… — разочарованно протянула Белладонна. Озарившее лицо ведьмы злорадно-животное удовольствие сразу погасло. — Сможет. — Лилис улыбнулась одними губами, мягко накрывая руки сестер своими. — Если я помогу. Ты только не мешай мне, Белладонна, умоляю. Хотя бы раз в жизни. Вы обе… не мешайте. Будет весело, вот увидите. Вам понравится. Повелительница иллюзий аккуратно, словно была обычным человеком, способным споткнуться и упасть с головокружительной высоты, спустилась по ступенькам и, раскинув руки, спланировала вниз, точно в центр огромной пентаграммы. Облако достающих до изящных каблучков волос окутало хрупкую фигурку в фиолетовом комбинезоне, на миг полностью скрыв из глаз. — Сейчас точно подходящее время для показа мод? — Белладонна прищурилась, критически оглядывая гибкую, как змейка, девушку в открывающем плоский живот лиловом топе и расклешенных брюках в тон. Копна невероятно густых каштановых волос оттягивала голову юной ведьмочки назад, угрожая переломить тонкую талию и частично скрывала суженое к подбородку бледное лицо с широко распахнутыми желто-карими глазами. Ласково-насмешливыми и наивными, как у всех первокурсниц, лишь слегка, почти совсем неуловимо изменчивыми.