Одна жизнь, одна смерть, одна тайна

I am the master of hundreds of workers. They all look to me. Can I abandon them? How would they live If I am not free?

Жавер всегда вспоминал одну ночь. Ночь, когда он попросил отставки, а ему отказали. Ночь, когда под утро в его маленькую квартирку постучал сам месье мэр Мадлен с глазами, горящими так, словно он пил, но совершенно трезвыми голосом и походкой. Мэр сказал тогда: — Прошу прощения за ночной визит, инспектор, но дело не терпит отлагательств. У меня к вам всего два вопроса, а после можете отдыхать. Жавер заверил, что слушает и готов служить месье мэру в любое время суток, хоть и не достоин этого теперь. Лицо месье мэра тогда исказилось в горестной усмешке. Он задал первый вопрос: — Представьте, что вы выбираете из двух зол. На одной чаше весов одна жизнь. На другой — благополучие… Нет, буду честен — средства к существованию сотен семей. Чем следует пожертвовать? Жавер колебался не более секунды. — Одной жизнью. Мэр кивнул и задал второй вопрос. — Теперь на второй чаше остаются эти семьи, а на первой оказывается правосудие. Один человек будет невинно осужден, другой избежит наказания. Что вы выберете тогда? Чем следует пожертвовать? — Семьями, — ответил Жавер, не колеблясь. — Закон превыше их судеб. Месье мэр жалко усмехнулся и кивнул. — Я знал, что вы так ответите, инспектор. Иначе и быть не могло. Я хотел бы сказать, что вы неправы и поступить наоборот, как я часто делаю, но я ведь поступлю наоборот так или иначе. Наполовину вы правы, Жавер. Как бы страшно мне ни было это признавать, — Жавер и спустя годы ясно помнил, как сломался тогда голос месье мэра, как он прижал к повлажневшим глазам тыльную сторону кисти, — вы наполовину правы. Месье мэр попрощался тогда и поспешно ушел, а на следующий день был суд над Шанматье. Этот человек ни черточкой не был похож на мэра Мадлена. Жаверу было сказано его начальниками, что это Жан Вальжан. Жавер подтвердил их слова. Когда он вернулся в Монрейль, то узнал, что у шлюхи, которую мэр забрал из-под ареста, правда есть дочь. Козетта. Мэр удочерил девочку по просьбе умирающей матери, а Жаверу не позволил уйти со службы. Они работали вместе еще долгие годы. Жавер так и не получил перевод в Париж — возможно, потому что ни разу не просил о нем. Месье мэр — его переизбирали раз за разом — уже постоянно отнимал у него мелких преступников и временами проходил по самой грани закона. Жавер больше никогда на него не жаловался. Месье мэр был старше и раньше Жавера стал немощен. Однажды ночью, душной летней ночью, когда цветет вода и пахнет горячим камнем даже больше, чем морем, в маленькую квартирку Жавера — он так и не сменил ее за все прошедшие годы — снова постучали. — Мадам? — растерянно встретил он дочь мэра. — Месье Жавер, прошу прощения за ночной визит. — Она запыхалась, глаза были заплаканными. — Папа очень хочет вас увидеть. Он, — женщина всхлипнула, — он умирает. Сказал, что не может умереть спокойно, пока не поговорит с вами. Пока не откроет вам одну тайну. Сердце замерло в груди. Жавер не хотел знать этой тайны. Он готов был отказать, закрыть дверь перед мадам Козеттой, но постоял молча несколько мгновений и сказал: — Я только надену пальто. Он уже не служил в полиции, пережив тяжелое ранение, оставившее его хромым, и не носил мундир. Месье мэр в постели выглядел ужасно — как, должно быть, все умирающие от старости люди, но он улыбнулся Жаверу, и показалось, не годы, а дни отделяют их от первой встречи. Или нет, не первой. От тех дней, примерно через год после суда над Шанматье, когда месье мэр наконец снова начал улыбаться. — Жавер, — сказал он тихо. — Вы пришли. Спасибо. — Я не хотел идти, — честно сказал Жавер. А потом еще: — Я знаю, в какой тайне вы хотите признаться. — В самом деле? — Месье Мадлен улыбался так, что Жавер вспыхнул от смущения, как бывало иногда в эти годы, когда он снова и снова чувствовал себя мальчишкой, хотя распекали его за то, что он считал однозначно правильным. — Да, — кивнул Жавер. Сел на край кровати. — Шанматье не был похож на вас ни черточкой, Вальжан. Жан Вальжан закрыл глаза. Жавер замер, испугавшись было, что он умрет прямо сейчас, но месье мэр — Жан — открыл глаза снова. — Если вы знали, почему… — Те, кто выше меня, сказали, что это Вальжан. — Жавер пожал плечами. — Я признал их правоту. Я всю жизнь ее признавал, месье мэр. Я просто хотел сказать, что понял — если вы решили открыть мне некую тайну, она могла быть только такой. Жан попытался найти его руку, Жавер, помедлив, сам сжал костлявую теперь кисть. Согласился с не произнесенным, читаемым в чуть лукавой улыбке: — Я лгу. Я талантливый лжец, месье мэр. В конце концов, я занимался этим тридцать лет. — Но и не лжете тоже, — голос Вальжана неожиданно ослабел, став тише дуновения ветра. — Я знаю, Жавер. Я понял. Пожалуйста, не… — Я не последую за вами, — пообещал Жавер. — Не раньше, чем меня приберет Господь. Посидел немного, слушая затихающее дыхание. Позвал мадам Козетту и прочую семью Вальжана. Ушел. Он стоял у парапета на набережной, когда рядом будто бы прошел высокий плечистый мужчина, шагая прямо по воздуху в море, в рассветные лучи. Обернулся, улыбаясь. Жавер посмотрел на него, отвернулся и пошел домой. Господь прибрал его только через пять лет. Но Жавер ждал их встречи каждый день.