I never asked for this

Фарида слишком хороша для Адама.

***

Она опирается на тележку, пока Адам рассматривает две абсолютно одинаковые, на её вкус, пачки хлопьев. У мужчины критерии выбора этих ультраобработанных продуктов куда строже, чем у неё, поэтому медовые звёздочки отправляются обратно на полку, а шоколадные мишки устраиваются рядом с остальными покупками. Фарида фыркает. — Надеешься собрать коллекцию игрушек оттуда? — Мне не хватает льва-пожарного, — отвечает Дженсен. Он приобрёл привычку закрывать глаза линзами при выходе из дома, и Малик не до конца понимает, серьёзен ли он или просто шутит над ней. Осталось определиться с ужином. — Может, паста? Карбонара. Или болоньезе, — девушка наигранно мечтательно закатывает глаза. — У меня был подчинённый, Луи. Так он говорил, что шаверма — лучший приём пищи. Полный набор нутриентов: белки, жиры, углеводы. И овощи, и мясо, и хлебная лепёшка. А если соус не на основе чего-то жирного, то получается почти здоровая пища. — Что-то в этом есть, — соглашается Фарида и смотрит в лист покупок. — Значит, капуста? — Маринованные огурцы ещё. Чесночный соус можно самим сделать. Специи вроде были, — Дженсен чешет в затылке. Он расплачивается и берёт покупки, пропуская мимо ушей предложение Малик помочь. Адам чуть ухмыляется, с лёгкостью выпрямляя над головой руку с тяжёлым пакетом, на что Фарида закатывает глаза. — Выпендрёжник. Но что-то приятное в этом есть. Джейк, её парень, даже не думал о том, чтобы самому нести покупки, открывать перед ней дверь или выпускать из лифта первой. Впрочем… Какая разница. Он был благодарен за те несколько дней, что Фарида провела в его мрачном жилище, наводя порядок в шкафах и в душе еле выбравшегося с того света мужчины. Но за этой благодарностью Малик отчётливо чувствовала желание Адама спровадить её куда подальше. Заставить вернуться в ту жизнь, где никогда не спящий Детройт щедро предлагает ночные развлечения и с радостью распахивает объятия перед молодыми непоседливыми девушками. В конце концов, уделить больше внимания своему парню! Фарида отмахивается, ехидно говоря, что Джейк взрослый мальчик и может сам себе разогреть то, что найдёт в холодильнике. И замечает усмешку. Приятно. Значит, Адам постепенно приходит в себя. Мама, которой запретили вставать с кровати, порывалась нанять помощников, чтобы снять тяжёлый груз рутинных обязанностей с плеч дочери. К тому моменту Фарида уже понимала, что семейный бюджет не потянет наёмных работников. И задорно усмехалась, шутила, чтобы маме было не так тяжело видеть дочь, взвалившую на себя обязанности старшей в семье. Ей некому было пожаловаться. Одноклассники вдруг стали казаться детьми, приписанный к ней социальный работник понемногу отстал, видя, что Фарида самостоятельно разбирается с проблемами. Учителя понимающе закрывали глаза на то, что она сбегает с последних уроков, чтобы подзаработать. Их медицинская страховка трещала по швам от стоимости лекарств, что уж говорить о стационарном лечении. Взрослая жизнь не спрашивала, готова ли Фарида, она просто ставила перед фактом и одна за одной навешивала всё новые обязанности. И сейчас, глядя на молчащего мужчину, она чувствует желание убедиться, что все её усилия не пройдут даром. Что если она легкомысленно бросит Адама наедине со своими мыслями, умчится ради предложения Джейка полетать над пустыней, то не вернётся к тому же, что увидела в первый раз: пустому взгляду в стену, покрывшемуся плесенью ужину и ополовиненной бутылке виски. У Фариды было не так уж много друзей. Были приятели, такие же любители острых ощущений. Любимые и не очень родственники. А вот тех, с кем можно поболтать, пока нарезаешь мясо для шавермы, уютно посидеть, без лишней мысли устроив голову на совсем не холодном металлическом плече, посмеяться над стендапом вместо надоевших новостей, — мало… Джейк бы явился поздней ночью, совершил налёт на холодильник, оставив грязные тарелки в раковине, и заснул бы на диване под программу о британских лётчиках. Адам моет за ними посуду, спрашивает, будет она чай или кофе, а если кофе, то с молоком или сахаром. — Адам… — Фарида набирает воздуха в лёгкие и чуть прищуривается. — Можно я у тебя переночую? Дженсен прекращает уплотнять кофейную таблетку в холдере и оборачивается. — Что случилось? — Мы немного повздорили с Джейком, — Малик заламывает пальцы и неловко улыбается, словно провинившийся ребёнок. — Ну, это я ему наговорила, хм, всякого. Я вообще думала в отеле переночевать, пока он не остынет, но, сам понимаешь, пока Шариф экономит на всём, на чём можно… Адам молча переводит взгляд с неё на свою квартиру. — Извини, я совсем обнаглела. — Фарида поднимается с дивана. — Наверное, я лучше… — А? Нет, конечно, оставайся. Это даже не моя квартира. Она буквально для работников Шариф Индастриз. — Мужчина неловко улыбается в ответ и запускает кофемашину. — Сейчас постелю тебе. Девушка с готовностью собирает подушки с дивана, но Дженсен мягко останавливает её за запястье. И пальцы у него совсем не холодные. Он уходит в спальню под гудение кофемашины, и приятное тепло поднимается из груди Фариды к щекам, окрашивая их румянцем. — Э-эм, Фарида, если что, я уже попросил администратора заменить зеркало. Только там никак с доставкой не разберутся. Но осколки я убрал, не переживай, — приглушённо доносится из соседней комнаты.

***

В спальне Адама темно и прохладно, свежее постельное бельё приятно пахнет кондиционером. Он дал ей нераспакованную зубную щётку и чистое полотенце, помялся на пороге, о чём-то размышляя, но ограничился тихим пожеланием спокойной ночи. Фарида ворочается в кровати, слыша, что в соседней комнате всё ещё включён телевизор. Она пытается заснуть, подложив руку под щёку, вслушивается в тихий перестук стальных пяток Дженсена по паркету и утыкается взглядом в стопку книг на прикроватной тумбочке. Надо же, Адам читает речи Дэрроу. Ей вдруг становится жутко интересно, какие у него улучшения. Но такой вопрос… Он интимный. Это как спросить у человека про его болезни, только наоборот. Сон никак не идёт. Малик садится, рассматривая обстановку спальни. На комоде у Дженсена стоит несколько открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления, согревающие сердце, — Адам заслуживает хотя бы такого пустякового внимания, он хороший человек. По соседству располагаются буквально баррикады из таблеток, из которых девушка узнаёт только обезболивающее. Хотя… Вот это вроде бы антидепрессанты. Фарида встаёт, подходит к окну. В ночном небе тревожно вспыхивают красные огни световых ограждений, переливаются всеми цветами радуги неоновые рекламные щиты. Во многих квартирах горит свет, на улицах мелькают тёмные силуэты. И всё это в тишине. Она отворачивается, и её взгляд падает на фотографии на рабочем столе, опущенные стеклом вниз. Малик проигрывает любопытству и осторожно поднимает одну из рамок. И тут же в груди всё сжимается от боли. Прямо на неё смотрит Меган. Живая, непривычно обычная без своего белоснежного жакета и непроницаемого лица руководительницы научного отдела. Она обнимает улыбающегося Адама, взлохмачивает ему волосы, а рядом позирует довольно вываливший язык Кубрик. Малик чувствует прилив стыда и кладёт фотографию обратно. Конечно, в компании все знали, как близки были руководители двух отделов. Шутили в курилке, что Дженсен себе пальцы отморозил о Ледяную королеву. Но это… Она словно вторгается в чужую жизнь. Ту, в которой взгляд Адама теплел от одного лишь присутствия доктора Рид. Ту, в которой он брал два кофе в кафетерии — для себя и для Меган. Ту, в которой, может, они и перестали встречаться и максимум пожимали друг другу руки на публике, но невооружённым глазом было видно, что Дженсен всё ещё предан гениальной учёной Шариф Индастриз, выше которой был только совет директоров. Шаги внезапно слышатся совсем близко к двери. Малик юркает под одеяло и замирает, притворяясь спящей. Но, к счастью, сквозь бешеный стук сердца в ушах она не слышит предательского поворота дверной ручки. Больше вставать ей не хочется, и сон приходит быстро.

***

Адам запивает таблетку антидепрессанта крепким кофе и, усевшись на диван, бездумно щёлкает каналы. Рядом с Малик остался его компьютер, разбитый зеркальный свидетель психической нестабильности и куча не менее личных вещей, но Дженсен думает только о том, удобно ли ей. Он постарался найти самое чистое постельное бельё, залез в недра шкафчиков в поисках запасной зубной щётки. Мужчина давно не принимал гостей и уже забыл, что им полагается. Может, постучаться и спросить? Это будет совсем странно. Вдруг она там переодевается или уже спит. А, чёрт, мог бы и выделить футболку. Наверное, на Фариде она висела бы как короткое платье, хотя у них совсем небольшая разница в росте. Мысли беспокойно роятся, но всё равно снова и снова возвращаются к девушке, занявшей его постель. Обычно он не оставлял женщин одних в кровати. До Меган у него было не так уж и мало встреч на одну ночь, не ведущих ни к чему серьёзному. Леди находили его на студенческих вечеринках, завязывали с ним лёгкую беседу, обильно сдобренную дешёвым алкоголем в красных пластиковых стаканчиках, а потом сам Дженсен увозил их в арендованную однушку, где ждало ещё больше выпивки. И тесная для широкоплечего кадета, но удивительно удобная для широкоплечего кадета и его пассии койка. Эти девушки накручивали локон на палец, лукаво улыбались, льнули к нему. И даже если они делали вид, что им нравятся широкие познания Адама в криминалистике, их глаза никогда не врали.

You know you're bright as the morning As soft as the rain Pretty as a vine As sweet as a grape

Фарида не была на них похожа. У неё был какой-никакой парень, любимая работа, хорошие знакомые, хобби. Улыбалась она искренне, а за золотыми искорками в глазах не таились боль, отчаяние и цинизм. Фарида ворвалась в его жизнь стремительным вихрем и распахнула окна навстречу солнечному дню. Фарида не знала, во что ввязывается. Под влиянием таблеток депрессия понемногу отступает, но сейчас, в холодном свете телевизора, кажется необходимым глубоко вдохнуть и добровольно погрузиться в её тёмные воды. Иначе Адам не сможет сделать правильных выводов. Не сможет подобрать тех слов, которые нужно сказать девушке, чтобы она тоже сделала правильный выбор. Адам не против ходить с ней по магазинам в поисках последней игрушки для коллекции. Приглашать на ужин после работы, с которой они оба будут приходить вовремя, а не как обычно. Может, в очень далёком будущем, которое сейчас кажется мечтой, вместе выгуливать собаку, которую он заведёт вместо Кубрика. И печатать совместные фотографии, которые не придётся опускать стеклом вниз. Дженсен тянется за бутылкой виски.

But who wants to live forever, babe?

Но правда в том, что за соблазнительными картинами мирной жизни ждут своего часа кровь, насилие и страх. Правда в том, что Шариф превратил его в машину для убийств. И эти стальные пальцы будут сжимать трахеи террористов, а не тонкие девичьи пальцы в беззаботной прогулке по набережной. Он устало откидывается на спинку дивана, прикрывает глаза, смешивая на губах горечь алкоголя, сигарет и старательно втолковываемых самому себе мыслей. Адам уже пережил один раз смерть женщины, которую любил. Пусть самым большим риском в жизни славной, доброй Малик будет полёт над пустыней, а не… Смерть во взорвавшемся вертолёте или что-то такое. Даже думать не хочется. Маленький прямоугольник в углу экрана сообщает, что уже далеко за три часа ночи. Дженсен встаёт и, чуть пошатываясь, подходит к двери в спальню. Останавливается там, прислонившись лбом к косяку для дополнительной опоры. Нет, всё это она услышит утром. Он снимает пальто с крючка, возвращается к дивану, кое-как накрывается. Подбивает подушку под головой и закрывает глаза.

It can't be said I'm an early bird It's 10 o'clock before I say a word Baby, I can never tell How do you sleep so well? You keep tellin' me to live right To go to bed before the daylight But then you wake up for the sunrise

Полоска солнечного света падает на лицо. Адам кривится, мычит и отворачивается к спинке дивана. Слышит, как Малик аккуратно пробирается мимо, но случайно наступает на скрипящую половицу. — Доброе утро, — хрипло произносит Дженсен, отбрасывая идею подремать ещё час-другой. — Прости. Уже более бодро девушка проходит на кухню. — Кофе? Дженсен потирает глаза и кивает. — Ты вообще спал? Он снова кивает, отбрасывает пальто в угол дивана. Садится, упираясь предплечьями в бёдра, и ещё яростнее трёт глаза, в которые словно песка насыпали. Пока она включает кофемашину и засовывает пару кусков хлеба в тостер, Адам уходит в ванную, захватив по пути чистую футболку из комода с надписью «вы одеты как чёрт». После быстрого холодного душа лениво чистит зубы, привычно рассматривая десятки своих невыспавшихся копий. Кое-как зачёсывает назад влажные волосы, вытряхивает на ладонь пару таблеток, запивает водой из-под крана. В соседней комнате уже пахнет кофе, и Дженсен идёт на запах как зачарованный. Благодарно кивает Фариде, отпивает из кружки, прикрыв глаза. Потом переводит на неё взгляд. «Нет. Остановись. Не смей». Но сейчас так приятно греет кожу солнце, пахнет кофе и жареным хлебом. И всё, о чём он думал несколько часов назад, кажется миражом, вызванным виски и бессонной ночью. В уютном тихом молчании он вдруг поднимает руку и мягко касается уголка губ Малик большим пальцем. Девушка замирает. Они так близко, что он чувствует на ней слабый аромат своего геля для душа. Вряд ли она использует духи, в замкнутой кабине вертолёта от них болит голова… — Паста осталась, — хрипло произносит Адам, стараясь звучать спокойно. Фарида вздрагивает, трогает губы и грубо, быстро стирает пасту тыльной стороной ладони. — У тебя зеркало разбито. Конечно я не заметила, — ворчит девушка. — Говорю же, я уже достал администратора просьбами его заменить, — пожимает плечами Дженсен. — Может, я им просто не нравлюсь.

***

Шариф в кабине разговаривает с кем-то на повышенных тонах, совершенно не обращая внимания на необычайно тихую Малик. Прикосновение стальных пальцев было удивительно нежным. И сам Адам выглядел… грустным. Может, просто не выспался? Фарида чувствует мучительную волну стыда из-за подсмотренных ночью фотографий. Нет, она не имеет права вмешиваться. Хорошего понемножку. Дженсен наверняка выдохнул облегчённо, когда она умотала на работу. Малик встряхивает головой, возвращая себе уверенность. Да, она обнаглела. Выгнала хозяина квартиры на диван, ну кому такое понравится! Сегодня же она серьёзно поговорит с Джейком. В конце концов, не может он вечно дуться на фразу «летаешь как беременная утка». Порой у него такое хрупкое эго, что Фариде только смешно становится. — Взлетаем, сэр, — бросает она через громкую связь и плавно ведёт на себя контролёр.

***

— Малик, срочно возвращайся! На фабрику в Милуоки напали, надо подбросить Дженсена, чтобы разобрался. Фарида не успевает даже шагу сделать из кабины, поджимает губы и резко ставит ногу обратно. — Дженсена? Он ведь на больничном. — Прикинь, да? Там что-то совсем серьёзное должно было произойти. От Ренессанс-центра до Шариф Индастриз меньше десяти минут полёта, и Фарида даже начать беспокоиться не успевает. На площадке её ждёт Дэвид, нервно расхаживая туда-сюда. Едва её «пчёлка» заходит на посадку, как он запрокидывает голову и упирает руки в бока. — Чёрт знает что творится, — бурчит Шариф вместо приветствия и, не успев сесть, уже набирает кого-то по телефону. — Не глуши «пчёлку», Адам будет через пару минут. — И вам добрый вечер, сэр, — бормочет Фарида, не нажимая кнопку громкой связи. Подслушивать не хочется, да и ноги затекли, так что она покидает кабину, оставив пассажирский отсек открытым, отходит на пару метров и лениво потягивается в плечах. Малик очень скоро замечает за собой, что то и дело посматривает на выход из здания. И не потому, что так торопится выполнить задание, а потому, что хочет увидеть Дженсена. Два месяца пролетели как один миг. Дэвид рвал и метал в попытках вернуть компании прежние лидерские позиции после нападения. Фарида не раз замечала, что он проваливается в сон, удерживаемый только ремнями безопасности поперёк груди, но отмахивалась от желания лететь дольше, чтобы дать боссу хоть немного отдохнуть. Он бы её не понял. — Адам, ты далеко от площадки? — нетерпеливо спрашивает Дэвид. И, получив ответ, тут же продолжает: — Хорошо. Спецназ хочет превратить это всё в показательный кошмар! Давай, жду тебя в вертолёте, сразу введу в курс дела. Шариф откидывает голову назад и протяжно вздыхает, глядя на пилота. Придвигается ближе к динамику. — Прости, Фарида. Обещаю, скоро дам тебе выходной вне очереди, — говорит он по внутренней связи прямо в наушники Малик, чтобы не перекрикивать гул двигателей. Пилот не верит, но показательно улыбается. Конечно, ей не сложно поработать четвёртый день подряд. «Только поспать дайте, желательно не на диване в офисе», — думает Фарида, а Дэвиду показывает большой палец вверх. И, чтобы не смущать начальство внезапной кислой миной, проходит к хвосту «пчёлки», где Шариф не сможет её увидеть. По плечу сзади ненавязчиво похлопывают, и Фарида от удивления подскакивает на месте. — Чёрт! Напугал! — Малик смеётся, распахивая руки как бы для объятий, но быстро вспоминает о Шарифе и о нападении на фабрику. В итоге как-то неловко похлопывает его по плечу в ответ, уперев другую руку в бок. Мрачный, с чёрными от копоти адского пламени стальными руками чёрт лукаво улыбается и вдруг притягивает её к себе. Коротко обнимает, завершая дурацкое незаконченное движение Малик. Пальто, которое он удерживает другой рукой, щекочет ей нос тёплым, сухим табачно-древесным ароматом амбры. И нотками неразбавленного виски. А ещё озоном. Предвестником смертоносного тайфуна, который наверняка обрушится на фабрику после прибытия Дженсена. — И тебе привет, Фарида. Полетели?