Между светом и тьмой

      Карантир едет впереди братьев в полном молчании, игнорируя любые темы для беседы и не откликаясь на собственное имя. «Обиделся?» — слышит он по осанвэ, но и на это никак не отвечает, демонстративно если уж к кому и обращаясь, так к своему коню, который будто бы тоже был не в духе под стать всаднику. — Морьо, хватит уже! Ты обидчив как ваниарская дева, честное слово. Чем плох твой надел, может объяснишь? Сын Феанора багровеет от злости, но из последних сил упорно молчит, не позволяя себе разразиться бранью в пятый раз за весь путь. — Я вот в своих землях не нашел никого, кроме лесных зверей. — Звонко говорит Амрас, угощая сидящую вот уже какое-то время на плече белку очередным лесным орехом. — А у тебя произошла встреча с целым народом… — А правда, что их предводитель сказал, будто они хороши в кузнечном деле, — подначивает брата Куруфин, едко ухмыляясь, — и могут открыть тебе секреты, о которых ты даже не подозревал? — По-моему, Морьо говорил об общем деле. — Поддерживает общую забаву Келегорм. — Кажется, речь шла о торговле. — Да ты видел их? — Взрывается Карантир, бросив злой взгляд через плечо. — Целый выводок наугрим! Да еще и смели говорить со мной о каких-то там партнерских отношениях! Со мной! На равных! Да у моих дружинников чуть сердце не встало при виде этих низкорослых, наглых, чтоб их балрог драл… Дальше братья не слушали. Краснолицый весьма живописно описывал все то, что он желал встреченным во время осмотра земель гномам, не скупившись на сравнения со всеми созданиями Моргота разом и по отдельности, хотя фактически на тот период времени владельцем земель феанарион не был. Его нолдор только начали обживаться на новом месте, планируя строительство, которое требовало огромных затрат, в том числе и физических. Для крепости нужен камень, а для строительства — умелые руки. Жить за жалким частоколом сын Феанора явно не планировал, тем более, что целью каждого брата была защита территорий от врага, с которым они уже скоро планировали заключать письменное и насквозь лживое перемирие. — Объясните еще раз, зачем мы едем к этому дубине? — решает сменить тему Келегорм. — Ангрод уже сообщил нам слова мужа Мелиан, что еще нужно? Келегорм стойко отказывался называть владыку Дориата по имени и говорить о нем, как о самостоятельной личности. Либо муж Мелиан, либо какие-нибудь гадости, слушая которые у Маглоры только разыгрывалась мигрень. — Да, и кое-кто из нас уже высказал свою позицию на этот счет. — говорит старший феаноринг, глядя в спину Карантира, устроившего на переговорах в Митриме такой переполох, что еще чуть-чуть и случилась бы очередная резня. — Но Тургон сказал, что есть кое-что, способное нас заинтересовать. Передавать бумаге это опасно, а с осанвэ у него всегда было туго. — Очередная чушь, из-за которой хорошие кони сбивают подковы по этому бездорожью. — Куруфин ласково хлопает своего вороного по шее, спешившись. — А вон кстати и наша сплетница. Тургон уже ждал кузенов в назначенном месте, задумчиво пожевывая какой-то прутик. В его глазах была какая-то мрачная решимость, которая сразу не понравилась сыновьям Феанора, но то были мелочи, по сравнению с тем, что тот сообщил братьям. — Весь ваш расчудесный план с объединением против врага грозится полететь в бездну. Кто-то стал распространять слух о том, что произошло в Альквалондэ, и Тингол вновь зовет Третий Дом с визитом. — Тургон бросает раздраженный взгляд на беззаботное фырканье Келегорма, рассерженно дернув плечом. — Считаешь это ерундой? Так и до вооруженного конфликта недалеко! — С каких это пор ты стал так беспокоиться о наших с кем-то конфликтах, братец? — Тьелко, замолчи. — Отрезает Маглор, демонстративно встав между ним и кузеном. — Нам ссоры ни к чему. — С тех самых, как мы договорились об общей борьбе с врагом, братец. — Выпрямившись во весь рост, с вызовом в глазах отвечает сын Фингольфина. — С тех самых пор, как в лесу рядом с нашим лагерем стала ходить огромная, жуткая штуковина с длинным хвостом, покрытым каким-то острым гребнем, и я готов клясться на крови, что это зверушка Моргота, пришедшая по нашу душу! — Что? — Удивленно переспрашивает Маглор, недоверчиво нахмурившись. — Подожди, ты уверен? — Да, я уверен! — Отчеканивает Тургон, скрестив руки на груди. — Вам стоит связаться с вашим братом и выяснить, что тому известно о планах Моргота. Если, конечно, ему есть, что сообщить. — На что ты намекаешь? — Опасно сощурив глаза, говорит Куруфин, выступив вперед. — Что наш брат солжет? — Я намекаю, — буквально выплевывает ему в лицо сын Фингольфина, — что крайне сомневаюсь в его осведомленности. Если он до сих пор не сообщил вам об этой странной змее, значит ничего о том не знает, а это означает враг плетет сеть за его спиной. Чего и следовало ожидать. План обречен на провал. — Не суетитесь. — Маглор жестом призывает всех к молчанию, задумчиво закусив губу. — Остыньте и подумайте. Прежде всего, не стоит забывать о союзе. — Кано, — обращается к менестрелю Тургон, также легко и мягко, как когда-то в юности, — если встанет вопрос, на чьей стороне быть, если Тингол поставит ультиматум, у меня не будет выбора. Мой отец не отбросит дружбу Дориата, приняв союз с вами. Сомнения по поводу вашего плана до сих пор… — Да катитесь вы на все четыре стороны, мелкие гаденыши! — Вскрикивает Карантир, поддерживаемый Келегормом и Куруфином. — Стоило ожидать, что вы будете искать там, где теплее! Думаете, Тингол вам место в Дориате уготовит, где можно скрыться? Закатай губу обратно, он всего лишь жалкая крыса, прячущаяся под юбкой жены, и у него нет даже дееспособной армии, способной прийти на помощь! — Как бы то ни было, — спокойно отвечает Тургон, отходя к своей лошади, — решения в семье принимаю не я один. Возможно, ты прав, сын моего дяди, но также самоуверен. Более сказать мне нечего, будем надеяться, что война не придет в наши земли. По крайней мере, в ближайшее время.

***

С тех пор, как нолдор Первого Дома двинулись обживаться на новых землях, прошло достаточно времени, чтобы внимательно наблюдающий за своими подданными и их передвижениями Мелькор смог наконец явить одно из главнейших своих творений миру, никогда прежде не видевшего ничего подобного. Его существо, его детище превосходило все созданное прежде и Темный Вала испытывал истинное довольство, понимая, что это создание точно может повергнуть эльдар в самый настоящий ужас. Дракон, а именно это и было творением Бауглира, являясь творением тяжело контролируемым и смертоносным, слушался только своего создателя, который относился к нему с каким-то удивительным трепетом, как родитель относится к ребенку. Повелитель Волколаков сравнивал эту нежность с той, что испытывает владелец животного к своему любимому питомцу, и, лаского поглаживая одного из своих волков по черной шкуре, все же подумал о том, что привязанности делают слабее всех, даже самых сильных. И главной опасностью грозящей перерасти в слабость вполне мог стать этот нолдорский мальчишка, при виде которого руки Саурона так и тянулись к кнуту на поясе. Темный Властелин хотя и скрывал от пленника и свое детище и планы, лично повелел своим майар пустить слух среди эльдар про резню в Альквалондэ, дабы изолировать Первый Дом и не допустить объединения эльфов, использовал его умения во благо орков, заставляя обучать их ратному делу, и никогда не позволял феанариону одному отлучаться из крепости, все же вел себя не совсем так, как прежде. В его характере появилась крайне неудовлетворительная черта, пугающая и местами удивляющая. Уступчивость. Все началось с поблажек во имя великого плана и простого вожделения, а теперь кажется медленно перерастало в нечто напоминающее ухаживание. Они стали гулять по владениям Темного Властелина, о чем-то долго беседовать в библиотеке, а потом иногда выезжать и за пределы земель Ангбанда… Саурон знал, был твердо уверен, что такое общение не принесет ничего хорошего. И очередная сцена в саду, как раз незадолго до того, как планировалось заключать письменное соглашение и посылать гонцов в земли Первого Дома, в очередной раз убедило Повелителя Волколаков в том, что необходимо предпринять нечто серьезное. Маэдрос и Мелькор целовались. Сын Феанора был прижат к стволу дерева, колено Бауглира находилось между его ног. Черный Враг Мира, Темный Властелин и Изгнанник отдавался этому процессу с таким же жаром, с каким творил в подземельях или кузне, а отпрыск Первого Дома не менее жарко ему отвечал, вцепившись пальцами в длинные черные пряди у самых корней и схватив другой рукой за ворот коты. Саурон чувствовал возбуждение, азарт, страсть в воздухе, но если раньше такие чувства Мелькора к этому рыжеволосому нолдо его не беспокоили и даже забавляли, то сейчас ему казалось, что мальчишка использует чужое желание себе на пользу. И, кажется, не ошибся. — Почему ты такой упрямый? — С ухмылкой спрашивает Темный Вала, облизав припухшие от поцелуя губы. — Мы могли бы продолжить в более приятном месте. — Я уже говорил, что не собираюсь принимать поспешных решений. — В глазах Маэдроса что-то опасно вспыхивает и он ухмыляется не менее самодовольно, чем Мелькор. — И, должен заметить, люблю смаковать момент. Саурон чувствует лукавство и хитрость, соблазн и опасность сильнее любого волка. В этот момент блеск в глазах феаноринга напоминает ему блеск вишневых глаз Тхурингветиль, которая, уж в том мужчина не сомневался, не единожды проводила ночь в объятиях этого сукина сына, пользуясь выпавшей любой оказией, и помогала тому узнавать новости о жизни братьев, а на любые расспросы и даже угрозы лишь невинно хлопала ресницами и соблазнительно облизывала губы. Интересно, стоило говорить о том Повелителю? И почему Саурон до сих пор не сказал? Неужели и он способен на слабости и… уступчивость? Однако Маэдрос прежде всего сын Пламенного Духа, бунтарство и воинственность у него в крови, а значит долго притворяться не сможет. Только каков его план? Выведать секреты врага и передать братьям? Сделать Темного Властелина менее бдительным, а потом подло ударить в спину? Ответа Саурон не ведает, что безмерно его злит и он недовольно скалится, оголив острые клыки и продолжая наблюдать. — Так ты расскажешь мне? Мелькор тотчас стал серьезным и слегка отстранился. — Ты выдвигаешь слишком много условий, маленький принц. Один разговор — братские узы, а другой — нездоровый интерес к моим личным делам. — Ты доверяешь мне устанавливать мир между нашим родом и твоими существами, но показать свое детище не решаешься? — Вскидывает бровь Маэдрос. — Стоило ожидать. — Не нужно играть на моей симпатии, Ваше Величество, я и без того многое тебе позволяю и многим делюсь, хотя не стоило бы. — В черных глазах Бауглира начинает сверкать раздражение. В свое время все узнают о его великом творении, которое он будет хранить на крайний случай для устрашения и побед, если кто-то пойдет против него и его могущества, но нолдо был упрям, как в свое время и его отец. — Тем более, вряд ли тебе придется по нраву то, что ты увидишь. — Это после твоих-то орков? — Насмешливо тянет Маэдрос. Он должен знать, какой козырь в рукаве у этого Черного Врага Мира, и предупредить о том родичей до того, как Моргот решится использовать свое детище в деле. — Ты сам сказал, все строится на доверии. Мои передвижения, мои мотивы и даже, я порой более чем уверен, мои мысли перед тобой как на ладони. Значит, единственный, кто скрывает ложь это ты. Мелькор какое-то время молчит, глядя на принца в упор, после чего тяжело выдыхает, скрестив руки на груди. — Верно, я знаю, от чего такое любопытство. И, пожалуй, действительно проще его удовлетворить, чем утаивать. К тому же, рано или поздно это должно будет произойти. Саурон не верит своим ушам. Он собирается отвести этого мальчишку в логово Глаурунга. Следуя за своим наставником и этим проклятым выродком Первого Дома в одну из пещер, Повелитель Волколаков с трудом сдерживает гнев, глядя на то, как какому-то пленнику из эльдар доверяют то, что должно было быть секретом великого мастера и доверено лишь ему, лучшему и первому из учеников! Он ожидает любой реакции от феанариона, предвкушает его испуг или отвращение, но вместо этого происходит нечто совершенно невиданное. Вначале и вправду был испуг, будто рыжеволосый пленник просто оцепенел от страха, но в живых глазах, быстро преисполнившихся смелостью и любопытством, вскоре появился странный огонек, и Маэдрос пошел маленькими шагами дракону на встречу, который, слушаясь своего повелителя, покорно опустил голову на передние лапы и внимательно наблюдал за пришедшим гостем. — Смелее, — улыбается Мелькор, положив сыну Феанора руку на плечо, — погладь его. — Его шкура… — Изумляется Маэдрос, глядя на то, как переливается золотом черная чешуя дракона. — Знаю. — Не без самодовольства говорит Бауглир. — Похоже, ты ему нравишься, маленький принц. Глаурунг издает странный, урчащий звук, прикрыв змеиные глаза, когда нолдо легонько касается его морды. Легкая полуулыбка на губах Маэдроса отзеркаливается на лице Мелькора, которому льстила подобная реакция на его творение. Варда бы уже брезгливо сморщилась, выбежав из пещеры, а этот эльфийский принц смотрит смело, в его глазах живой интерес. Изгнанник буквально засматривается на гладящего дракона сына Феанора, и этот взгляд, который ранее можно было ловить лишь на Варде и ни на ком больше, заставлял Саурона опасаться еще больше. Он выходит из пещеры злой и рассерженный. Ранее не соглашаясь с миротворческим планом своего наставника, теперь Повелителя Волколаков волновало кое-что более серьезное. С этим идиотизмом надо было что-то делать. И вскоре выпала удача. В ту же ночь Глаурунг сбежал из пещеры, умудрившись порвать цепь, приковывающую его к каменной стене, и изловить дракона отправился сам Мелькор, а пока его не было Саурон придумал отличный план, как очернить любимчика своего Повелителя, подставив его. Ведь Маэдросу был запрещен вход в подземелье и он благоразумно туда не совался. Но это совершенно не означало, что на этом нельзя было сыграть хорошую партию.